Не располагая актуальными социально-демографическими данными о мобресурсах большинства народов, Всероглавштаб вынужден был пользоваться материалами, предоставленными еще в 1915 г. Военным министерством Российской империи Государственной думе и Совету министров, когда рассматривался вопрос о призыве на военную службу народов, освобожденных от воинской повинности. Соответствующая справка была подготовлена заместителю председателя РВСР Э.М. Склянскому[458].
Сохранившаяся переписка свидетельствует о том, что во Всероглавштабе вполне разделяли прагматичное и по-имперски высокомерное отношение к инородцам. Это неудивительно, если учесть, что большинство руководящих должностей во Всероглавштабе занимали генштабисты старой школы, включая и начальника – бывшего генерал-майора А.А. Самойло. Часть из них перешла с аналогичных должностей в административно-мобилизационном аппарате Военного министерства Российской империи. В циркуляре Самойло, разосланном 23 июля 1920 г. военкомам перечисленных выше округов, обращает на себя внимание специфическая лексика, более органичная самодержавной эпохе: «При обсуждении вопроса принять во внимание: 1) соображения политические, в силу которых милитаризация какой-либо группы ненадежного инородческого населения могла бы явиться опасной для государства; 2) условия географические и климатические, по которым привлечение той или иной группы населения к воинской повинности, не давая армии существенных выгод, сопряжено с огромными трудностями; 3) характерные физические и культурные свойства населения, в силу чего то или иное племя по своей дикости и физической слабости может оказаться совершенно непригодным для комплектования войск; 4) местные условия и обстоятельства, при которых общегосударственная польза, достигаемая временным освобождением какой-либо народности от воинской повинности, превышает невыгоды этой меры»[459].
Параллельно рассылке запросов были предприняты пробные мобилизации в некоторых местностях, где они не проводились никогда ранее, в частности в Калмыкии и в Туркестанском крае. Летом 1920 г. мобилизации граждан 1901–1885 гг. рождения последовательно проводились в Закаспийской, Самаркандской, Ферганской, Сырдарьинской, Семиреченской областях. Уже 22 августа в Туркестанском крае было зачислено в армию 28 296 мобилизованных, из которых 23 156 человек составляли лица коренных национальностей (в документах все они объединены под рубрикой «мусульмане»). К 1 ноября 1920 г. их число выросло до 29 499 человек (в войска было отправлено 25,6 тыс. человек)[460].
Одновременно продолжалось обсуждение самой возможности распространения воинской обязанности на восточные народы. В течение осени 1920 г. поступали ответы с мест. Большей частью они содержали отрицательные заключения. Так, Калмыцкий отдел при Наркомнаце ссылался на полную хозяйственную разруху Калмыцой степи и острую нехватку рабочих рук в связи с мобилизациями[461]. В ноябре 1920 г. Восточно-Сибирский окрвоенком сообщил, что развертывание призыва связано с «весьма серьезными затруднениями: дикость инородцев, незнание русского языка, заразные болезни, привычка к климату, инертность к восприятию социализма». Полагалось возможным призвать два молодых возраста оседлого населения и части кочевого (бурят, якутов, татар, тунгусов, карагасов[462], каченов и хакасов), но отсрочив призыв на полгода для проведения учета населения, его медицинского освидетельствования и политической подготовки.
В числе мотивов в пользу призыва называлась необходимость «успокоения русского населения», ожидавшего уравнивания народов в несении воинской повинности. Предлагалось для адаптации призванных первоначально содержать их в трудовых частях, в которых произвести отбор наиболее выносливых. Вообще, физической пригодности и физической выносливости окраинных народов к военной службе придавалось большое значение. Чтобы не оказывать шокирующего влияния на организм, предлагалось «призванных и принятых инородцев перемещать по параллели, а не в меридиональном направлении, так как это отзовется гибельно на их здоровье»[463]. В другой записке из того же округа отмечалось, что «инородцы Восточной Сибири (кроме бурят)… вследствие крайне низкой степени общего развития и усиления бродяжничества[464], являются неподготовленным и сырым материалом, требующим длительной обработки. В климатическом отношении веками приспособившись к определенным климатическим условиям, инородцы не могут безболезненно переносить перемену в климате, вызывающую в их среде массовые заболевания и смертность»[465].
Кроме сбора письменных мнений, Всероглавштаб 23 октября 1920 г. в Мобуправлении Всероглавштаба состоялось междуведомственное совещание по вопросу о призыве на военную службу инородцев Сибири под председательством начальника Мобупра Федорова. Высказанные участниками совещания аргументы против призыва значительно перевешивали мнение желавших начать его немедленно. Многие вспоминали недавний неудачный опыт самодержавия по привлечению инородцев Туркестанского края к трудовой повинности, приведший в 1916 г. к широкомасштабному восстанию. Представители всех ведомств (Наркомнаца, Наркомтруда, Политуправления РВСР, Центрального статистического управления) высказались за постепенный и индивидуальный подход к каждой народности, учет их социального и культурного развития, участие представителей народов и компетентных специалистов в решении о призыве, немедленную организацию воинского учета среди местного населения[466].
Между тем военно-стратегическая обстановка во второй половине 1920 г. коренным образом изменилась: осенью завершилась Советско-польская война, войска генерала П.Н. Врангеля были вытеснены в Крым и в ноябре окончательно разбиты. На Дальнем Востоке войска атамана Г.М. Семенова отступили в Маньчжурию. Весной 1920 г. советская власть была полностью восстановлена на Северном Кавказе. Красная армия вступила в Закавказье, установив советскую власть в большей части региона к концу 1920 г. Гражданская война близилась к завершению (собственно, современники датировали ее окончание именно 1920-м г.), и острая нужда в людских пополнениях миновала[467]. Уже в декабре 1920 г. на государственном уровне было принято принципиальное решение о начале поэтапного сокращения Красной армии. В 1920 г. интенсивность мобилизаций существенно сократилась. В течение последнего года Гражданской войны было проведено несколько частных призывов в Сибири, на Украине, на Урале, Туркестане, давших около 700 тыс. человек (против 1975 тыс. человек в 1919 г.)[468]. В марте 1920 г. был объявлен призыв молодежи 1901 г. рождения, отложенный ранее, давший войскам 256 тыс. человек[469]. Это был последний всеобщий возрастной призыв в период Гражданской войны.
На этом фоне обсуждение вопроса о призыве нацменьшинств приобрело несколько «академический» оттенок. По крайней мере, теперь оно уже не требовало срочных решений. Фактически многомесячное обсуждение темы в течение 1920 г. ничем не закончилось, поскольку в 1921 г. призывы в армию уже не осуществлялись, а, напротив, шло быстрое сокращение армии.
Летом и осенью 1921 г. в ответ на новый запрос Совета Труда и Обороны обсуждение с «главными военными начальниками окраин Советской Республики» возобновилось. Соответствующим военкомам вновь были разосланы вопросники фактически с прежними формулировками, но с акцентом на возможность использовать трудовой ресурс инородцев. Предлагалось «точно выяснить совместно с представителями инородцев, кто из инородцев может быть привлечен к военповинности, а об остальных войти с ходатайством о замене военповинности трудповинностью»[470]. На этот раз обсуждение носило еще более отвлеченный характер, поскольку в этот период вообще прекратились всякие новые наборы в Красную армию, а сокращение войск шло быстрыми темпами.
В целом в восточных областях страны до окончания войны комплектование Красной армии нерусскими гражданами не вышло за рамки добровольческой парадигмы. Здесь не сложилось условий для обязательного призыва, минимум которых можно охарактеризовать совокупностью политической лояльности населения, наличием работоспособных органов местного военного управления и постановкой персонального воинского учета. Напротив, даже в конце 1920 г. Всероглавштаб не получил вообще никаких отчетных данных из ряда крупных национальных регионов о состоянии военного учета и о проводившихся мобилизациях. В конце октября 1920 г. Совет Всероглавштаба вынужден был направить в Туркестан инспекционно-инструкторскую комиссию Мобупра, которой было поручено выяснить состояние работы военно-учетных органов, определить, «проводились ли до настоящего времени на территории Туркестана мобилизации… чьим распоряжением, на какой территории, какие возрасты призывались и какие результаты дала мобилизация…», а также возможность и условия осуществления мобилизаций в ближайшем будущем[471].
Интересно, что именно в это время было проведено максимально возможно точное в тех условиях обследование личного состава Красной армии, однако никаких следов его практического использования современниками найти не удалось. Речь идет о первой переписи РККА, состоявшейся 28 августа 1920 г. Чрезвычайно затянувшийся сбор (до конца 1920 г.) и обработка результатов переписи на фоне быстрого сокращения армии очень скоро сделали их неактуальными для органов военного управления. Однако для историка Красной армии статистические сведения, отразившие социально-демографический и этнический состав Красной армии на третьем году ее существования, безусловно, представляют большой научный интерес.