концентрацией было охвачено большинство народов, которым не были положены отдельные национальные части или соединения. Окончательно сформированными считались девять стрелковых дивизий: четыре украинские, белорусская, две грузинские и в основном армянская и азербайджанская. В докладе подчеркивалось, что эти воинские формирования построены «на общих для РККА основаниях», имели одинаковую с обычными соединениями организацию, проходили единую программу обучения, в связи с чем С.А. Пугачев делал вывод, что такие дивизии «можно считать по своей боеспособности равноценными номерным дивизиям Красной армии»[611]. Эти национальные формирования учитывались в оперативных расчетах Штаба РККА наравне с прочими соединениями Красной армии[612].
В то же время, говорилось в докладе, «некоторые национальности, до сего времени не привлекавшиеся [к военной службе], не могут быть призваны и сейчас» и «далеко еще не все существующие национальные части достаточно окрепли и в этих условиях не могут являться прочными кадрами для дальнейшего развертывания»[613]. Причиной этого следует считать: дороговизну содержания воинских частей, нехватку казарменного фонда на окраинах страны, слабую постановку военно-учетной работы на местах, неразвитость местных органов военного управления и, особенно, нехватку национального командного состава, первый выпуск которого из военных школ пришелся только на 1928 г.
В докладе С.А. Пугачева были сделаны предположения о возможном оперативном использовании национальных формирований. Если оставить за рамками украинские и белорусскую дивизии, которые мало чем отличались от «русских» соединений, национальные части, готовившиеся на Кавказе и в восточных регионах страны, имели «особое значение для наших восточных театров, где условия климата и горной местности диктуют формирование войск из местных контингентов, более приспособленных для службы на этих театрах…». Они рассматривались как «костяк для стратегического развертывания на этих театрах» (выделено мной. – Авт.), но при сохранении возможности использования их на любом другом театре «в качестве составной части РККА». Прозвучала мысль, которая уже неоднократно высказывалась военными специалистами: «Учитывая необходимость использования национальных войск в специфических условиях местности, признается целесообразным придать им организацию, которая бы отвечала требованиям подвижности, легкости, приспособленности к действиям в горах»[614].
Кадровые и материальные проблемы стали причиной коррекции пятилетней программы нацформирований в 1927 г. 5 мая обновленная программа была одобрена Политбюро ЦК ВКП(б), а 11 мая утверждена РВС СССР[615]. Фактически речь можно вести о принятии нового плана национальных формирований, поскольку отныне начало реализации скорректированной программы отсчитывалось с 1927 г., а окончание ее реализации было отодвинуто на 1933 г.
Замысел программы состоял в необходимости увязки плана нацформирований с планом подготовки национального комполитсостава, обеспечения реальной боеспособности национальных частей, установления правильного соответствия между штатами нацформирований, величиной национального региона и численностью его населения, а также утверждения единого командного языка (русского) во всей Красной армии[616]. Новая программа составлялась «в общем соответствии с общим планом военного строительства СССР, с экономическими ресурсами Военведа, с действительными возможностями отдельных национальных республик и областей»[617].
Политическая значимость национальных формирований по-прежнему объявлялась приоритетной: само их существование, утверждалось в обновленной программе, «служит логическим завершением национальной политики (выделено мной. – Авт.) Советского Союза»[618]. Как отмечал в 1927 г. журнал «Война и революция», несмотря на все трудности, «принципиальная необходимость национальных формирований вообще» несомненна, поскольку является политической задачей, «особенно в сравнении с периодом Российской империи, когда военное министерство так и не смогло всерьез подступиться к вопросу о призыве на окраинах империи»[619].
Обновленная программа фиксировала и новую политическую расстановку сил между центром и национальными политическими элитами. В подписанном 27 июня 1927 г. наркомом К.Е. Ворошиловым циркуляре РВС СССР об окончательном утверждении плана национальных формирований отмечалось, что охватить все республики «нет ни возможности, ни необходимости». Он категорически требовал придерживаться утвержденного плана нацформирований: «отказаться от новых его исправлений и изменений и в соответствии с этим прекратить ходатайства такого характера и содержания»[620]. Таким образом, если еще недавно национальные регионы без особых усилий добивались решений союзных властей о «своих» нацформированиях, то в 1927 г. на все возможные в будущем просьбы сразу был дан категорический отказ. Как показал анализ документов, принятый план действительно выдерживался в части сворачивания переговоров военного ведомства с национальными партийными и государственными элитами по поводу новых воинских формирований. Однако создание новых частей не прекратилось и продолжилось в рамках концентраций – внепланового сосредоточения красноармейцев-националов в номерных соединениях.
В июле 1927 г. по распоряжению наркомвоенмора К.Е. Ворошилова обновленный план нацформирований был разослан в военные округа. Он предусматривал три этапа: 1927–1929, 1929–1931 и 1931–1933 гг. Как следует из таблицы 10, для украинских, белорусских и закавказских частей уже не предусматривалось значительных организационных изменений. Для всех прочих, напротив, планировалось завершить формирование соединений. Наиболее сложная часть организационных мероприятий (формирование штабов, развертывание существующих частей и формирование новых) предусматривалась на последнем этапе – 1931–1933 гг. Из плана была исключена якутская часть, но зато были включены татарские и башкирские, уже фактически сформированные в рамках концентраций. Среднеазиатские формирования должны были объединиться в бригады смешанного национального состава. Численность закавказских и северокавказских формирований оставалась неизменной, но в отношении последних срок окончания формирования откладывался по сравнению с прежней программой на три года – до 1932–1933 гг., когда Северо-Кавказская кавалерийская школа горских национальностей смогла бы выпустить необходимое количество командиров из числа представителей горских народов[621]. Обсуждаемая перестройка нацформирований по типу горных войск на этот раз была реализована лишь частично, однако на деле все национальные части и соединения ККА и САВО, вне зависимости от их штатной организации, активно занимались горной подготовкой как одним из приоритетных направлений боевой подготовки.
Общая численность национальных формирований по обновленному плану составила 45 210 человек, или 8 % от общей штатной численности Красной армии[622]. Таким образом, целевая установка сократилась на 2 % по сравнению с первым пятилетним планом, утвержденным в начале 1925 г. Доля вновь формируемых частей (из среднеазиатских, северокавказских, поволжских, забайкальских народов) составляла теперь всего 12 280 против 27 462 по плану 1925 г. (таблица 10).
Таблица 10.Организация и штатная численность нацформирований по планам 1925 и 1927 гг.
Источник: РГВА. Ф. 9. Оп. 28. Д. 568. Л. 5–5 об.
На рубеж 1920–1930-х гг. пришелся численный и качественный рост национальных формирований Красной армии. В 1931 г. в статистическом сборнике ГУ РККА «Социально-демографический состав РККА», подготовленном отделом статистики ГУ РККА, отмечалось, что «качественный состав и степень боевой подготовки нацчастей можно считать значительно укрепившимися, сравнительно с прежними годами»[623].
По-прежнему подчеркивалось важное политическое значение национального сегмента РККА. «Национальные формирования Красной армии являются практическим осуществлением ленинских принципов национальной политики партии в строительстве вооруженных сил Советского Союза», – отмечалось в методическом материале для агитаторов и пропагандистов в журнале «Военный вестник» в августе 1930 г.[624]
Национальные части характеризовались достаточно высокой выучкой командного состава, насыщенностью партийно-комсомольскими кадрами. По мнению старшего инспектора ПУ РККА Шапошникова, подготовившего в 1928 г. доклад о развитии нацформирований, последние уже «заняли видное место в РККА и заметно влияют на степень ее общей боеспособности»[625]. В отчетном докладе наркомвоенмора в Политбюро ЦК ВКП(б) в июне 1929 г. сообщалось, что «в отношении боевой подготовки армянские, азербайджанские, грузинские, украинские и белорусские части мало чем отличаются от номерных частей Красной армии»[626]. И хотя в докладе Шапошникова отмечалось, что «про остальные этого сказать пока нельзя», на деле другие национальные части, прежде всего среднеазиатские, также подтягивали уровень боевой подготовки. Так, в декабре 1928 г. в резолюции Казакского (Казахского) ЦИКа отмечалось, что «темп и линия в национальном военном строительстве, которые в последние три-четыре года проводились на основе большой подготовительной работы, по строго рассчитанным и последовательно продуманным планам, в точном соответствии с экономическим и культурным ростом КАССР… являются единственно правильными и создали реальную осуществимость национальных формирований»