В таблицу 11 сведены наиболее важные социальные характеристики личного состава национальных формирований, представленные на общем фоне сухопутных сил и стрелковых частей Красной армии по состоянию на 1 января 1930 г.
Из материалов таблицы очевидно, что личный состав национальных формирований представлял собой очень разнородный социальный массив. В большинстве случаев представительство рабочего класса и уровень грамотности военнослужащих-националов был значительно ниже среднего по Красной армии, однако этот недостаток отчасти компенсировался высокой партийно-комсомольской прослойкой, означавшей, что в условиях добровольного набора в национальные части в них отбиралась лучшая, наиболее мотивированная молодежь.
Таблица 11.Характеристика личного состава национальных формирований РККА на 1 января 1930 г., в процентах
Составлено по: Характеристика личного состава Рабоче-Крестьянской Красной армии (социально-демографическая). Кн. 3. М., 1931. С. 159–165 (РГВА. Ф. 37837. Оп. 11. Д. 2. Л. 78-81).
На рубеже 1920–1930-х гг. ряд национальных частей получил боевое крещение, будучи использованным во внутренних и внешних вооруженных конфликтах. Так, Отдельный кавалерийский полк горских национальностей Северного Кавказа совместно с курсантами Кавалерийской школы горских национальностей участвовал в многочисленных операциях по разоружению горского населения и в борьбе с повстанчеством в горах Северного Кавказа. Бурят-Монгольский кавалерийский дивизион в 1929 г. хорошо зарекомендовал себя в боях во время советско-китайского вооруженного конфликта на КВЖД[628]. В 1932 г. этот же дивизион рассматривался руководством страны в качестве передовой советской воинской части для ввода на территорию Монголии в связи с крупным антисоветским восстанием, разгоревшимся в мае 1932 г., однако в этот раз политического решения о военном вмешательстве принято не было[629].
К началу 1930 г. перечень национальных частей и соединений выглядел следующим образом:
– Ленинградский военный округ: Отдельный карельский егерский батальон;
– Белорусский военный округ: 2-я и 33-я белорусские стрелковые дивизии;
– Украинский военный округ: 45, 96, 99, 100-я украинские стрелковые дивизии;
– Северо-Кавказский военный округ: Национальный кавалерийский полк горских национальностей Северного Кавказа;
– Краснознаменная Кавказская армия: 1-я и 2-я грузинские, Армянская, Азербайджанская стрелковые дивизии;
– Среднеазиатский военный округ: Отдельная (Сводная) узбекская бригада, Отдельная туркменская кавалерийская бригада, Отдельный таджикский горно-стрелковый батальон, Отдельный киргизский кавалерийский дивизион; Отдельный казакский (казахский) дивизион;
– Приволжский военный округ: 100-й татаро-башкирский стрелковый полк, кавэскадрон 34-й стрелковой дивизии, Татаро-Башкирский полк, Бурят-Монгольский кавалерийский дивизион;
– Казакский (Казахский) край: Отдельный казакский кавалерийский эскадрон[630].
Несмотря на определенные успехи в реализации программы нацформирований, на рубеже 1920–1930-х гг. наметилось принципиальное отставание программы от перспективного плана развития РККА. Более того, ее реализация в силу своей затратности мешала развитию других родов войск. Уже в марте 1927 г. Главное управление РККА высказывало мнение о том, что осуществление программы национальных формирований требует увеличения бюджетной нормы Красной армии либо перераспределения средств за счет других родов войск, в том числе технических – авиации, артиллерии, бронетанковых частей[631]. На технические рода войск в развитии РККА делался главный упор. В 1929 г. постановлением ЦК ВКП(б) от 15 июля «О состоянии обороны СССР» был намечен пятилетний курс развития Красной армии, направленный на ее «качественное усиление» вместо «количественного расширения». Особый акцент делался на планируемое многократное наращивание и усовершенствование военной техники и вооружений и развитие технических родов войск[632]. На этом фоне, как отмечалось в подготовленном в середине 1929 г. для Политбюро ЦК ВКП(б) отчетном докладе РВС СССР за период с мая 1927 по июнь 1929 г., «нацформирования на данном этапе вступили в противоречие с технизацией армии», поскольку необходимого числа подготовленных в техническом отношении кадров воспитать пока не удавалось[633]. В докладе отмечалось, что в рамках существующего лимита численности Красной армии без сокращения других войск завершить плановое строительство национальных частей не удастся. Поэтому РВС СССР фактически предлагал остановиться на достигнутой к середине 1929 г. численности национальных частей (34 054 человека), настаивая на том, что «дальнейшее развертывание плана нацформирований в данный момент ни в какой мере нельзя форсировать»[634]. Известно, что в это время списочная численность РККА составляла 628 472 человека[635]. Таким образом, списочная численность национальных частей достигла лишь 5,6 % от списочной численности РККА, вместо заявленных во второй пятилетней программе 8 %.
По данным отдела статистики ГУ РККА, на 1 января 1930 г. в национальных частях числилось 2826 лиц комначсостава, 6725 младших командиров и начальников и 25 388 рядовых красноармейцев, а всего – 34 939 человек[636].
Таким образом, уже на рубеже 1920–1930-х гг. национальные формирования постепенно утрачивают перспективу занять важное место в структуре Красной армии и начинают восприниматься обузой. Однако они еще не в полной мере утратили свое политическое значение. К тому же они были незаменимы в качестве института, позволявшего обучить военной специальности массы военнообязанных нерусской национальности, что было важно с точки зрения накопления военнообученного запаса в национальных регионах.
Именно этим обстоятельством объясняется не только продолжение развития нацформирований по пятилетней программе, но и продолжение практики концентраций, само существование которой подчеркивало несовершенство и несбалансированность системы национального строительства в РККА. Концентрации продолжались, даже несмотря на требования наркома по военным и морским делам придерживаться утвержденного в 1927 г. обновленного плана строительства нацформирований. К ним прибегали вынужденно, в связи с языковым барьером у новобранцев из национальных регионов, поэтому серьезной борьбы с ними не велось. Более того, благодаря тому, что с 1928 г. обязательный призыв, хотя и в ограниченном масштабе, был распространен на все народы СССР, с рубежа 1920–1930-х гг. практика концентраций получила новый толчок. Поток нерусских новобранцев в армию существенно возрос. Штаты национальных частей уже не удовлетворяли размерам этого потока. Например, в СКВО в 1932 г. по результатам призыва молодежи 1910 г. рождения в единственную в округе национальную часть – Кавполк горских национальностей Северного Кавказа – было зачислено 309 представителей горских национальностей Северного Кавказа и еще 155 – в национальную кавшколу. В то же время еще 638 горцев отправились служить в самые различные части округа – как в мелких национальных подразделениях, так и в обычных номерных частях. В отчете ПУ СКВО о призыве 1932 г. отмечалось как «обыкновенная» практика, что «обрусевшие горцы, жители городов и русских районов, которые хорошо знают русский язык, привыкли к условиям быта русских населенных пунктов… направлялись в части военкоматами наравне с прочими призывниками»[637].
Таким образом, в начале 1930-х гг. комплектование частей Красной армии новобранцами нерусской национальности, чей приток в войска возрос, проходило по трем направлениям:
– национальные части;
– смешанное комплектование без учета национальности;
– неотдельные национальные подразделения, созданные в порядке концентраций.
По состоянию на 1930 г. в составе РККА, только по неполным данным[638], в составе «обычных» войсковых частей имелось: 3 роты и 1 взвод удмуртов; 1 полк[639], 1 эскадрон и 1 рота немцев; 1 взвод белорусов; 1 рота украинцев; 1 полк[640], 1 батальон, 1 эскадрон, 14 рот татар; 7 эскадронов башкир; 3 роты и 1 батарея чувашей; 1 эскадрон казахов; 1 эскадрон горцев Северного Кавказа[641]; 1 рота поляков[642]. Таким образом, в порядке концентраций на этот момент укомплектовано национальным контингентом было как минимум 2 стрелковых полка, 1 батальон, 20 рот, 11 эскадронов, 1 батарея. Установить списочную численность этих частей и подразделений нет возможности, поскольку неизвестно, какие из них относились к кадровым частям, а какие – к территориальным; какие имели сокращенный состав, а какие – нормальный или усиленный. Однако, так или иначе, концентрации продолжали занимать заметное место в структуре национального сегмента Красной армии. Обращает на себя внимание наличие целых полков (татарского и немецкого), укомплектованных по этническому принципу, но официально не имевших национального статуса. Являясь изначально побочным, внеплановым, вынужденным мероприятием,