[801]. А в период стремительного наступления немецко-фашистских войск на Кавказ летом и осенью 1942 г. командованию Закавказского фронта, отрезанного врагом от центральной части страны, приходилось рассчитывать в основном на собственные силы.
Приведенные аргументы позволяют сделать вывод о том, что именно экстремально тяжелое положение на фронте в ходе весенне-летних сражений на южном крыле советско-германского фронта стало главным фактором сохранения закавказских национальных соединений как боевых единиц в составе действующих войск. Эти стрелковые дивизии (392, 406, 414-я грузинские, 89, 408, 409-я армянские, 223, 402, 416-я азербайджанские) не только не были расформированы, но приняли самое активное участие в событиях битвы за Кавказ (25 июля 1942 г. – 9 октября 1943 г.). Некоторые объединения (например, 44-я и 58-я армии Северной группы войск Закавказского фронта) и вовсе в значительной мере были укомплектованы уроженцами Кавказа. По данным советского историка Э. Мамукелашвили, удельный вес представителей нерусских народов в войсках Северной группы (по составу она приближалась к фронтовому объединению войск[802]) достигал 42,5 %[803]. В контрнаступлении войск Северной группы на северном берегу реки Терек в направлении Моздока, начавшемся 11 декабря 1942 г., одновременно принимало участие шесть национальных дивизий (223, 402, 416-я азербайджанские, 89, 409-я армянские, 414-я грузинская), не считая целого ряда соединений с преимущественно нерусским составом, но не имевших официального статуса национальных (151, 271, 320-я стрелковые дивизии, 9-й стрелковый корпус и др.).
В тяжелых условиях оборонительных боев не все национальные формирования проявили высокие боевые качества. Особенности менталитета бойцов, трудности фронтовой обстановки, недостатки в управлении и материально-бытовом обеспечении стали причиной более низкой боеспособности национальных соединений по сравнению с преимущественно славянскими по составу соединениями. Стрелковые части несли тяжелейшие потери, большинство из них к 1 января 1943 г. лишились 50–70 % своего личного состава. Так, в частях 9-го стрелкового корпуса, в значительной мере укомплектованных азербайджанцами, на 26 декабря 1942 г. оставалось лишь 246 активных штыков – 130 в одной бригаде и 116 в другой[804]. Некоторые дивизии (402-я и 320-я) попали в окружение и были смяты немецкими танками. Стрелковые подразделения легко поддавались пресловутой «танкобоязни». Потери частей 44-й армии оказались самыми высокими в декабре среди всех армий Закавказского фронта. Согласно донесению командарма-44 генерал-майора В.А. Хоменко, к концу месяца армия была фактически небоеспособной[805].
Часть высшего командного состава была склонна возлагать ответственность за неудачи на фронте именно на нерусский состав, придавая своим обвинениям политический оттенок. Так, командование Северной группы войск (СГВ) Закавказского фронта дважды напрямую обращалось к Верховному Главнокомандующему И.В. Сталину, настойчиво предлагая расформировать ряд армянских и азербайджанских национальных стрелковых дивизий как «неустойчивые» и «небоеспособные» или же переформировать их в стрелковые бригады сокращенного штата (по 4356 человек в каждой), предварительно отсеяв из них «неустойчивый элемент»[806]. В донесении Военному совету фронта и начальнику Генерального штаба 23 декабря 1942 г. командующий группой войск генерал-лейтенант И.И. Масленников охарактеризовал 416, 402, 223-ю азербайджанские и 409-ю армянскую стрелковые дивизии как «слабоманевренные, не стойкие и не способные к наступательным действиям»[807]. По его словам, «целые подразделения дивизий ложатся перед первым разрывом мины или снаряда. Поднять такие подразделения… тяжело», даже несмотря на массовые репрессии[808]. Далее Масленников недвусмысленно намекал на чрезмерное распространение воинских преступлений в национальных дивизиях, заявив, что «до 60 % ранений падает на ранения в левую руку»[809]. По свидетельству занимавшего в тот период должность председателя СНК ДАССР А.Д. Даниялова, подобное мнение было широко распространено среди комсостава и в беседах с ним «военные товарищи» часто «упорно доказывали неспособность к войне национальных формирований из народностей Кавказа и азербайджанцев»[810].
Такая точка зрения имела под собой определенные основания. Немецкие источники часто отмечают, что перебежчиками в этих боях становились в основном уроженцы Кавказа[811]. В дневнике командира одного из подразделений 111-й немецкой пехотной дивизии, действовавшего на северном берегу реки Терек, отмечалось, что в его расположение «при каждой возможности приходят перебежчики, главным образом, представители кавказских народов, не говорящие по-русски»[812]. Части Красной армии, укомплектованные кавказцами, немцы считали «явно неустойчивыми»[813], «имеющими невысокую боевую ценность по сравнению с „русскими“» частями[814]. В специальной справке германского Генерального штаба кавказские соединения не признавались «полноценными войсками» ни в плане материального оснащения, ни по качественным характеристикам личного состава[815]. Немецкие авторы отмечают, что группировка вермахта на северном берегу Терека (части 40-го танкового корпуса и особого корпуса «Ф») была незначительна по силам и потрепана предыдущими боями, однако выстояла натиск многократно превосходивших советских войск[816].
В то же время анализ обстоятельств боевых действий и методов руководства ими позволяет отчасти объяснить поведение части бойцов кавказских национальностей спешкой и шаблонностью в организации и осуществлении атак, недостаточной подготовкой и обеспечением боя, оборачивавшихся большими и ненужными потерями[817]. Так, в переговорах с командармом-44 генерал-майором В.А. Хоменко командующий группой войск генерал-лейтенант И.И. Масленников непрерывно гнал войска вперед, требуя наступать, «не оглядываясь на свой фланг и на тыл»; «Любыми средствами, не останавливаясь ни перед чем в репрессивных мерах, за ставить войска наступать…»; «Говорить об усталости [войск] и о необходимости смены новыми вредно…»; «Частям, не выполнившим свою дневную задачу, выполнять эту задачу ночью…» и т. п.[818]
Доминирование подобных установок подтверждают ветераны-участники тех боев. Б.Г. Тартаковский, бывший работник политотдела 7-й гвардейской стрелковой бригады 10-го гвардейского стрелкового корпуса, наступавшего вместе с национальными дивизиями 44-й армии, вспоминал следовавшие одну за одной неподготовленные атаки неразведанных позиций врага, приносившие огромные потери, но месяцами не дававшие результата. Бои на левом берегу Терека осенью и зимой 1942 г. их участники, прошедшие затем всю войну, вспоминали как «символ кровопролитнейших боев, бессмысленных ночных атак и тяжелейших потерь», «олицетворение самой сущности войны со всеми ее ужасами и бесчеловечностью»[819]. В то же время даже в штабе СГВ Закфронта признавали, что на национальную пехоту выпало очень тяжелое испытание. «Пехота у нас золотая, и все беды терпит она, – отмечал в одном из докладов начальник штаба Северной группы генерал-майор А.А. Забалуев. – Пехотинцы азербайджанской национальности смело шли вперед и не отступали перед танковыми атаками, но зачастую, без поддержки огня бронебойщиков, не умея должным образом применять противотанковые гранаты и бутылки, несли большие потери»[820].
Оценивая позицию Военного совета Северной группы войск в отношении национальных дивизий, Военный совет Закавказского фронта (командующий – генерал армии И.В. Тюленев, члены Военного совета – Л.М. Каганович, П.И. Ефимов), в состав которого также входили все руководители ЦК компартий закавказских союзных республик (Г.А. Арутюнов, К.П. Чарквиани, М.-Д.А. Багиров), квалифицировал ее как «грубую политическую ошибку»[821] и «по сути фашистскую»[822]. И.В. Сталин в конце концов встал на сторону Военного совета Закавказского фронта, в резкой форме потребовав от Масленникова: «Прекратите пререкания с Тюленевым и выполняйте его директивы»[823].
Участие в тяжелых боях не прошло для бойцов кавказских национальностей бесследно. С приобретением ими боевого опыта их политико-моральное состояние становилось более устойчивым. Оставшиеся в строю бойцы-националы, прошедшие суровую школу оборонительных боев 1942 г., постепенно возмужали, освоили русский язык и могли сражаться на равных с красноармейцами-славянами[824]. Документы фиксируют положительные качественные изменения личного состава национальных формирований. По выражению командира 276-й стрелковой дивизии генерал-майора И.А. Севастьянова, укомплектованной в основном грузинами, его люди «посуровели»[825]