равномерное распределение по войсковым частям пополнения из национальных регионов, чтобы «красноармейцы нерусских национальностей и не владеющие русским языком» не направлялись «компактными массами в одну часть»[992]. В итоге удалось добиться относительно равномерного распределения новобранцев коренных национальностей Средней Азии, Северного Кавказа и Закавказья по военным округам – от 3,3 до 13,0 % от общего количества призывников. Средняя насыщенность воинских частей новобранцами неславянских национальностей не превысила 6,0 %, а в западных округах (Западный особый, Киевский особый, Одесский, Ленинградский, Прибалтийский особый) достигла 8,6 %[993] (таблица 27).
Однако с учетом уже находившихся в войсках военнослужащих-националов их численность и удельный вес оказались значительно выше. На 1 января 1941 г. при общей численности личного состава войск пяти западных военных округов 1868,7 тыс. человек количество уроженцев Средней Азии, Закавказья и Северного Кавказа в них достигало 236,8 тыс. человек или 12,17 %[994]. При этом, как показано в таблице 28, сама по себе перенасыщенность воинских частей нерусскими военнослужащими усугублялась глубоким дисбалансом между составами военнослужащих в этих же военных округах.
Таблица 27. Сведения о количестве неславянского пополнения, направленного в Красную армию по итогам призыва 1940 г. (по состоянию на 5 февраля 1941 г.), чел.
Источник: ЦАМО. Φ. 32. Оп. 11313. Д. 22. Л. 58.
По итогам призывной кампании 1940 г. была издана директива заместителя начальника Генерального штаба генерал-лейтенанта Н.Ф. Ватутина от 3 января 1941 г. № У/1/571630сс, в которой отмечалось, что, вследствие недостаточно качественно проведенной приписки в округах с большим количеством национальных контингентов призывников (СКВО, ЗакВО, САВО, ПриВО и СибВО), «не все призывники были выявлены, а неграмотные, малограмотные и не знающие русского языка полностью не охвачены обучением»[995]. Отметим, что в общем по стране призыв 1940 г. дал достаточно качественное пополнение: лишь 85,2 тыс. (5,75 %) новобранцев оказались малограмотными и 1,9 тыс. человек (0,13 %) – неграмотными. Основная масса призванных имела образование от 4 до 6 классов (56,72 %)[996].
В 1941 г. при проведении в марте кампании допризыва[997] молодежь местных национальностей 1921 г. рождения не призывалась[998]. Однако в связи с объявлением 4 мая 1941 г. досрочного призыва граждан, родившихся в первом квартале 1922 г., постановлением СНК СССР за № 1210-499сс и директивой Генерального штаба КА № У/1/313 было предписано призвать также и граждан нерусской национальности 1921 г. рождения, но только из числа владевших русским языком[999]. Такие лица без ограничений направлялись на укомплектование воинских частей, дислоцировавшихся в западных военных округах. 3 апреля 1941 г. местным органам военного управления было дано циркулярное указание по реализации действующего мобилизационного плана МП-41, аналогичное предписанию о распределении молодого пополнения после осеннего призыва 1940 г. В частности, требовалось при проведении приписки к частям граждан нерусской национальности не допускать комплектования частей и подразделений военнообязанными одной национальности, одновременно добиваясь удельного веса русских не менее 50 %[1000].
Таким образом, обострение национального вопроса в рядах Красной армии в предвоенный период вызвало комплекс мер по административному регулированию притока нерусских пополнений в войска и распределения призванного контингента среди воинских частей.
Кроме масштабной проблемы языкового барьера, массовые призывы и экстерриториальное распределение молодого пополнения накануне войны выявили и физиологическую неготовность части призывников из южных республик к службе в суровых климатических условиях европейской части СССР. Как отмечал в июле 1940 г. в докладе заместителю наркома обороны армейскому комиссару 1-го ранга Л.З. Мехлису начальник Главного военно-санитарного управления Красной армии бригадный врач Е.И. Смирнов, у молодого пополнения, прибывшего в зимнее время в Орловский и Киевский особый военные округа, наблюдались тяжелые простудные заболевания, в том числе крупозная пневмония, нередко приводившая к смерти. Военврач отметил, что, помимо климата, на здоровье красноармейцев влияли не налаженный в связи с быстрым развертыванием новых частей быт (приходилось умываться на улице, подолгу на морозе ждать очереди в столовую и т. д.), а также упущения в обмундировании призывников («пополнение прибывало из южных районов зимой в летней одежде, подчас в тапочках на босую ногу»)[1001]. Предлагалось проводить комплектование пополнением из южных республик не зимой, а в начале осени, «чтобы бойцы могли привыкнуть к климатическим условиям места службы»[1002].
Таблица 28. Представительство народов Средней Азии, Северного Кавказа и Закавказья в командно-начальствующем, младшем начальствующем и рядовом составах в западных военных округах по состоянию на 1 января 1941 г.
Составлено по: ЦАМО. Ф. 7. Оп. 26. Д. 123. Л. 22-30.
Ознакомившись с докладом Смирнова, Мехлис поручил начальнику Главного управления РККА генерал-майору М.Г. Снегову учесть негативный опыт призыва 1939 г. и представить проект распределения призывников будущего призыва осени 1940 г.[1003]
Следует отметить, что если выше речь шла о призывниках нерусской национальности, то контингент военнообязанных старших возрастов в предвоенные годы оказался в массе своей не только не охваченным военным обучением, но и почти не изученным военными и государственными органами как мобилизационый ресурс. Только летом 1940 г. был запущен переучет и медицинское освидетельствование военнообязанных, в рамках которого первичным учетом были охвачены и граждане от 19 до 50 лет национальностей, ранее не состоявших на воинском учете[1004]. Армейская реформа конца 1930-х гг. почти не коснулась масс военнообязанных, пребывавших в запасе; многие из них вообще не прошли военной службы. Бывший председатель СНК ДАССР А.Д. Даниялов вспоминал, в частности, о дагестанцах: «К 1941 г. взрослое население гор мало владело русским языком. Исторически сложившийся уклад жизни, когда горцы без крайней нужды не выходили дальше своего аула, в лучшем случае района, являлся громадной трудностью при мобилизации горцев в действующую армию… Беда состояла в том, что кроме тех, кто прошел службу в армии до войны, горцы не умели обращаться даже с винтовкой. Что касается автомата, пулемета, миномета или гранаты, то они их просто не видели»[1005].
В предвоенные годы широкое распространение получил другой вид ограничений при комплектовании армии нерусскими призывниками – по так называемым политико-моральным соображениям. Политические ограничения на прием в армейские ряды – это новация именно второй половины 1930-х гг. Очевидным образом она была связана с развернувшейся эпохой большого террора, имевшего и свой вполне определенный этнополитический аспект. Поворот от дружелюбной национальной политики и плюрализма, которым славился Советский Союз первых лет своего существования, к этнической ксенофобии и подозрительности в национальной политике произошел в середине 1930-х гг. и был связан с обострением международной обстановки, растущим ощущением близости новой большой войны. Когда именно репрессивная политика власти приобрела отчетливый этнический оттенок, является предметом дискуссии. В литературе предлагаются хотя и явно вторичные, но хронологически точно маркирующие указанный поворот документы. В частности, в документах ЦК ВКП(б), адресованных Московскому городскому комитету партии, найдена ссылка на инструкцию НКВД № 132/64 от 13 августа 1934 г. о национальностях и их отношении к советской власти. В инструкции был приведен перечень национальностей, «враждебных» советской власти. Перечень был разделен на две категории. Первая – советские немцы, корейцы, финны, латыши, литовцы и поляки. Их следовало постепенно устранять с предприятий города, особенно с руководящих постов. В отношении второй группы (евреи, армяне, крымские татары, чеченцы, ингуши, осетины) требовалась повышенная бдительность[1006]. Документ не носил пока репрессивного характера, а лишь предупреждал органы власти о «неблагонадежности» ряда этносов. От него до начала национальных операций НКВД оставалось всего три года…
Описанный поворот не мог не отразиться на комплектовании Красной армии личным составом. В этот период был определен ряд национальностей, для которых вводились ограничения на военную службу, вызванные политическим недоверием к ним со стороны власти. В приказах наркома обороны о призывах в последние предвоенные годы приводились перечни национальностей, призыв которых либо приостанавливался, либо ограничивался. В конце 1930-х гг. к таковым относили граждан СССР по национальности: немцев, поляков, финнов, латышей, эстонцев, турок, греков и ряд других этносов. В мобилизационной документации предвоенных лет они отмечались в одном ряду с гражданами, репрессированными за контрреволюционную и шпионскую деятельность. В зависимости от места рождения и социального статуса представителей перечисленных национальностей, достигших призывного возраста, либо вовсе не призывали в армию, либо после призыва направляли в войсковые части внутренних округов или рабочие колонны