В свою очередь, молодежь местных национальностей Средней Азии и Закавказья 1927 г. рождения осенью 1944 г. также получила годичную отсрочку и до конца войны уже не успела призваться. Осенью в 1944 г. от призыва молодежи 1927 г. рождения по этой причине было освобождено около 130 тыс. призывников, что составило почти 10 % от всех призывников этого года рождения, состоявших на воинском учете (1360 тыс. человек), и около трети от всех освобожденных в этом году от призыва (всего было освобождено 501 тыс. человек, большинство из которых – учащиеся, студенты и работники оборонных отраслей). В то же время происходили частичные призывы молодежи указанных возрастов в интересах добывающих, промышленных и строительных наркоматов, то есть фактически речь шла о мобилизации рабочей силы по типу мобилизаций в рабочие колонны в 1941–1942 гг.[1216]
Введенная в октябре 1943 г. приостановка призыва местных национальностей Закавказья и Средней Азии в полной мере распространялась и на категорию военнообязанных (то есть лиц старших возрастов). Их обязательный призыв, в отличие от молодежи, более не возобновлялся до конца войны, хотя добровольные формы набора для них были открыты. Это был наименее качественный с точки зрения годности к военной службе контингент – как правило, люди, не обученные военному делу, физически слабые, не владевшие русским языком, неграмотные и малограмотные. По Закфронту по состоянию на 15 октября 1943 г. числилось 63 875 человек строевых и 86 442 человека нестроевых, а всего – 150 317 военнообязанных местных национальностей общего учета (то есть не забронированных за народным хозяйством) в возрасте до 50 лет[1217]. К окончанию войны этот показатель незначительно изменился, сократившись до 145,9 тыс. человек[1218]. В свою очередь, по САВО по состоянию на 1 июля 1944 г. числилось 385,7 тыс. человек годных к строевой службе военнообязанных, призыв которых в армию не осуществлялся[1219]. Таким образом, к концу 1943 г. по Закфронту и САВО число военнообязанных национальностей, чей призыв был приостановлен, в последний период войны превысило полмиллиона человек.
Постепенное происходившее в течение всей войны расширение перечня непризываемых этносов имело следствием дальнейшее усложнение терминологии, которой органы военного управления пользовались для их обозначения в руководящей и делопроизводственной документации. Она отражала дифференцированный подход государства к непризываемым этносам. С 31 октября 1943 г. директивой Генерального штаба и Главупраформа КА № Моб/2/4061 для военных округов и недействующих фронтов была введена форма регулярного донесения об остатках ресурса военнообязанных (форма ГУФ-1). Она включала в себя цифровые данные на две категории не призываемых по национальному признаку национальностей: 1) «призывников местных национальностей, временно освобожденных от призыва»; 2) «не подлежащих призыву по национальным признакам». В первую входили местные (коренные) этносы СССР, а во вторую – этносы, имевшие «материнский» этнос за пределами Советского Союза.
В дальнейшем терминология в нормативных документах только усложнялась. В постановлениях ГКО № 6784сс[1220] и 6786сс[1221] от 25 октября 1944 г., регламентировавших порядок очередного призыва граждан 1927 г. рождения, перечислялись три группы народов, не призываемых в Красную армию:
1) граждане 1927 г. рождения «местных национальностей, освобожденные от призыва» (к этой категории были отнесены: коренные народы закавказских и среднеазиатских союзных республик, а также Дагестанской, Кабардинской, Северо-Осетинской АССР, Адыгейской и Черкесской АО РСФСР);
2) «временно освобожденные от призыва до особого указания» (репрессированные народы СССР, а также поляки, чехи, словаки и польские евреи);
3) «совсем не призываемые» – советские граждане, этнически родственные народам, чьи государства находились с Советским Союзом в состоянии войны или были недружественны ему (немцы, венгры, австрийцы, румыны, болгары, китайцы, корейцы, турки, греки)[1222].
В постановлениях ГКО, в силу их целевого назначения (они касались только призыва молодежи очередного возраста), не упоминались военнообязанные старших возрастов «местных национальностей, освобожденные от призыва» (коренные народы закавказских и среднеазиатских союзных республик, а также автономных республик РСФСР на Северном Кавказе). Фактически это была четвертая не призываемая по национальному признаку категория граждан.
По состоянию на конец 1944 г. общую численность людских ресурсов (военнообязанных и призывников) коренных национальностей Закавказья, Средней Азии, Северного Кавказа и ряда других регионов, которые были выведены из процесса комплектования вооруженных сил, можно оценить не менее чем в 857,6 тыс. человек. Подчеркнем, что эти данные заведомо неполны, поскольку нет точных учетных сведений о численности военнообязанных и призывников так называемых зарубежных национальностей и ряда репрессированных национальностей. Наглядно эти данные можно представить в табличной форме (таблица 42).
Таблица 42.Непризываемые этносы по состоянию на конец 1944 г.
Итак, в течение Великой Отечественной войны Советское государство полностью или частично отказалось от комплектования рядов Красной армии всеми без исключения коренными народами Закавказья, Северного Кавказа и Средней Азии. Общее по стране число национальностей, не призывавшихся в армию по различным причинам, к концу 1943 г. превысило четыре десятка[1223] (включая полиэтнический термин «дагестанцы»). В этом отношении СССР приблизился к показателям дореволюционной России, где в армию также не призывалось несколько десятков этносов и групп этносов (метаэтнических общностей)[1224] (в советской литературе называлась цифра 45 народов[1225]). Более того, даже беглого взгляда достаточно, чтобы заметить много совпадений между двумя эпохами. Само по себе существование таких ограничений – очевидное свидетельство непреодоленных культурно-языковых, социальных, политических различий между господствующим русским этносом и многими народами, населявшими нашу страну. Однако, при схожих результатах, два государственных строя пришли к ним различными путями. Практика комплектования войск нерусским контингентом самодержавной России проявила себя инертной и ригидной, не склонной к поиску иного решения, кроме усиления нажима на русское население. Советская система, напротив, оказалась конъюнктурной и гибкой. Если большинство этносов из дореволюционного списка никогда не несли военной службы, априори считаясь неспособными к таковой, то политическая или культурно-языковая непригодность народов из аналогичного советского списка была определена и установлена практикой военной службы представителей этих народов, всевозможными опытами и экспериментами в этой области, и лишь затем на военную службу накладывались ограничение или запрет.
Анализ практики комплектования рядов Красной армии представителями нерусских народов СССР в годы войны позволяет сделать вывод, что она развивалась в двух направлениях. С одной стороны, получила дальнейшее развитие тенденция последних предвоенных лет, связанная с апробированным в 1939–1940-х гг. массовым призывом нерусских военнообязанных на военную службу. Эта мера, несмотря на издержки, сыграла важную компенсаторную функцию, заместив в первый и второй периоды Великой Отечественной войны[1226] дефицит славянских ресурсов в связи с оккупацией противником многонаселенных территорий Украины, Белоруссии и европейских областей РСФСР. Национальные регионы Советского Союза внесли свой весомый исторический вклад в дело Великой Победы над фашизмом.
С другой стороны, получило дальнейшее развитие ограничение приема в армию ряда этносов, которые по различным причинам считались руководством государства и вооруженных сил неподходящими для военной службы.
Эти противоположные по смыслу и содержанию тенденции отражали столь же противоречивые потребности воюющего государства: с одной стороны – критически важную необходимость быстрого возмещения невиданных ранее в истории войн потерь действующей армии. С другой – стремление государства отгородить армию от элемента, по тем или иным критериям признаваемого некачественным, небоеспособным, отрицательно влияющим на исход вооруженной борьбы.
Изменение стратегической ситуации на советско-германском фронте напрямую влияло на этнические акценты в комплектовании Красной армии. Неизменной оставалась роль станового хребта Красной армии, которую выполнял русский этнос, испытывавший демографическую перегрузку в течение всей войны. Под перегрузкой понимается превышение доли представителей этноса в армейских рядах (и как неизбежное следствие – пропорционально высокие боевые потери) над долей этого этноса среди всего населения Советского Союза. Кроме русских ряд других этносов также испытал в разные периоды войны довольно резкие перегрузки, носившие, однако, временный характер. В 1942 г. это были народы Закавказья; следом, в 1942–1943 гг., – народы Средней Азии; с середины 1943 г. повышенная демографическая нагрузка выпала на плечи освобождаемых народов – украинцев, к которым в 1944 г. присоединились белорусы, молдаване, жители Прибалтики. Тюркские и финно-угорские народы РСФСР, а также евреи, проживавшие в основном в тыловой зоне, в течение войны также активно пополняли ряды армии, но чрезмерных перегрузок не испытали.