В 1938 – первой половине 1941 г. мероприятия военного ведомства по подготовке и накоплению кадра комначсостава в значительно меньшей степени учитывали национальный фактор, чем раньше. В основном этот учет был связан с ограничительной политикой в отношении представителей ряда этносов. В предвоенный период был запрещен прием в военные училища уроженцев вновь присоединенных к СССР западных регионов: Западной Украины и Западной Белоруссии, Бессарабии, Северной Буковины, Латвии, Литвы, Эстонии[1305].
Сворачивание квотированного набора нерусских граждан в военные училища шло на фоне быстрого численного роста Красной армии и стало причиной растущей разбалансировки национального представительства между тремя категориями военнослужащих – командно-начальствующим, рядовым и курсантским составами.
Особенно наглядно этот тезис иллюстрируется данными таблицы 49, в которой представлено удельное представительство четырех самых многочисленных в Красной армии этносов – русских, украинцев, белорусов и евреев – в сравнении с остальными народами СССР в течение 15 лет. Материалы таблицы свидетельствуют о том, что максимально сбалансированными между собой удельные значения командно-начальствующего, рядового и курсантского составов у этой совокупной категории военнослужащих оказались к 1931 г., когда развитие национальных формирований и национальных военных школ достигло максимума (строка 6). В дальнейшем удельный вес рядового состава в этой категории военнослужащих рос, а командного и курсантского – сокращался, достигнув к 1941 г. трехкратной разницы. У четырех доминирующих в РККА этносов (русских, украинцев, белорусов, евреев) непрерывно росла доля комначсостава и курсантов, в то время как у остальных народов – доля рядового состава (столбцы 1–3 и 10–12).
Таблица 49. Соотношение русских, украинцев, белорусов и евреев с остальными народами среди личного состава РККА в 1926-1941 гг.
Составлено по: ЦАМО. Ф. 7. Оп. 24. Д. 17. Л. 7-117; Д. 87. Л. 1-39; Оп. 26. Д. 123. Л. 2, 21.
Таблица 50. Национальный состав курсантов военных училищ с 1.01.1931 г. по 1.01.1941 г.
Составлено по: ЦАМО. Ф. 7. Оп. 24. Д. 41. Д. 1 об.; Д. 125. Л. 151-152; Д. 167. Л. 3-4; Оп. 26. Д. 123. Л. 2, 21.
Материалы таблиц 49 и 50 демонстрируют быстрый рост численности курсантов средних военно-учебных заведений накануне войны. Ускоренный прирост численности курсантов финно-угорских и тюркских этносов РСФСР объясняется возможностью подобрать курсантов с относительно высоким образовательным цензом и хорошо владевших русским языком.
Полужирным шрифтом в таблице 50 выделены этносы, имевшие до 1938 г. свои национальные формирования. Хорошо заметны изменения в национальной структуре курсантского состава между 1936 г., когда еще существовали национальные квоты для приема в военно-учебные заведения, и 1940 г., когда квоты уступили место образовательному цензу.
Преимущество трех восточнославянских этносов и евреев в служебном росте по отношению к другим советским этносам можно объяснить наличием общей платформы, тесно их объединявшей, – русского языка – и готовности военнослужащих, представлявших три этноса (за исключением, собственно, русских), к максимальной русификации. Этот феномен этнополитического «компаньонства» с русскими и наличия в Советской армии «глубоко русифицированной национальной среды» справедливо отмечался в западной историографии еще в 1970-х гг., в частности Т. Раковски-Хармстоун и Э. Каррер д’Анкосс[1306]. Правда, исследователи того периода не обладали сколько-нибудь серьезной эмпирической базой для развития этого тезиса. Французская исследовательница Э. Каррер д’Анкосс, издавшая в 1979 г. труд, посвященный национальным проблемам в СССР, достаточно точно определила место русского языка в советских вооруженных силах как универсальный инструмент «переваривания» разных культур в армейском коллективе.
Статистическим способом объективное доминирование русского языка в источниках зафиксировано лишь однажды – переписью РККА 1939 г. Опрос военнослужащих о родном языке полностью подтверждает приведенные выше наблюдения об этносах-«компаньонах». Именно среди военнослужащих украинцев, белорусов и евреев насчитывалось наибольшее число лиц, отказавшихся от родного языка в пользу русского. Среди военнослужащих украинской национальности украинский язык назвали родным только 75,5 % военнослужащих, среди белорусов назвали белорусский 64,5 %, а среди евреев «еврейский» – лишь 21 %[1307]. Генетическая близость восточнославянских языков и широкое распространение общих разговорных форм (суржиков) делали языковой барьер между ними несущественным. Учитывая численное доминирование восточных славян и евреев в войсках, господство русского языка в Красной армии было безусловным. Однако в целом работал этот инструмент неравномерно. Благодаря политике коренизации, окончательный отказ от которой в масштабах страны произошел лишь во второй половине 1930-х гг., большинство неславянских этносов перед войной сохраняли низкий уровень русификации[1308].
Конечно, отказ от родного языка в пользу русского – лишь косвенный признак, указывающий на распространенность в данной этнокультурной среде жизненной стратегии, нацеленной на построение карьеры в общесоюзном пространстве. В реалиях советского (а до этого – российского) культурно-образовательного ландшафта значительно проще и быстрее было осуществлять карьерный рост в русской культурно-языковой среде. Принадлежность к ней объективно ранжировала военнослужащих, ограничивая служебный рост менее адаптированных инородцев (см. таблицу 51, в которой представлены данные на 1 января 1941 г.). Поэтому именно русские, украинцы, белорусы и евреи были представлены среди командно-начальствующего (офицерского) состава шире, чем среди рядового состава, а среди командиров, в свою очередь, доля русских возрастала по мере повышения воинских званий военнослужащих[1309].
Оценить национальный состав кадра командного и начальствующего состава Красной армии перед войной в абсолютных и относительных значениях позволяют таблицы 51 и 52, составленные по материалам Организационного управления Генерального штаба Красной армии. На 1 января 1941 г. Красная армия насчитывала по списку 3 866 760 человек, из которых лиц командного и начальствующего состава – 513 768 человек, младшего начальствующего состава – 575 473 человека, рядового состава – 2 517 321 человек, слушателей академий – 26 260 человек, курсантов военных училищ и курсов младших лейтенантов – 233 938 человек[1310].
Таблицы 51 и 52 подводят итог межвоенному этапу подготовки кадров РККА в этнонациональном разрезе. Они отражают состояние Красной армии предмобилизационного периода, когда численность армии за счет внеочередных призывов, учебных сборов и задержек демобилизаций была доведена почти до 4 млн человек. Как было показано выше, предвоенный прирост численности личного состава Красной армии был обеспечен за счет усиления мобилизационной нагрузки на все советские народы. Но распределение этой нагрузки было крайне неравномерным: как видно из приведенных данных, подготовка командного состава этих национальностей заметно отставала. Для тюркоязычных и финно-угорских народов, бурятов, а также жителей Закавказья разрыв между удельным весом командного и рядового состава (столбцы 2 и 6) по сравнению с 1931 г. (таблица 47) и 1938 г. (таблица 48) вырос в 2–3 раза, а для народов Средней Азии – в десятки раз.
Таблица 51. Списочная численность начальствующего состава Красной армии по национальностям на 1.01.1941 г., чел.
Составлено по: ЦАМО. Ф. 7. Оп. 26. Д. 123. Л. 2, 21.
Опережающий прирост численности командно-начальствующего состава относительно рядового состава отмечен только у семи этносов – русских, украинцев, белорусов, евреев, осетин, эстонцев и латышей (выделено в таблице 52 полужирным).
Таблица 52.Относительная численность личного состава Красной армии по национальностям на 1.01.1941 г. (в процентах)
Составлено по: ЦАМО. Ф. 7. Оп. 26. Д. 123. Л. 2, 21.
И совершенно не случайно большинство перечисленных народов относилось к лидерам по числу лиц мужского пола, обладавших средним и высшим образованием. Именно из этой категории населения перед войной рекрутировалась образованная молодежь для военных училищ, составляя подавляющую массу курсантов (таблица 53).
Таблица 53.Уровень образования мужского населения СССР по национальностям по Всесоюзной переписи
Составлено по: Всесоюзная перепись населения 1939 года: Основные итоги. М., 1992. С. 85–86.
Требования к социальным и образовательным характеристикам кандидатов в военные училища в предвоенный период были наиболее жесткими. Кандидаты проходили двойной отбор – в районных военкоматах или в воинских частях (если кандидат был военнослужащим), а затем держали экзамен в самом училище. Партийно-комсомольская прослойка курсантского состава училищ должна была составлять не менее 70 %[1311]. Значительное число слушателей и курсантов рекрутировалось из тех этносов, которые были наилучшим образом встроены в русскоязычную культурно-социальную среду, имели хорошую образовательную базу. И напротив, представительство в военно-учебных заведениях отстающих в развитии общего образования народов значительно сократилось, квотирование мест для них было отменено. Незнание многими выпускниками национальных школ русского языка ставило перед ними непреодолимый барьер для поступления в военные училища.
Именно в этом следует искать причину образовавшегося перед войной разрыва между численностью командно-начальствующего и рядового составов нерусской национальности. Среди младшего командного и начальствующего состава также доминировали три восточнославянских народа – русские, украинцы и белорусы (евреи в данном случае не составляли значительной прослойки). На 1 июля 1939 г. их совокупный удельный вес среди младших командиров составял 92,2 %, в то время как среди рядового состава – 86,6 %. У представителей народов Закавказья, Северного Кавказа и Средней Азии отмечалась противоположная тенденция – среди рядового состава их удельный вес достигал 5,2 %, в то время как среди младшего командного состава – только 1,8 %