[445]. Таким образом, в притязаниях на Бессарабию был задействован «украинский фактор», а не «молдавский», хотя украинское население Бессарабии составляло около 20 % (а также русское – 8 %), молдаване же составляли около 50 % ее населения[446].
Кроме Бессарабии в советской ноте шла речь о Северной Буковине, «население которой в своем громадном большинстве связано с Советской Украиной как общностью исторической судьбы, так и общностью языка и национального состава»[447]. Северная Буковина до 1918 г. входила в состав Австро-Венгрии и затем, вопреки решению Буковинского народного собрания, была аннексирована Румынией. Румынские власти проводили в отношении восточнославянского населения Бессарабии и Северной Буковины политику национального угнетения. Было закрыто большинство украинских библиотек, ограничен выпуск газет и книг, сокращено народное образование на украинском языке, ряд населенных пунктов был переименован по-румынски, украинцев заставляли брать румынские фамилии. При помощи фальсификации результатов переписей искусственно завышалась доля румын в населении Северной Буковины[448].
Правительство Румынии было вынуждено согласиться с требованиями СССР и передать ему Бессарабию и Северную Буковину. К 3 июля 1940 г. советские войска заняли эти территории. 2 августа Молдавская АССР была преобразована в союзную республику с передачей ей большей части территории Бессарабии[449]. Северная Буковина, северная (Хотин) и южная части Бессарабии (Буджак) были включены в состав Украинской ССР. Советская пропаганда провозгласила «освобождение Бессарабии от румыно-боярского ига» и «воссоединение молдавского народа» в качестве «новой победы сталинской внешней и национальной политики»[450].
Возвращение населенных украинцами и русскими территорий (Северная Буковина, Хотин, Буджак) в состав СССР следует оценить положительно – как воссоединение разделенных народов. Вопрос о вхождении в состав Советского Союза территорий, населенных молдаванами, также нельзя оценить негативно, хотя этот вопрос пока не может быть разрешен однозначно ввиду продолжающихся споров вокруг молдавской идентичности. В то же время перегибы в советизации Бессарабии и Северной Буковины, осуществленные в предвоенное время, оказали отрицательное воздействие на часть местного населения[451]. В июне 1941 г. из Молдавской ССР, Черновицкой и Измаильской областей УССР было депортировано 30 тыс. чел. из числа неугодного для советской власти «элемента»[452]. «Германский фактор» в решении бессарабского и буковинского вопроса проявил себя в основном в «добровольно-принудительной» репатриации 124 тыс. немцев из вновь присоединенных к СССР территорий в Германию[453].
Оценка реализации политических устремлений СССР в «лимитрофной зоне» была дана советской пропагандой в виде констатации «огромных побед внешней политики партии и правительства… обеспечившей свободную и радостную жизнь народам западных областей Украины и Белоруссии, Северной Буковины, Литвы, Латвии и Эстонии и значительно укрепившей границы нашей Родины»[454], а также увеличения демографического потенциала страны на 23 млн чел.[455]
Несмотря на такие заявления, власти СССР не доверяли новым гражданам страны. Так, 12 августа 1941 г. в Указаниях по отбору танковых экипажей, изданных ГлавПУР Красной армии, говорилось: «Подбирать людей, хорошо владеющих русским языком (русских, украинцев, белорусов)», однако «в состав боевых экипажей не включать: призванных из западных областей Украины и Белоруссии, Прибалтики, Бессарабии и Северной Буковины»[456]. По некоторым сведениям, в начале Великой Отечественной войны в Красную армию не принимали добровольцев из Латвии[457].
Еще один аспект международных отношений в предвоенный период, который косвенным образом отразился на взаимодействии интересов СССР и Германии, – военно-политическое противостояние Советского Союза и Японии. В октябре 1936 г. Германия и Япония подписали Протокол о военно-политическом сотрудничестве, через месяц переросший в «Антикоминтерновский пакт». В июле 1937 г. Япония начала агрессию против Китая. В том же году при помощи японских спецслужб во Внутренней Монголии был созван «Монгольский конгресс» и образовано прояпонское «автономное правительство»[458], которое возглавило созданное на территории центральной части Внутренней Монголии марионеточное государство Мэнцзян. Это образование наряду с Маньчжоу-Го могло рассматриваться как плацдарм для будущей «большой войны» Японии с МНР[459] – ближайшим союзником СССР. Советская пропаганда отмечала, что «японское командование придает большое значение вопросу об объединении монгольских ламаи[с]тов и японских буддистов»[460]. Действительно, японская разведка и военные пытались использовать в своих целях идеологию панмонголизма. Япония призывала все народы монгольской группы, в том числе бурят и калмыков, к созданию единого монгольского государства, при этом пропагандируя культурную и расовую близость монголов и японцев[461].
Напряжение советско-японских отношений вылилось в вооруженный конфликт у озера Хасан в июле – августе 1938 г. Призывы «уничтожить врага» были воплощены советскими воинами в жизнь: японцы были отброшены на территорию Маньчжоу-Го. В то же время советская пропаганда стремилась отделить «правящую верхушку» Японии от ее народных масс, которые якобы были «не заинтересованы в войне с Советским Союзом»[462]. С мая по сентябрь 1939 г. развернулся широкомасштабный вооруженный конфликт на реке Халхин-Гол между СССР и Монголией с одной стороны и Японией и Маньчжоу-Го с другой стороны. После этого конфликта советско-японские отношения постепенно вошли в стадию относительной нормализации, которая ознаменовалась подписанием 13 апреля 1941 г. пакта о нейтралитете между СССР и Японией сроком на четыре года.
«Германский фактор» незримо присутствовал во время советско-японских вооруженных конфликтов. В июле 1939 г., в период конфликта на Халхин-Голе, представители МИД Германии сообщили советским дипломатам, что германские «отношения с Японией строятся на основе прочной дружбы, которая, однако, не нацелена против России»[463]. Подписание советско-германского пакта проходило в самый разгар этого конфликта, что влияло на позиции советской и германской сторон. На решение о вступлении советских войск в Польшу 17 сентября 1939 г. оказало воздействие подписание за два дня до этого соглашения с Японией о прекращении военных действий[464].
Таким образом, реализация политических устремлений СССР и Германии в «лимитрофной зоне» в 1939–1941 гг. фактически стала первым после 1918 г. опытом практического противоборства двух стран в сфере реализации национальной политики на смежных территориях.
Масштабность использования национального фактора в процессе реализации Советским Союзом своих устремлений в «лимитрофной зоне» была широкой. Этот фактор был использован в качестве основного инструмента обоснования присоединения Западной Украины, Западной Белоруссии, Северной Буковины и Бессарабии. В советско-финляндской войне финский национальный фактор был использован для придания войне статуса «освободительной». В присоединении Литвы, Латвии и Эстонии национальный фактор советским руководством задействован не был, однако проявился в том, что антигерманские настроения прибалтийского населения в некоторой мере позволили сделать вхождение Прибалтики в состав СССР более гладким.
Германия, которая рассматривала «лимитрофную зону» как особый регион («Промежуточная Европа»[465]), строила собственные планы на эти земли (кроме Финляндии и Бессарабии), в том числе пытаясь широко использовать национальный фактор. Однако ввиду необходимости урегулировать отношения с Советским Союзом Германия сознательно снизила свои геополитические аппетиты, согласившись на то, чтобы значительная часть «лимитрофной зоны» перешла под контроль СССР. Однако масштабность использования германским руководством национального фактора оставалась высокой в процессе «закулисного» взаимодействия с национальными организациями и диаспорами народов «лимитрофной зоны».
Вариативность национальной политики СССР в «лимитрофной зоне» была невысокой. В частности, советские органы власти не смогли развернуть в Прибалтике открытую антигерманскую пропаганду, на которую после заключения советско-германского пакта был наложен запрет. Пожалуй, единственным значимым проявлением вариативности политики стало использование молдавского и украинского факторов в процессе возвращения Бессарабии.
Германская национальная политика была достаточно вариативной, в том числе нацистское руководство корректировало свою политику после вхождения Западной Украины и Западной Белоруссии в состав СССР в 1939 г., вело мониторинг антисоветских настроений, усилившихся в Прибалтике в 1940–1941 гг.
Советская национальная политика в «лимитрофной зоне», с одной стороны, показала свою эффективность. Украинцы и белорусы, ранее претерпевавшие гнет со стороны Польши, получили возможность реализовать национальное бытие в рамках своей национальной государственности – УССР и БССР. Была сохранена национальная государственность прибалтийских народов, которая получила высший из возможных в СССР статус (союзные республики). Создание молдавско