Хотя в белоэмигрантской среде муссировались идеи о формировании антисоветской «русской армии» (во Франции в первые дни войны в качестве добровольцев для нее было зарегистрировано более 1,5 тыс. бывших белых офицеров[945]), это начинание в первый период войны воплощено в жизнь не было. Гитлер издал приказ о недопущении русских эмигрантов, как «великорусских шовинистов», в оккупированные области. Белогвардейцы, по мнению «фюрера», были «опаснее для Германии, чем коммунисты»[946]. Тем не менее в ноябре 1941 г., в условиях кардинального сокращения людских ресурсов Германии, штаб группы армий «Центр» разработал проект создания «русской армии» численностью в 200 тыс. чел., который был направлен Гитлеру. Ответа от фюрера получено не было, а в декабре того же года авторы проекта получили выговор от командующего ОКВ В. Кейтеля[947].
Несмотря на то что германские власти изначально не предполагали сотрудничество с тюркскими и кавказскими народами (приказ РСХА от 17 июля 1941 г. гласил, что «Германии не нужны азиаты, если даже они владеют немецким языком»[948]), к концу 1941 г. германское руководство изменило свое мнение, осознав необходимость заручиться поддержкой этих народов для борьбы с партизанами в Крыму и реализации наступления на Кавказ[949]. 20 декабря 1941 г. Гитлер дал официальное согласие на создание в германской армии частей («легионов») из представителей тюркских и кавказских народов. С декабря 1941 г. по июнь 1942 г. в специальных центрах, расположенных в Польше и на Украине, из бывших военнопленных были сформированы четыре типа «легионов» – «туркестанские» (представители народов Центральной Азии), «кавказско-магометанские» (азербайджанцы, дагестанцы, чеченцы и ингуши), «грузинские» (грузины, осетины, абхазцы, адыгейцы, черкесы, кабардинцы, балкарцы и карачаевцы) и «армянские» (моноэтничные)[950]. Командирами «легионов» и их подразделений были как немцы, так и представители «титульной» национальности «легиона» либо оба на примерно равном положении[951].
Цель создания «легионов» изначально была скорее политической, чем военной: 27 марта 1942 г. министр иностранных дел Германии И. Риббентроп указал, что «использование кавказских воинских частей германской армии произведет глубочайшее впечатление на эти народы, когда они… узнают, что только им и туркестанцам фюрер оказал эту честь». О превалировании политического фактора говорит и то, что была установлена предельная численность «легионеров» – 1000 чел. Каждый «легион» был направлен на соответствующий участок фронта: «кавказские» – на Северный Кавказ[952], «туркестанские» – на астраханское направление с целью последующего продвижения в Казахстан и Среднюю Азию[953]. «Легионерам» сообщали, что они получили «права наравне с немецкими солдатами и должны… бороться вместе с вермахтом против большевиков»[954]. Так, целью «туркестанского легиона» было провозглашено уничтожение советской власти в Средней Азии и создание мусульманского государства под эгидой Германии[955].
«Легионы» получили «национальные» флаги и эмблемы. С их военнослужащими проводилась «политическая работа», в том числе распространялись лживые сведения, что «Кавказ уже занят немцами» и скоро «легионеров» отправят на «освобожденную родину». Оккупанты вели также провокационную пропаганду – например, что «советская власть выселяет армян в Сибирь», «расправляется с армянами так, как… немцы с евреями». Для «легионеров» организовывали экскурсии в Берлин, устраивали встречи с эмигрантами – лидерами национальных организаций, которые играли активную роль в формировании и пропагандистском обеспечении «легионов» (например, узбекский эмигрант В. Каюм-хан). «Легионеры» принимали присягу «перед Богом и Адольфом Гитлером», давая обещание «бороться за дело фашизма против большевиков»[956].
В августе 1942 г. «кавказско-магометанский легион» был переименован в «азербайджанский», а из представителей горских народов был создан «северокавказский легион». Тогда же был сформирован «волжско-татарский легион», в составе которого была поволжские татары, башкиры, мордва, марийцы, чуваши и удмурты. Во второй половине 1942 г. на фронт было отправлено в общей сложности шесть туркестанских, три северокавказских и по два азербайджанских, грузинских и армянских «легиона»[957].
Некоторая часть коллаборационистских формирований старательно служила оккупантам. Однако многие оказались ненадежными. Советская разведка отмечала, что в русских, украинских и белорусских подразделениях «много насильно мобилизованных, не желающих воевать». Личный состав таких формирований сравнительно легко поддавался контрагитации со стороны советских партизан. Так, в Орловской области из Тарасовского и Шемякинского[958] полицейских отрядов на сторону партизан перешли 154 полицейских. В русском «добровольческом батальоне», действовавшем в полосе Калининского фронта, 4 февраля 1942 г. командир 3-й роты эмигрант Сакерич был убит советскими разведчиками. После этого коллаборационисты – старшина Морозов и рядовой Дроздов – убили командира взвода Мещерского, провели митинг и перевели роту на советскую сторону[959]. В Смоленской области были отмечены случаи перехода полицейских к партизанам[960]. В районе Витебска к партизанам во время боя с оружием в руках перешли 13 украинцев (бывших военнопленных) из карательного отряда[961]. В сентябре 1942 г. в Харькове были арестованы 37 украинских полицейских, которые подстрекали других «полицаев» к дезертирству[962]. В Запорожье в советском подполье принимали участие русские коллаборационисты. По советским данным, «предложения о выполнении ими заданий подпольной группы они принимали с большой охотой»[963].
Ненадежными оказались и другие «легионы». В октябре 1942 г. после того как из 3-го батальона «туркестанского легиона» дезертировала значительная часть солдат и командиров, батальон был расформирован. Из «грузинского легиона» еще по пути на фронт сбежали с оружием 170 чел., а по прибытии на фронт, 10 октября 1942 г., часть «легионеров» смогла перейти на сторону Красной армии. Из «армянского легиона» по дороге на фронт сбежали около 100 чел., а в ноябре 1942 г. на советскую сторону перешли 39 «легионеров». По данным советской разведки, осенью 1942 г. в Кетченеровском улусе Калмыкии отряд калмыцких коллаборационистов, получив оружие, вступил в бой с румынскими войсками. Дальнейшая судьба этого отряда была неизвестна[964].
Таким образом, масштабность использования германскими властями национального фактора при создании вооруженных формирований из представителей народов СССР в первые шесть месяцев войны не была широкой, на что влияли ограничения, наложенные нацистской политикой. Подразделения, созданные в вермахте («хиви», «Шума» и др.) фактически не имели «национального статуса». Национальный фактор использовался в основном только как один из инструментов вербовки в эти подразделения. В 1942 г. при создании «легионов», РННА, прибалтийских полицейских и охранных подразделений началось более масштабное использование национального фактора. Тем не менее оно имело по большей части формальный, пропагандистский характер. Так, «тюркские» и «кавказские» «легионы» были сформированы под «национальными знаменами», чтобы использовать этот факт в пропаганде среди представителей соответствующих народов в тылу СССР, а также подтолкнуть Турцию к вступлению в войну против Советского Союза[965].
Вариативность германской национальной политики в сфере военного коллаборационизма была невысокой. В первое полугодие войны нацистское руководство препятствовало созданию вооруженных формирований из числа представителей народов СССР. Когда наконец в конце декабря 1941 г. было официально разрешено создание «легионов», имевших «национальный статус», эти формирования были созданы только из числа представителей народов СССР, этнические территории которых не были оккупированы Германией. Создание «русской армии» в составе вермахта не было разрешено: так как ликвидация российской государственности для нацистов была главной целью в войне, военное сотрудничество с русским народом отвергалось. Не были созданы и «национальные армии» из числа представителей остальных народов СССР, которые оказались под оккупацией (украинцев, белорусов, прибалтов и др.). Германские власти опасались, что такие формирования могут выйти из-под контроля, стать плацдармом для национальной консолидации и борьбы за автономию или независимость.
Эффективность германской национальной политики в сфере военного коллаборационизма в первый период войны оценить сложно. Представляется, что значительная часть полицейских и «Шума» из числа представителей гражданского населения вступила в коллаборационистские формирования из корыстных интересов, а также из-за уверенности в крахе СССР. Значительная часть военнопленных, согласившихся вступить в «восточные формирования», «легионы» и пр., была вынуждена сделать это из-за невыносимых условий пребывания в нацистских лагерях.