[1119]). Оккупационные власти наблюдали, что эстонцы «не обращали… внимания» на советские листовки – очевидно, их содержание не вызывало доверия. Безусловно, в снижении эффективности советской пропаганды сыграли свою роль успехи вермахта в первый период войны. Так, к сентябрю 1942 г., после стремительного наступления германских войск на южном фронте, в Латгалии, где ранее отмечались просоветские настроения, советская пропаганда несколько «утратила позиции»[1120]. В то же время советские власти осознавали недостатки в своей пропагандистской работе на оккупированной территории страны и старались их исправлять.
В целом в первый период войны произошла эскалация политического противостояния в среде населения оккупированной территории: одна часть его осталась на стороне СССР, другая питала «национальные» устремления, третья была «прогермански» настроенной (численность этой группы уже к середине первого периода оккупации существенно сократилась), четвертая политически пассивной. Противостояние политических групп на оккупированной территории СССР несло в себе элемент «гражданской войны»: в первую очередь это касалось непримиримой борьбы между советскими партизанскими отрядами и коллаборационистскими формированиями, созданными оккупантами из представителей местного населения. Так, в Белоруссии советские партизаны даже к добровольно перешедшим на их сторону коллаборационистам часто относились недоверчиво и их расстреливали[1121].
Русское население оккупированной территории, а также украинское и белорусское население центральной и восточной частей соответствующих республик показало себя наиболее лояльным к СССР. Во-первых, Советский Союз мог восприниматься ими как свое «национальное государство» в условиях начатой до войны перестройки советской политики на «национальные рельсы», объявления русского народа государствообразующим, а других народов СССР – братскими ему. Такая политика вызывала поддержку не только русского населения, но и тех представителей других народов, которые позитивно воспринимали содружество с русским народом, его первенство как «старшего брата», а также – это касалось украинцев и белорусов – могли разделять и «общерусские» воззрения. Во-вторых, политика германских властей по отношению к русскому населению в негативную сторону отличалась от политики по отношению к другим этносам, что вызывало отторжение представителей русского народа и тех украинцев и белорусов, которые питали братские чувства к русским или «общерусские» воззрения.
Глава IIIПерелом в войнеПротивостояние национальной политики СССР и Германии на оккупированной территории Советского Союза в ноябре 1942 г. – 1943 г
§ 1. «Чувство русской национальной гордости»: политика СССР – усиление национальной составляющей
К ноябрю 1942 г. германские войска, развивая наступление на южном направлении, продвинулись до Воронежа и Сталинграда и захватили бóльшую часть Северного Кавказа. Здесь под оккупацией оказались полностью этнические территории адыгейского, черкесского, карачаевского и кабардинского народов, частично балкарского, калмыцкого, осетинского и ингушского народов. Контрнаступление Красной армии в районе Сталинграда, осуществленное в период с ноября 1942 г. по февраль 1943 г., привело к коренному перелому в войне. К апрелю 1943 г. советские войска освободили значительную часть оккупированной территории РСФСР. К концу декабря 1943 г. были освобождены Орловская и Смоленская области, Тамань, Левобережная Украина (включая такие крупные центры, как Киев, Харьков, Днепропетровск) и восточный край Белоруссии. Тем не менее в ходе всего второго периода войны под оккупацией оставалась значительная часть населения СССР: в марте 1943 г. – 33,8 %, в октябре 1943 г. – 24 %[1122].
В связи с переломом в войне советская политика на оккупированной территории страны перешла из «оборонительной» фазы в более активную. Количественные показатели пропагандистской работы на оккупированной территории страны были значительными. В 1943 г. началось издание советских газет для молодежи оккупированной территории – «Чырвоная змена» (Белоруссия), «Молодой партизан» (Белостокская область БССР) и Jaunais latvietis («Молодой латыш»). Продолжалось массовое издание и распространение листовок[1123]. Расширилась пропагандистская деятельность советских партизанских отрядов, в том числе в Прибалтике[1124]. Определенные успехи были достигнуты в сфере радиовещания[1125], в том числе 1 мая 1943 г. начала работу украинская передвижная радиостанция «Днiпро»[1126]. Подпольщики на оккупированной территории смогли смонтировать радиоприемники (например, до 250 шт. в Киеве)[1127], которые использовались для получения информационных сводок с «Большой земли».
Концепция советской национальной политики во второй период войны претерпела существенные изменения. В связи с осознанием того, что наиболее эффективно мобилизовать народ на отражение германской агрессии могут национальные чувства, и пониманием ведущей роли русского народа в войне главную позицию в советской политике занял русский национальный фактор[1128]. Он был распространен не только на собственно русский народ, но и на все другие народы СССР, которых призвали испытывать «чувство русской национальной гордости»[1129]. Понятие «русский», как и в предвоенный период, использовалось в наднациональном смысле, объединяющем все народы Советского Союза.
С усилением русского национального фактора было связано возрождение в СССР традиционной «державности». С целью подчеркнуть преемственность с Русской армией[1130] в РККА были возращены традиционные знаки различия – погоны, введено четкое деление военнослужащих на рядовой, сержантский, офицерский состав и генералитет, учреждены ордена и медали Ушакова и Нахимова, а также орден Славы, который был признан «преемником» Георгиевского креста[1131]. Был упразднен институт военных комиссаров, в результате чего РККА и ВМФ вернулись к традиционному для Русской армии единоначалию, а также ликвидированы политотделы в МТС и совхозах, на железнодорожном, морском и речном транспорте. Возрождались дореволюционные традиции в школьном образовании. Вместо «Интернационала» был введен новый Государственный гимн СССР, говоривший о «Великой Руси», а затем новые гимны союзных республик, в текстах которых были отражены понятия «братская Россия», «братский русский народ». Некоторым топонимам СССР, названным по именам советских и партийных деятелей, были возвращены дореволюционные названия. Широкий резонанс в Советском Союзе и за рубежом вызвало принятое 15 мая 1943 г. решение о роспуске Коминтерна – штаба «мировой революции». Эти реформы были расценены современниками как определенный откат от коммунистической идеологии[1132].
В соответствии с общими политическими изменениями в советской пропаганде на оккупированной территории превалирующее место заняли «священные национальные чувства, традиции русской истории и ее национальное величие»[1133]. Вместо определений «советский народ» и пр. стали шире использоваться «русский народ», «русские юноши и девушки», «русская земля», «русская честь», «национальное достоинство русского человека», а также говорилось о том, что «весь русский народ (не «советский народ». – Ф.С.) ведет жесточайшую борьбу с алчными ордами германского фашизма»[1134]. Обращение «колхозник» в пропаганде было заменено на «русский крестьянин», и селянам напоминали не о достижениях колхозного строительства, а о том, что «испокон веков русская земля кормила» его, а «деды и прадеды… напоили ее потом и кровью»[1135]. Задачей советских партизан была обозначена «защита русских людей», а население оккупированной территории призывали мстить «за каждую капельку русской крови», «за растоптанное счастье русских детей»[1136].
В материалах пропаганды прямо говорилось о национальном превосходстве русского народа над немцами. Учителей, работавших в школах на оккупированной территории, призывали препятствовать попыткам нацистов «вытравить из сознания нашего народа все русское», «онемечить русских ребят, уничтожить у них в зародыше всякое чувство национальной гордости». Поэтому каждый учитель как «истинно русский патриот» должен был развивать в детях «патриотические чувства, любовь к своей советской родине, к русскому народу, к русской национальной культуре». Пропаганда, направленная против «добровольно-принудительного» выезда населения оккупированной территории на работу в Германию, также использовала «русский фактор»: «Где хозяйничают немцы, там нет и не будет жизни для русского человека… Германия для русского человека – это кромешный ад». Потенциальным «остарбайтерам» сообщалось, что «немцы истребляют русский народ, губят его на германской каторге»[1137]. Апелляция к «советскому фактору» в пропаганде применялась в основном только в материалах, направленных на молодое поколение, которое воспитывалось в советское время