[1210] (очевидно, последнее и было главной целью изменений, за которые ратовал Гелен).
15 февраля 1943 г. Й. Геббельс дал указание привлечь к борьбе против СССР «любые силы на европейском континенте, включая… восточные народы». Для этого он потребовал исключить «все, что угрожает необходимому сотрудничеству», в том числе прямое или косвенное умаление достоинства этих народов, «особенно в публичных выступлениях или статьях», и подвергать пропагандистской атаке «только… Сталина и зверство большевистской системы». Недопустимыми были признаны «высказывания, что Германия будет строить на Востоке колонии и проводить колониальную политику, считая землю и население объектом эксплуатации»[1211]. Германские власти подчеркивали, что, если население оккупированной территории будет слышать такие заявления, станут напрасными «все… блестящие боевые успехи против Красной Армии и все… кровопролитие» вермахта[1212].
В рамках корректировки национальной политики германские власти в первую очередь осуществили ее «политизацию». Была развернута пропаганда политического «союзничества» между рейхом и народами оккупированной территории, их «общей борьбы против большевизма», после окончания которой «каждому народу будет обеспечено почетное место». Подчеркивалось равенство народов СССР по отношению к немцам и высокий политический статус первых на оккупированной территории – свои «вооруженные силы» (имелись в виду коллаборационистские формирования), «политические учреждения»[1213], «местное самоуправление»[1214]. Были созданы «национальные» общественные организации, к работе в которых привлекли лояльных к Германии националистов, не педалировавших вопрос об «автономии». В России эта деятельность осуществлялась через «службы восстановления», на Украине – организацию «Просвита», в Литве – «спортивные общества». Активно работали германские власти с молодежью оккупированных территорий СССР. Во второй половине 1942 г. при Министерстве по делам «восточных территорий» был создан отдел по работе среди молодежи, 1 августа того же года – Восточное управление молодежной организации НСДАП (Гитлерюгенд) с филиалами на Украине, в Прибалтике и Белоруссии[1215].
Во-вторых, оккупанты разработали и внедрили пропагандистскую концепцию «Новой Европы». Эта идея еще в 1920-х гг. муссировалась нацистскими идеологами[1216] и теперь была «реанимирована». Под «Новой Европой» понималось надгосударственное образование, которое предполагалось создать в послевоенной Европе под главенством Германии. В период войны доктрина «Новой Европы» была представлена как объединение всех европейских народов, включая народы оккупированной территории СССР, для борьбы против «большевистской угрозы». Войне против Советского Союза германские власти пытались придать «общеевропейский» характер, противопоставив «европейскую солидарность» Антигитлеровской коалиции[1217].
Повышение эффективности советской национальной политики во второй период войны вынуждало германские власти к усилению контрпропагандистских мероприятий. В первую очередь контрпропаганда была направлена на убеждение народов, проживавших на оккупированной территории СССР, в том, что Советский Союз не является для них Отечеством ввиду его «антинационального характера» (нацисты особенно старались дискредитировать советскую политику усиления русского национального фактора[1218]), репрессий в отношении национальной интеллигенции, «разрушения национальной культуры и образования»[1219], «геноцида народов СССР» (например, распространялась информация, что голод 1932–1933 гг. на Украине был специально организован большевистским правительством для уничтожения украинского народа)[1220]. В Прибалтике населению показывали германские фильмы о «зверствах ГПУ»[1221] и о том, как в Советском Союзе «зверски обращаются» с людьми[1222]. Среди польского населения широко распространялась информация о «большевистской кровавой бане в Катынском лесу»[1223]. Нацистская пропаганда также пыталась разрушить имидж Красной армии как освободителя народов оккупированной территории[1224].
Во-вторых, германские власти обыгрывали привычную для граждан СССР советскую и патриотическую риторику, придавая ей иной, извращенный смысл. Так, антипартизанская листовка, изданная в Белоруссии, гласила, что «истинные партизаны 1812 г. – [это] герои, которые боролись за интересы народа», в отличие от советских партизан, которые были названы «врагами народа». Листовка была подписана: «Патриоты освобожденной Белоруссии»[1225]. Оккупанты пропагандировали «дружбу народов» под владычеством Германии, в том числе организовывали гастроли агитбригад, состоявших из представителей различных национальностей (русских, украинцев, белорусов, татар и пр.)[1226].
В-третьих, дискредитация советской национальной политики была реализована с помощью провокационных методов. Так, в феврале 1943 г. в Могилеве была распространена брошюра, якобы сброшенная с советских самолетов «в связи с предстоящим 19-м съездом партии[1227]». Содержавшаяся в ней «программа» имела следующие пункты: «Государство должно именоваться не СССР, а «Россия»; должна быть ликвидирована диктатура евреев и Сталина; ВКП(б) должна лишиться положения правящей партии; колхозы должны быть заменены столыпинской системой; церковь должна пользоваться поддержкой государства; Красная армия должна быть реорганизована по образцу царской армии»[1228].
Корректировка германской национальной политики, по замыслу оккупационных властей, должна была предотвратить использование ее «слабых мест» советской стороной. 15 февраля 1943 г. Й. Геббельс указал, что «любой неправильный шаг… поможет советской пропаганде ссылаться на слова представителей Рейха о его целях по порабощению народов Востока». Поэтому был введен запрет на распространение информации о колониальных намерениях Германии, которая могла дать советской пропаганде «возможность утверждать, что Германия ставит народы Востока на одну ступень с неграми», а также публичное обсуждение «депортаций населения», которое могло быть использовано властями СССР для утверждений, что «Рейх планирует массовое переселение народов»[1229].
Политика в отношении русского народа во второй период войны получила более широкий размах. От военнослужащих вермахта требовалось добиться «совместной работы с русским народом в борьбе против большевизма», «убедить русских в своей правоте», с целью сделать превосходство нацистской идеологии перед коммунистической «совершенно очевидным». Оккупанты провели даже некое исследование «психологии» русского народа и сделали вывод о его высоком чувстве патриотизма, который признали необходимым использовать, чтобы «заставить русских поверить» в Германию[1230].
Германские власти дали указание прекратить открытую поддержку русофобии среди «нерусских» народов, направив их устремления на борьбу против Красной армии и советских партизан, но «не против русского народа». В пропаганде было проведено четкое отграничение русского народа от большевистской власти СССР[1231]. Национальные деятели, которые сопрягали «ненависть… к большевизму» с русофобией, были названы «врагами освободительного движения и агентами Москвы». Оккупанты объявили, что «русский народ сам является жертвой большевизма», так как «большевизм —…[интер]национальное явление»[1232].
Предыдущие русофобские настроения оккупантов и нежелание сотрудничать с русским народом на равноправной основе германская пропаганда теперь оправдывала тем, что немцы были «шокированы» увиденным в СССР. И только по прошествии «некоторого времени» германские солдаты якобы «научились отличать русский народ от большевиков», поняв, что «большевизм так же враждебен русскому народу, как и им самим»[1233].
Педалирование оккупантами «русского фактора» включало пропаганду местного самоуправления как атрибута «русской национальной самостоятельности», а также подчеркивание уважения к русской культуре и самобытности[1234]. Германские власти расширили издание пропагандистской литературы (так, только с июля по сентябрь 1943 г. объем материалов, опубликованных русской службой «Винеты», увеличился на 13 %)[1235], начали демонстрировать некоторые советские кинофильмы («Петр I», «Маскарад», «Свинарка и пастух», «Музыкальная история», «Аринка» и др.)[1236]. Использовался русский национальный фактор также в пропаганде, направленной на советских партизан, которых оккупанты укоряли за то, что они «несут горе и слезы русскому населению» и «сами русские жители называют их бандитами»