[1327]. Работа «национальных комитетов» была направлена прежде всего на агитацию военнопленных-тюрок к вступлению в коллаборационистские формирования. Для этого среди пленных разжигались антисоветские[1328] и антирусские настроения – в частности, нацисты утверждали, что «русские растоптали Туркестан», стремясь «сделать эту страну своей колонией, русифицировать ее»[1329].
На советской стороне германская национальная политика во второй период войны была воспринята как «маневрирование по отношению к населению… и даже заигрывание с ним»[1330]. Был сделан вывод, что оккупанты «пришли к убеждению, что одними репрессивными мерами и жестокостью им не удастся заставить население обслуживать немецкую армию». Такое восприятие политики оккупантов полностью соответствовало действительности. Несмотря на все перемены, реальная цель нацистов на оккупированной территории СССР – «управлять другими народами»[1331] – не была пересмотрена, как и не было изменено отношение к народам Советского Союза. Г. Гиммлер в 1943 г. называл население «восточного пространства» «зверолюдьми»[1332], а славян – «смесью народов из низших рас с вкраплениями нордической крови, не способной к поддержанию порядка и к самоуправлению»[1333]. Изданные в том же году пропагандистские материалы, предназначенные для военнослужащих вермахта, утверждали, что жители СССР – это «механизированные рабы»[1334]. Анализ писем немецких солдат и офицеров, проведенный германскими историками, показывает, что многие из них воспринимали русских, украинцев, белорусов и «азиатские» народы СССР как «белых негров», «варваров», «полуживотных»[1335].
Причина корректировки германской политики заключалась исключительно в стремлении оккупантов наиболее эффективным образом «использовать ресурсы занятых областей» в условиях изменившегося хода войны. Привлечение населения оккупированной территории на свою сторону, как и прежде, было направлено на обеспечение «безопасности тыловых коммуникаций», мобилизацию рабочей силы[1336], облегчение «борьбы против Красной армии и московских банд» и «сохранение драгоценной немецкой крови»[1337]. Такие цели не скрывались от населения Германии и военнослужащих вермахта[1338].
Внеся изменения в политику, германские власти тем не менее не смогли удержаться от сохранения в ней нацистских начал. Так, меры, направленные на улучшение отношения к русскому населению и снижение уровня русофобии, одновременно были призваны продемонстрировать «превосходство» и «господство» немцев, их принадлежность к «европейской культуре». Германские власти еще раз подчеркнули, что «русский народ нуждается в постоянном руководстве», предписали «руководить русским населением… строго, единообразно и ясно», так как оно «хорошо понимает обоснованную строгость». Было объявлено, что «правильное управление» русским населением и пресечение его антигерманских настроений имело долгосрочные экономические цели[1339].
Несмотря на пропаганду будущего восстановления России в рамках «Новой Европы», на деле власти рейха, разумеется, этого не желали. Перед вермахтом в октябре 1943 г. ввиду продолжавшегося широкомасштабного наступления Красной армии была поставлена задача «сдержать советско-русское вторжение» в Европу. Борьба с «русским империализмом» была объявлена «естественной необходимостью… как для Германии, так и для Европы», предпосылкой «возрождения Европы»[1340]. Таким образом, русские в глазах руководства Третьего рейха по-прежнему не имели права считаться «европейским народом» и рассматривались как народ априори «враждебный».
Германские власти в реальности не предприняли значимых действий, направленных на улучшение жизни народов оккупированной территории СССР. Не была восстановлена система народного образования: так, в Калининской области школ было мало и занятия велись только в начальных классах, в Запорожье были закрыты все учебные заведения. В начале 1943 г. Й. Геббельс объявил (это было сообщено только в германской прессе), что «тотальную войну должен почувствовать, прежде всего русский народ, и поэтому лучшим просвещением для русских будет труд на пользу Германии»[1341]. Сохранялась сегрегация по национальному признаку, в том числе, кинотеатры и другие заведения «только для немцев». В Воронеже, например, русское население совсем не допускалось к посещению театров[1342].
Истинное отношение оккупантов к белорусскому народу было отражено в речи руководителя политического отдела Генерального комиссариата «Белорутении» Мирша, произнесенной в Минске 7 апреля 1943 г. Он отметил, что для немцев «белорусский народ является политически очень чужим народом». Признание белорусов в качестве «равных» имело манипулятивные цели (Мирш отметил, что «это великодушие вознаградится нам сторицей»), так же как и педалирование «национальных чувств» и «патриотизма», которое должно было «помочь победе» Германии. Предполагалось, что после победы рейха рост национального самосознания белорусов не будет «представлять существенной опасности», так как первый будет «довольно сильным, чтобы с ними (белорусами. – Ф.С.) справиться»[1343].
Сохранение манипулятивного отношения к народам Прибалтики проявилось в отрицательной реакции германского руководства на выдвинутые рядом прибалтийских политических кругов предложения о предоставлении этим территориям реальной автономии – в частности, Латвии в конце 1942 г.[1344] и Эстонии в 1943 г.[1345] Оккупанты в документах для внутреннего пользования признавали манипулятивность своей политики: «Германская гражданская администрация намеренно пробудила надежды на независимость… лишь для повышения эффекта работы и для вербовки в легион». Предоставление «самостоятельности» оговаривалось тем, что прибалты примут участие в войне на стороне Германии, а также будут «работать на новый порядок в Европе»[1346]. В случае отказа от оказания помощи германские власти Латвии угрожали применить репрессивные методы, снизить статус латышей до «статуса чехов», а также бросить Латвию на «растерзание» большевикам[1347].
В Прибалтике ярко проявилась реализация германскими властями принципа «Разделяй и властвуй». Так, в 1943 г. был смягчен запрет для немцев на личные контакты с латышами и эстонцами, однако сохранен запрет на контакты с литовцами по той причине, что «литовцы – [это] народ, который… плохо себя ведет и обладает… низкой расовой ценностью»[1348]. В Латвии региональный руководитель Гитлерюгенда Люер, обращаясь к представителям латышской молодежи 8 января 1943 г., сказал, что латышская молодежная организация не заслужила тех прав, какие есть у аналогичной эстонской организации[1349].
Статус немцев как «господ Прибалтики», который они себе присвоили, обсуждался в публичных выступлениях нацистских руководителей (но не в материалах пропаганды). В марте 1943 г. на заявление латышской общественности о том, что «латыши не чувствуют себя самостоятельным народом», оккупанты ответили: «До тех пор, пока есть хоть один немец в Латвии, мы будем хозяевами»[1350]. Плененный советскими войсками эстонец-коллаборационист из батальона «Нарва» танковой дивизии СС «Викинг» Э. Аллисте в августе 1943 г. на допросе показывал: «Немцы плохо относятся к солдатам-эстонцам. Они всегда подчеркивают свое превосходство»[1351]. Эстонский язык германские власти рассматривали лишь как временно терпимый «обиходный диалект удаленной германской провинции». С целью показать неравный статус немецкого и эстонского языков был запрещен перевод произведений И.В. Гете на эстонский язык[1352]. В Тартуском университете был оставлен только медицинский факультет, который был нужен для обслуживания вермахта. В марте 1944 г. университет был полностью ликвидирован и осталась только университетская клиника[1353].
Отношение к «азиатским» народам у властей Третьего рейха оставалось неизменно презрительным. 30 января 1943 г. Гитлер в своей прокламации сказал: «Или победит Германия… и Европа в целом, или на старый культурный континент с Востока придет внутриазиатско-большевистская волна… разрушительная и уничтожающая». Пропагандистские материалы, предназначенные для немцев, говорили (на «примере» И.В. Сталина) о том, что «типичный азиат» – это «человек без каких-либо умственных способностей, с холодным, зловещим умом, азиатской хитростью», «нечеловеческой азиатской механической жестокостью»[1354].
В Крыму продолжалась деятельность по подготовке к будущей германской колонизации этого региона, который должен был войти непосредственно в состав рейха, а южный берег Крыма превращен в немецкий курортный район. Планировалось, что «все жители Крыма будут депортированы; на их место будут поселены тирольцы – в южной части и голландцы – в северной части»