[1355]. Подготовка к депортации и германизации осуществлялась в Крыму уже с декабря 1941 г.[1356]
Лояльное отношение германских оккупационных властей к народам Кавказа и обещания даровать им национальную государственность были манипулятивным ходом. По данным советской разведки, еще летом 1941 г. рейх обещал правительству Ирана «вознаградить» его за помощь в борьбе против СССР за счет земель кавказских народов[1357]. Возможно, имелись у нацистов и определенные планы по колонизации этого региона – на оккупированной территории Северного Кавказа было создано представительство Главного управления по делам расы и переселения СС[1358].
Таким образом, масштабность германской национальной политики на оккупированной территории Советского Союза во второй период Великой Отечественной войны была широкой. С целью привлечь симпатии населения, снизить градус недовольства оккупацией и предотвратить сопротивление оккупанты инициировали создание национальных политических организаций, вели пропаганду «равноправного сотрудничества» с Германией, разработали и внедрили доктрину «Новой Европы» – будущего панъевропейского надгосударственного образования, в состав которого на правах «равных» якобы должны были войти Россия, Украина, Белоруссия и страны Прибалтики.
Германская национальная политика проявила определенную вариативность. Была осуществлена «политизация» национального фактора с целью привлечь народы оккупированной территории к оказанию помощи Германии в борьбе против Советского Союза, а также ограничено разжигание русофобии, которое, однако, сохранялось в завуалированной форме в пропаганде среди «нерусских» народов. Германские власти манипулировали вопросом о предоставлении «независимости» с целью мобилизовать народы оккупированной территории на политическое и военное сотрудничество.
§ 3. Кризис в религиозной сфере: противоборство советской и германской религиозной политики
Во второй период войны германская религиозная политика на оккупированной территории определялась установкой, которая была дана в Инструкции РСХА от 5 февраля 1943 г.: «Религиозной деятельности гражданского населения не содействовать и не препятствовать»[1359]. Тем не менее оккупационные власти пытались манипулировать религиозным вопросом в своих целях.
Одним из направлений политики была дискредитация коммунистической идеологии при помощи религиозной пропаганды, которая утверждала, что «все [цивилизованные] народы верят в Бога»[1360] и «религия нужна для человечества как воздух». Нацистская пропаганда противопоставляла «христианскую любовь и большевистскую ненависть», говорила о большевиках как о «разрушителях русских святынь»[1361]. Значительными были результаты деятельности Псковской православной миссии, осуществлявшейся при поддержке командования группы армий «Север» с целью отрыва русского населения от коммунистической идеологии. Ко второй половине 1942 г. количество открытых миссией храмов выросло до 221, а к началу 1944 г. – до 400[1362].
Другим направлением политики была мобилизация конфессий на помощь германским властям[1363]. С подачи оккупантов в марте 1943 г. глава УАПЦ архиепископ Поликарп (Сикорский) издал обращение, в котором указал, что «все здоровые и трудоспособные молодые люди должны откликнуться на призыв власти и ехать на работу в Германию». Глава УПЦ архиепископ Алексий (Громадский) опубликовал аналогичный призыв, отметив, что это поможет «украинскому народу… войти в семью цивилизованных народов и занять надлежащее ему место»[1364]. 19 марта 1943 г. было опубликовано «Воззвание к русским старообрядцам в Литве», содержавшее призыв вступать в германскую армию[1365]. В ноябре того же года глава ЭАПЦ митрополит Александр (Паулус) выступил с речью, в которой сказал, что «эстонский народ никогда не принадлежал к составу Советского Союза и не хочет принадлежать»[1366].
Оккупационные власти пытались дискредитировать позитивные аспекты советской религиозной политики путем утверждений о ее «лживости» и напоминаний, что «Сталин… разрушал все храмы, сгноил в лагерях Соловков и Сибири тысячи священников и сотни тысяч верующих»[1367]. Германская пропаганда утверждала, что цель изменений в советской религиозной политике состояла в том, что большевики хотят не «вернуть народу религию, а… лишь прибрать к рукам церковь, чтобы… с ее помощью, распространяя свою власть на внутренний мир порабощенных ими людей, заставить служить себе и ту последнюю скрытую силу, которая сохранилась в русских людях и заключается в их религиозности»[1368]. Празднование Пасхи 25 апреля 1943 г., которое в Западной Белоруссии прошло при поддержке германских властей, должно было убедить население, что «есть огромная разница между национал-социалистическим государством Адольфа Гитлера и советской системой». В пасхальные дни оккупанты организовали для местного населения чтение пропагандистских лекций в церквях[1369]. Глава ЭАПЦ Александр (Паулус) в речи, произнесенной в ноябре 1943 г., подчеркнул, что в СССР «невозможна и в настоящее время недействительна свобода религии». В Прибалтике к ведению пропаганды о советских «гонениях на Церковь» были привлечены также католические деятели. Например, 28 февраля 1943 г. по радио с пронацистской и антирусской речью выступил литовский католический священник Сперанскас[1370].
В период оккупации Северного Кавказа под властью Германии оказались значительные территории с православным (русские, украинцы, осетины и др.), буддийским (калмыки) и мусульманским населением (адыгейцы, балкарцы, ингуши, кабардинцы, карачаевцы, ногайцы, черкесы и др.).
Оккупанты отмечали высокую религиозность населения казачьих районов[1371], которую пытались использовать в своих целях. После вступления вермахта в Новочеркасск в городском соборе были организованы торжественные богослужения. Во многих станицах были восстановлены храмы[1372]. Всего на Кубани было открыто 192 церкви[1373]. Германские власти отмечали, что «открытие церквей… приносит большую радость населению» и эта радость «так велика, что они (казаки. – Ф.С.) приглашают немецких солдат в качестве крестных», а также проводят «благодарственные молитвы в церквях и на открытом воздухе»[1374].
Оккупанты заигрывали с мусульманами Северного Кавказа, предоставив «свободу вероисповедания» и демонстрируя уважение к исламу: так, нацистская пропаганда сообщала о том, что в Берлине есть мечеть и мусульманское кладбище[1375]. В декабре 1942 г. в Кабардино-Балкарии и Карачае было организовано празднование Курбан-Байрама, посвященное «освобождению от большевиков», в котором приняли участие представители германского командования[1376]. «Мусульманский фактор» использовался в нацистской пропаганде и после отступления с Кавказа: так, 26 февраля 1943 г. она сообщила о мифической «резне мусульманского населения в СССР», якобы осуществленной в качестве мести за то, что «мусульманское население симпатизировало германским и союзным им войскам»[1377].
Оккупационные власти разрешили буддистам «свободное отправление религиозного культа». Импровизированные храмы были открыты в населенных пунктах Калмыкии (Яшкуль, Оргакин, Ики-Бурул, Бага-Чонос), а также Калмыцкого района Ростовской области[1378]. При «Калмыцком добровольческом корпусе», созданном оккупантами, состоял лама Г.Н. Батыров (бывший лама Шебенеровского хурула)[1379]. После освобождения национальных регионов Северного Кавказа и Калмыкии Красной армией (к февралю 1943 г.) значимость исламского фактора в германской политике существенно снизилась, а буддийского фактора фактически сошла на нет.
В целом во второй период войны в религиозной ситуации на оккупированной территории СССР возник кризис. Во-первых, ему способствовала противоречивость, которой с самого начала оккупации характеризовалась германская религиозная политика. Эта противоречивость проявилась в том числе в противостоянии разных ведомств рейха. Например, инициатива Министерства «восточных территорий» по созданию объединенной Украинской православной церкви во главе с патриархом не увенчалась успехом из-за противодействия со стороны руководства РК «Украина»[1380].
Во-вторых, реальное отношение к германским властям со стороны церковных иерархов изменилось в худшую сторону. Глава УАПЦ архиепископ Поликарп, ранее приветствовавший оккупантов, теперь протестовал против их брутального обращения с населением Украины[1381]. Руководитель УГКЦ митрополит А. Шептицкий разочаровался в германской власти и утратил свой германофильский настрой