.
Муссирование «воссоздания России» явно противоречило пропаганде «воссоздания» Украины, Белоруссии, прибалтийских республик, «казацкой державы» и пр., которая велась германскими властями среди соответствующих народов. Чтобы завуалировать это противоречие, в пропаганде, направленной на русских, было провозглашено, что в «Новой России» будет объявлена «свобода национального самоопределения» и в нее войдут «многие народы» на принципах «братства и равноправия»[1723].
Пропаганда, направленная на казаков (перемещенных лиц и военнопленных), базировалась на утверждении, что «победа… Германии и ее союзников несет… возрождение нашей родной Казакии». Казакам объявили о «лживости» позитивных изменений в советской политике и напомнили, что в СССР «выжигали каленым железом понятия о казачестве, а также называли казаков белобандитами»[1724]. (Следует отметить, что такие мотивы имелись в политике СССР до официальной реабилитации казачества в 1936 г., но устарели уже к началу войны.)
Германские власти продолжали делать высокие ставки на расширение украинского коллаборационизма. Новацией в пропаганде, направленной на украинцев, стало утверждение о партизанской войне украинского народа против СССР, якобы развернувшейся на территории, освобожденной Красной армией (в частности, говорилось об «окрестностях Киева»). В целом пропаганда, как и прежде, была основана на антисоветской, антироссийской и прогерманской риторике. Украинцы рассматривались как «наиболее сильный нерусский народ в СССР», который сохранил «старые исторические традиции и… чувство национальной независимости, направленное против русского империализма… и против коммунистической системы». Педалировались такие «преступления советской власти», как «голодомор» и депортации украинского населения[1725]. Агитационные материалы, призывавшие население Украины вступать в дивизию СС «Галиция» и другие коллаборационистские формирования, использовали антироссийскую («антимосковскую») риторику: были выдвинуты призывы защитить Украину «от московского хищника»[1726], под которым понималась наступающая Красная армия. Германская пропаганда напоминала украинскому народу о том, как он «радостно встречал героический германский вермахт на своей земле» в 1941 г. Утверждалось о «положительном воздействии» германской оккупации на украинцев, которые якобы и в 1944 г. «делали нелестные для большевиков сравнения нового советского господства со временами германской оккупации». Как далеко заходили германские планы в отношении украинцев, можно судить о намерении нацистов разжечь антисоветские и антирусские настроения среди украинского населения советского Дальнего Востока[1727].
В Белоруссии германские власти также усилили политическую работу. В марте 1944 г. в Бобруйске был создан «Союз борьбы против большевизма» (СББ) во главе с М.А. Октаном, редактором антисоветской газеты «Речь» (ранее издавалась в Орле). Деятельность СББ, которая осуществлялась «в союзе с Германией, с признанием ее руководящей роли», была направлена в том числе на «непримиримую борьбу против иудо-большевизма и его союзников», «активную работу по включению наших народов в содружество народов Новой Европы»[1728]. СББ проводил митинги, организовывал лекции и «вечера вопросов и ответов»[1729], вел другую «политико-массовую работу» при полной поддержке германских властей[1730]. Оккупанты приступили также к созданию «Белорусской националистической партии», организационные съезды которой были проведены в Полоцке и Витебске в середине мая 1944 г.[1731] 27 июня того же года (за неделю до освобождения Минска) был созван Второй всебелорусский конгресс, который заявил о союзе с Германией и борьбе против России[1732].
С целью привлечь население Белоруссии на свою сторону германские власти в первой половине 1944 г. приняли экстренные меры по улучшению его жизни в социальной сфере. Они включали открытие детских садов, библиотек и изб-читален. Так, в Осиповичском районе Могилевской области в мае 1944 г. работали восемь школ (шесть начальных, одна народная и одна гимназия), в которых учились 882 чел. и работали 43 учителя. Германские власти «для поднятия настроения населения» предписали провести широкую разъяснительную работу «о героической борьбе Немецкой Армии на всех фронтах, а также о принимаемых мерах со стороны Немецкого Командования для решительной борьбы с бандитами-партизанами и их агентурой»[1733].
В Прибалтике оккупанты сформировали новые антисоветские организации. В июне 1944 г. в Литве был создан «Союз жертв большевистского террора», который 22 июня провел митинг «против большевизма» и в дальнейшем осуществлял «антибольшевистскую пропаганду среди населения». Германские власти подчеркивали статус этого «Союза» как «первой политической организации в Литве»[1734]. 20 февраля 1945 г. в Потсдаме был создан «Латвийский национальный комитет» (ЛНК). 19 марта того же года в Лиепае была проведена торжественная церемония вступления на должность главы ЛНК командующего латышскими войсками СС Р. Бангерскиса, который в своей речи сказал: «Благодаря мужеству латышских легионеров и усердию народа сейчас снова создана возможность урегулирования государственных дел. Целью является свободная и независимая Латвия»[1735]. 7 мая 1945 г., за два дня до окончания войны, было сформировано «временное правительство Латвии» во главе с Р. Осисом и Я. Андерсоном[1736], деятельность которого по объективным причинам развернуть не удалось. В Эстонии германские власти 14 июня 1944 г. провели широкие мероприятия в рамках годовщины депортации, осуществленной советскими властями. 22 июня того же года было организовано празднование «годовщины начала войны против Советского Союза», в том числе проведены массовые митинги, опубликованы воззвания, по радио транслировалось выступление главы «Эстонского самоуправления» Х. Мяэ[1737]. При подходе Красной армии к территории региона оккупанты распространяли слухи о том, что «начались переговоры о мире между Англией и Германией» и что этот «мир будет заключен против Советского Союза»[1738]. В такой пропаганде очевиден был расчет на прозападные настроения среди эстонцев.
Для склонения населения оккупированной территории СССР к коллаборационизму или к уходу вместе с вермахтом германские власти разжигали страх перед возвращением Красной армии и советской власти. Распространялись сообщения о «жестоком и бесчеловечном поведении» советских войск в освобожденных ими местностях[1739]. Казакам сообщали, что «победа большевизма несет… полное уничтожение казачества»[1740]. В Западной Белоруссии запугивали население, «что якобы у советской власти есть особые счеты с «западниками» и поэтому после прихода Красной армии «начнутся репрессии»[1741]. В Латвии германская пропаганда распространяла слухи, что «русские в Риге камня на камне не оставят, все будет сожжено», что в освобожденной части Эстонии «у всех эстонцев на лбу выжжена буква «Э» и что большевики всех в Сибирь увозят». После освобождения Риги в декабре 1944 г. нацисты в Курляндии опубликовали фотографию, на которой был изображен рижский памятник Свободы, вокруг которого «повешено несколько человек на деревьях»[1742], а в январе 1945 г. сообщили, что советские власти отправляют латышских учителей на принудительную работу в Донбасс «для изучения русского языка»[1743]. В Эстонии еще с 1943 г. оккупанты разъясняли населению, что «если вернется советская власть, то все эстонцы будут угнаны в Сибирь, как угнали часть населения в 1941 году». Интересным аспектом политики запугивания было распространение информации, что «СССР… утратил свою независимость и находится под влиянием США и Англии, имеет огромные долги и в уплату по этим долгам будет выколачивать все из населения»[1744].
Уход населения вместе с вермахтом был выгоден для Германии, так как советская власть получила бы безлюдную территорию, а рейх сохранил контингент для пополнения коллаборационистских формирований и трудовой эксплуатации. Германские власти убеждали население уходить с вермахтом, утверждая, что якобы «подавляющее большинство» людей уже «решило идти на запад». Уход подавался как «забота» о тех, «кто искренне и бесповоротно связал свою судьбу с судьбой великой семьи европейских народов»[1745]. Осуществляли германские власти и насильственный угон населения. Так, в сентябре и начале октября 1944 г. они провели «добровольно-принудительную» эвакуацию населения из Риги, в том числе при помощи облав[1746].
Следует отметить, что страх перед Красной армией разжигался также в Германии и других странах Европы, где обывателей запугивали грядущей «большевизацией»[1747]