Подводя итоги германской национальной политики на оккупированной территории СССР, следует отметить, что она имела ряд общих черт с политикой Германской империи во время Первой мировой войны 1914–1918 гг. В тот период Германия поддерживала сепаратизм малых народов России, а также пыталась «революционизировать» их против центральной власти. Проводилась активная работа с эмигрантами из Российской империи, в том числе с «националами». Весной 1916 г. в Швейцарии была создана «Лига инородцев России» (с филиалами в Швеции и США), в которую вошли представители финнов, украинцев, эстонцев, литовцев, поляков. В июне 1916 г. была проведена Лозаннская конференция малых народов Европы, целью которой было показать, что национальная политика Германии является более гуманной, чем политика Антанты и в особенности России. В лагерях для российских военнопленных был введен особый режим содержания в зависимости от национальности[1840]. В то же время национальная политика Германии на оккупированной территории СССР как по объективным (захват огромной территории), так и по субъективным причинам («национально-расовая» окраска войны) была многократно более масштабной, чем политика Германской империи во время Первой мировой войны.
В заключительный период войны масштабность германской национальной политики в отношении народов СССР существенно снизилась в связи с потерей оккупированных территорий Советского Союза. Последние полгода войны целевой группой нацистской политики были фактически только граждане СССР из числа перемещенных лиц и военнопленных.
Вариативность германской национальной политики в заключительный период войны проявилась в сужении ее направленности. Основной целью нацистов стало максимальное расширение военного коллаборационизма и форсирование угона населения оккупированной территории для трудовой эксплуатации в рейхе. Руководство Германии ввиду катастрофической ситуации на фронте и потери ранее оккупированных территорий СССР отказалось от факторов, ранее сдерживавших развитие сотрудничества с народами Советского Союза на национальной основе, – особенно ярко это проявилось в запоздалой попытке мобилизации народов СССР в рамках КОНР под «общероссийским знаменем» и главенством русского народа. Создание этого «Комитета» и других «политических организаций» имело своей целью разжигание «гражданской войны» на территории СССР, а также склонение военнослужащих Красной армии к переходу на сторону Германии.
§ 3. Союз государства и церкви: религиозный вопрос на освобожденной территории СССР
Перемены в советской религиозной политике, которые на оккупированной территории СССР были восприняты как «церковный НЭП»[1841], заставили германские власти внести коррективы в свою политику. Министерство «восточных территорий» и РСХА инициировали проведение в первой половине 1944 г. конференций украинских, белорусских и прибалтийских православных архиереев. Министерство также готовило выпуск книги «Правда о религии в России» («ответ на вышедшую в 1942 г. под таким же названием книгу Московского Патриархата»), которую планировалось издать в Женеве в сентябре 1944 г. тиражом 40 тыс. экз. Однако этот проект осуществлен не был[1842]. Религиозный фактор продолжал использоваться в пропаганде на оккупированной территории: например, в агитационных материалах, призывавших вступать в дивизию СС «Галиция» и другие коллаборационистские формирования, содержался призыв «За веру православную, за землю украинскую»[1843], а также в пропаганде, направленной на запугивание населения приходом Красной армии – так, в Западной Белоруссии оккупанты внушали местному населению, «что как только вернется советская власть… костелы будут закрыты»[1844].
В то же время на оккупированной территории произошло углубление религиозного кризиса. Оно было связано, во-первых, с объективным обстоятельствами – потерей рейхом захваченных территорий СССР (все основные территории с традиционно православным населением были утрачены уже в июле 1944 г.). По этой причине не были реализованы предложения о расширении борьбы с православием – в частности, идея Г. Гиммлера о направлении членов германской секты «Исследователи Библии» («Свидетели Иеговы») на пропагандистскую работу на оккупированной территории СССР (для чего предлагалось освободить членов секты из концлагерей)[1845].
Предложения, исходившие от руководства РК «Украина», о создании единой православной церкви на оккупированных территориях СССР в качестве противовеса Московской патриархии или о проведении общей конференции православных архиереев в Берлине были отвергнуты[1846] – возможно, из-за сохранившегося отрицательного отношения министра «восточных территорий» А. Розенберга к усилению православия. Этому способствовали и «общерусские» настроения некоторых православных иерархов. В мае 1944 г., вопреки противодействию главы БЦР Р.К. Островского[1847], митрополит Пантелеймон (Рожновский), несмотря на свой антисоветский настрой[1848], инициировал признание недействительными решений церковного собора, состоявшегося в августе 1942 г., о выходе Белорусской церкви из состава РПЦ. Экзарх Прибалтики митрополит Сергий (Воскресенский) отказался признать неканоническим состоявшееся в Москве избрание патриарха, как этого требовали от него оккупанты. 29 апреля 1944 г. Сергий был убит – его машина на шоссе Вильнюс – Каунас была расстреляна мотоциклистами в немецкой форме[1849] (заказчик этой акции до сих пор неизвестен[1850]).
Углубление религиозного кризиса на оккупированной территории проявилось в усилении просоветских настроений и авторитета Московской патриархии среди некоторых православных священнослужителей и верующих, даже ранее антисоветски настроенных. В частности, белорусский архиепископ Филофей (Нарко) через партизан пытался наладить контакты с главой РПЦ митрополитом Сергием (Страгородским), сообщив, что все решения, связанные с расколом православной церкви в Белоруссии, якобы «исходили не от него», и заявляя «о готовности сотрудничать»[1851]. Часть рядовых священников сохраняла верность РПЦ и признала легитимность избрания патриарха, за что подверглась преследованию со стороны оккупантов[1852].
Перед советским руководством в заключительный период Великой Отечественной войны остро встал вопрос о формах и методах религиозной политики на освобожденной территории СССР. Реализация этой политики должна была учитывать несколько факторов, первым из которых было существенное укрепление положения РПЦ. К началу 1944 г. епископат Церкви насчитывал 25 архиереев, значительно укрепилась ее материально-техническая база. Сотни священников были выпущены из тюрем и лагерей[1853]. К концу 1945 г. у РПЦ было 58 епархий, 10 547 церквей, три духовных учебных заведения, одно церковное периодическое издание[1854], 61 архиерей в СССР, 17 – за границей, 9254 священника, 30 % из которых начали службу в годы войны[1855]. Положение РПЦ на освобожденной территории укрепилось еще и потому, что многие антисоветски настроенные священнослужители ушли вместе с оккупантами[1856].
Митрополит Алексий (Симанский), который после кончины патриарха Сергия 15 мая 1944 г. вступил в должность патриаршего местоблюстителя, продолжил политику укрепления государственно-церковного «конкордата», заявляя о лояльности РПЦ советской власти[1857], которая подкреплялась продолжением материальной помощи государству. К 1 октября 1944 г. РПЦ пожертвовала на нужды обороны 150 млн руб.[1858], а к концу войны – 300 млн руб. Проведенный в январе – феврале 1945 г. Поместный собор РПЦ в «Послании к преосвященным архипастырям, пастырям и всем верным чадам Русской Православной Церкви» предписал делать все, «чтобы… Церковь, как и древле, сияла верою и благочестием, и служила опорой могущества и процветания нашей Родины»[1859]. Собор избрал митрополита Алексия патриархом Московским и всея Руси.
Советское государство, в свою очередь, выражало лояльное отношение к Церкви. На Поместном соборе председатель Совета по делам РПЦ Г.Г. Карпов заявил, что, «ни в какой мере не вмешиваясь во внутреннюю жизнь Церкви, Совет способствует дальнейшей нормализации отношений между Церковью и государством, наблюдая за правильным и своевременным проведением в жизнь законов и постановлений правительства, относящихся к Православной Русской Церкви»[1860]. 28 января 1945 г. СНК СССР утвердил Положение об управлении РПЦ, которое установило определило полномочия и функции Поместного собора, патриарха и Священного Синода. 10 апреля 1945 г. патриарха Алексия приняли И.В. Сталин и В.М. Молотов[1861].
Вторым фактором, оказывавшим воздействие на религиозную политику СССР, был рост религиозности населения страны – в первую очередь на территории, освобожденной от оккупации. Например, в Белоруссии высокой была посещаемость храмов, в том числе молодежью