[25].
По сути, это пересказ соответствующего места из документа 23 мая; только откровенную фразу о вымирании миллионов Розенберг заменил туманными эвфемизмами «эвакуация» и «тяжелые времена».
Таким образом, сам Гитлер, военные, экономисты и гражданская колониальная администрация согласовали стратегию Бакке. Однако наиболее интересным является вопрос об отношении к плану голода Генриха Гиммлера и СС в целом. На наш взгляд, эта связь носит самый важный и принципиальный характер.
Прежде чем перейти непосредственно к рассмотрению связи плана голода и действий СС на Востоке, следует отметить, что выделение социальной категории «лишних ртов» не было новым ни для фюрера, ни для структур Гиммлера. С 1939 г. рейхсфюрер по указанию Гитлера активно подключился в реализации похожей по смыслу программы в самом рейхе. Ее жертвами стали смертельно и неизлечимо больные немцы. В мотивации их истребления евгенические химеры органично сплелись с экономическими соображениями. Эта программа предвосхитила массовое уничтожение на Востоке той же логикой, когда жертв выбирали исходя из совокупности расовых и экономических предпосылок. C одной стороны – расовая гигиена, очистка немецкого общества от «больной крови», которая не должна передаваться по наследству; с другой – все то же предельно прагматичное устранение тех, кого государство обязано кормить, не получая ничего взамен.
Последняя причина важнее. Передача наследственных заболеваний в принципе была уже «исключена» специальным немецким законом, который предписывал стерилизовать носителей таких недугов. Однако кое-что изменилось с его принятия: приближалась война. Истребительная программа Т-4, которая получила название по адресу ее штаб-квартиры в Берлине (Тиргартенштрассе, 4), была задумана летом 1939 г., подготовлена осенью и запущена в январе 1940-го (Кранах, 2006: 6). Затевая новую бойню, чреватую экономическими потрясениями, нацисты стремились загодя сбросить человеческий балласт.
Путь к массовому убийству пролегал через педантичную бюрократическую процедуру. Сначала канцелярия фюрера затребовала у государственных и частных больниц отчет о том, содержатся ли в них неизлечимо больные и нетрудоспособные пациенты; если да, то в каком количестве и кто именно. Затем доклады клиник изучила медицинская комиссия – 42 авторитетных врача-специалиста: напротив фамилии каждого, кто попал в список, член комиссии ставил красный плюс или синий минус. Первое означало ликвидацию, второе – сохранение жизни. Будет человек убит или нет, определяла простая математическая сумма плюсов и минусов.
Пройдя через сито экспертизы, список попадал к руководителям программы Т-4 Карлу Брандту и Филипу Боулеру, которые финально просматривали и визировали его. После этого в каждую клинику направлялось уведомление с требованием подготовить отобранных пациентов к «транспортировке». В назначенный день и час специальный автобус перевозил несчастных к месту гибели: расправа происходила в одном из шести центров эвтаназии – Графенеке, Бернбурге, Бранденбурге, Гартхайме, Зонненштейне и Гадамаре, где под видом душевых комнат были оборудованы газовые камеры. Таким образом, то, что ныне вызывает стойкие ассоциации с Майданеком и Освенцимом, начиналось в респектабельных медицинских учреждениях на территории самого рейха. Первая акция уничтожения газом прошла 18 января 1940 г. не в мрачных декорациях лагеря смерти, а в милом барочном замке Графенек, который раньше принадлежал герцогу Вюртембергскому.
Именно эта программа выявила и опробовала многие из тех кадров, которые впоследствии осуществляли политику уничтожения на Востоке. Целый ряд крупных нацистских преступников начинал с «принудительных эвтаназий». Например, группенфюрер СС Артур Небе, который стоял у истоков одного из самых чудовищных злодеяний в истории человечества, занимая посты начальника германской уголовной полиции и директора Интерпола (Friedlender, 1995: 55). Именно этот – формально главный в мире – «борец с преступностью» предложил задействовать газ для ликвидации приговоренных на Тиргартенштрассе. Подобная деловитость пришлась по вкусу Гиммлеру: в 1941 г. шеф СС назначил Небе начальником айнзацгруппы B, работавшей в сфере действия группы армий «Центр». Здесь энергичный группенфюрер применил свой богатый опыт: по его приказу казни евреев и коммунистов начали проводиться в машинах-душегубках с использованием выхлопных газов, то есть не на глазах у личного состава, чью психику прагматично решили поберечь.
Важную роль в реализации Т-4 по линии СС сыграл высокопоставленный офицер криминальной полиции Кристиан Вирт – по оценке историка Генри Фридлендера, «самый жестокий из ее организаторов» (Friedlender, 1995: 298). Он контролировал уничтожение, а также фабрикацию документов для родственников. Первые расправы с его участием прошли в январе 1940 г. в Бранденбурге; в середине года его карьера делает взлет, и он становится инспектором всех «центров эвтаназии» в рейхе. Неудивительно, что в 1942 г. мы находим Вирта на посту коменданта лагеря смерти Белжец, одного из трех, созданных для проведения операции «Райнхардт» (под этим названием скрывалось истребление евреев и цыган оккупированной Польши). В короткие сроки заслуженный эсэсовец получил должность инспектора всех лагерей генерал-губернаторства и таким образом выступил одним из главных творцов Холокоста. В 1943 г. его перевели в Триест, в окрестностях которого спустя год Вирта нашла пуля югославского партизана.
Еще один видный нацист, показавший себя во время «принудительных эвтаназий», – доктор Ирмфрид Эберль. В ходе Т-4 он был начальником центра ликвидации больных в Бранденбурге, где прославился тем, что лично откручивал вентиль, запуская газ в камеру с жертвами. Впоследствии один из его ассистентов, доктор Генрих Бунке, на суде сказал, что его шеф вел себя так, будто мечтал удушить газом Бога и весь мир. Настоящий звездный час этого людоеда наступил после начала «фернихтунгскриг». С февраля 1942 г. он – комендант спешно сооружаемой Треблинки, где летом под его руководством начинается уничтожение жителей Варшавского гетто. Маниакальный фанатизм Эберля выделял его даже среди нацистских палачей: он взялся истреблять евреев с таким дьявольским усердием, что вызвал серьезный сбой в нацистской машине уничтожения. Как вспоминал Вилли Ментц, охранник лагеря смерти, Эберль «был очень амбициозен. Он заказал больше транспортов [с евреями], чем можно было “обработать”. Это привело к тому, что поезда должны были ожидать за пределами лагеря, потому что привезенные ранее были еще не уничтожены. В ту пору было очень жарко и в результате во время этой жары в эшелонах умерло очень много людей; в это время горы трупов валялись на платформе…» (The Good Old Days…, 1991: 245) Кристиан Вирт оперативно отреагировал на эксцесс и восстановил порядок: ретивого коменданта отставили и прислали на его место более хладнокровного и расчетливого убийцу – Франца Штангля из Собибора. Провалившийся Эберль до конца войны прозябал на второстепенных постах. После краха нацистов он пытался избежать ответственности, но все же был опознан, арестован и покончил с собой в камере 16 февраля 1948 г.
Другой влиятельный нацистский врач, который начинал путь к «войне на уничтожение» в программе Т-4, – доктор Хорст Шуман. Формально именно он открыл активную фазу «принудительных эвтаназий»: первые партии больных уничтожались в Графенеке под его контролем. Потом Шуман продолжал миссию ликвидаций в Зонненштейне. А в ходе «фернихтунгскриг» на его долю выпала важнейшая для «восточной» политики рейха задача: под патронажем Генриха Гиммлера доктор присоединился к поискам метода массовой стерилизации «расово нежелательных» человеческих общностей (Вахсман, 2019: 454).
Убийства больных происходили тайно: официально каждую смерть объясняли выдуманной причиной вроде сердечного приступа или инсульта. Ее указывали в документах и сообщали родственникам жертвы. Однако слухи о принудительной эвтаназии просочились наружу и вызвали резкие протесты даже в тех слоях немецкого общества, которые были вполне лояльны режиму. Поэтому 24 августа 1941 г. Гитлер отдал распоряжение свернуть программу. Правда, свернулась она только в том смысле, что убийства перестали документироваться даже под грифом «секретно», а в качестве средства уничтожения больше не применялся газ; сами ликвидации происходили в течение всей войны. Просто теперь для решения вопроса использовали морфий, люминал и скополамин, а иногда просто морили несчастных голодом (Кранах, 2006: 7).
Нацистские планировщики отчитались о результатах программы как о невиданном экономическом триумфе. Убийство 70 тыс. человек сохранило для рейха 885 439 980 рейхсмарок. В отчетах специально подчеркивалось, за счет каких именно продуктов, не съеденных умершими, была достигнута эта экономия. Так, например, 20 856 026 рейхсмарок удалось сэкономить на хлебе, 13 490 440 на мясе и сосисках, 708 350 на варенье, 1 054 080 на сыре (Mostert). Таким образом, готовя нападение на Советский Союз, высшее руководство нацистской Германии уже имело опыт массового убийства ради пропитания, жертвами которого становился «расово негодный материал». Поэтому нет ничего удивительного в том, что Гитлер и Гиммлер пришли к выводу о возможности повторить эту программу на Востоке в гораздо больших масштабах. Если логика истребления «бесполезных едоков» работала в Германии, не было никаких препятствий для ее переноса на территории Востока.
Важное обстоятельство, которое необходимо принимать во внимание при оценке связи СС и плана экономического штаба «Ост», заключается в том, что Генрих Гиммлер также занимал пост рейхскомиссара по укреплению германской народности. Именно ему впоследствии предстояло руководить заселением Востока немцами и в конечном итоге сделать так, чтобы на присоединенных землях осталась только «германская кровь».