Это было главной мечтой Гиммлера на протяжении многих лет: в этом он полностью разделял идеи своего фюрера. Еще в 1924 г. Гиммлер записал в своем дневнике: «Только в борьбе со славянством немецкое крестьянство проявит себя и окрепнет, так как будущее – за германским Востоком… Именно на Востоке находятся гигантские территории, приспособленные для сельского хозяйства. Они должны быть заселены потомками наших крестьян, чтобы прекратилась практика, при которой второй и третий сыновья немецкого крестьянина вынуждены переселяться в города для поиска заработка… Как и 600 лет назад, немецкий крестьянин должен чувствовать себя призванным бороться против славянства за обладание и увеличение территории святой матери-земли» (Хене, 2003: 58).
С молодых лет Гиммлер попал под влияние той части немецкой историографии, которая считала ошибкой экспансию Оттона Великого в Италию. Влиятельная группа историков второй половины XIX в. во главе с Генрихом фон Зибелем провозглашала, что историческим призванием германцев было движение не на Юг, а на Восток. Они называли «глупостью или преступлением сливать в слепом тщеславии воедино то, что не может быть объединено» (Лябуда, 1965: 32), подразумевая этнически неоднородную Священную Римскую империю, которая распалась, «немногое оставив немецкому государству и немецкому королю от своего имперского блеска» (Лябуда, 1965: 31). Гораздо больше исторических перспектив было, по их мнению, у германцев на Востоке, поскольку «по своим размерам и степени образованности Германия была достаточно сильной, чтобы либо обезвредить порабощенное население, либо слить его с собой» (Лябуда, 1965: 32). Родоначальников этой «верной» политики фон Зибель и его последователи видели в отце Оттона Генрихе I, а также герцоге Генрихе Льве, которые начали знаменитый немецкий «дранг нах остен».
Гиммлера буквально завораживал пример этих неординарных средневековых героев. Как писал его личный врач Феликс Керстен, «когда Гиммлер стоял рядом с гробницей Генриха I в Кведлинбургском соборе, он, должно быть, поздравлял себя с окончательным завершением той миссии на Востоке, которую начал этот король, а продолжил Генрих Лев. Гиммлер делал все возможное, чтобы поощрять изучение жизни этих двух правителей; все материалы по ним он знал как свои пять пальцев» (Керстен, 2004: 405).
Легенда гласит: Генрих Птицелов (876–936) получил прозвище за то, что узнал о своем избрании восточнофранкским королем во время ловли птиц. Однако всю дальнейшую жизнь этот монарх занимался вещами гораздо более серьезными. Он подчинил своей власти Швабию, Баварию, Лотарингию, выстроил в своих владениях десятки хорошо укрепленных каменных городов, создал тяжеловооруженную конницу, которая позволила разгромить в битве при Рияде непобедимых до того венгров. И наконец, именно он начал покорение полабских славян, заселявших в Средние века огромные пространства к востоку от Эльбы. Птицелов разорил земли гаволян, затем, по сообщению Видукинда Корвейского, напал на племя доленчан и взял их главный город под названием Гана. «Добыча, захваченная в городе, была роздана воинам, все взрослые были убиты, женщины и дети отданы в рабство» (Видукинд Корвейский, 1975: 147). В следующем походе Генрих I дошел до Праги и заставил чешского князя Вацлава платить ему дань.
Гиммлеру очень нравился этот исторический сценарий. Руководителю расовой политики рейха даже казалось, что между ним и древним монархом существует мистическая связь и что порой он слышит голос короля Генриха, наставляющего его в государственных делах. В честь Генриха Птицелова были названы личные покои Гиммлера в Вевельсбурге. Таким образом, крупный немецкий исследователь СС Хайнц Хене имел все основания назвать рейхсфюрера «антиславянским мистиком» (Хене, 2003: 265). В 1936 г. при самой широкой поддержке главы СС Германия пышно отпраздновала тысячу лет со дня смерти удачливого средневекового правителя. Его высокопоставленный поклонник поручил найти останки короля, покоящиеся где-то в Кведлинбургском соборе, и спустя год состоялось их торжественное перезахоронение. Тем временем книжные магазины рейха наводнили книги о короле Генрихе, прославлявшие его завоевательную политику. Так, нацистский историк Франц Людтке разразился многостраничным панегириком в адрес Птицелова, уверяя читателей, что его деятельность готовила создание «большого германского государства на Востоке» (Lüdtke, 1940: 168). На пропаганду образа работали и постановки вагнеровского «Лоэнгрина», где король Генрих является одним из важных персонажей.
Вторым кумиром Гиммлера, чей культ он последовательно насаждал, был саксонский и баварский герцог из рода Вельфов Генрих Лев. По словам переводчика СС Евгения Доллмана, «сердце рейхсфюрера безраздельно принадлежало ему» (Керстен, 2004: 50). А Керстен добавлял: «Гиммлер знает о его жизни чуть ли не больше, чем кто-либо другой, и считает предпринятую Генрихом колонизацию востока за одно из величайших достижений в германской истории» (Керстен, 2004: 204). Схожей точки зрения на эту историческую фигуру придерживался и Розенберг. Вдвоем они ввели герцога Льва в число величайших героев Германии: этот статус, в частности, отразился в остроумной, но раздраженной дневниковой записи Геббельса: «Какой-то перемудрец докопался, что Иоганн Штраус на одну восьмую еврей. Я запретил это разглашать. Во-первых, это не доказано, во-вторых, я не позволю снять все сливки с немецкой культуры. В конце концов, из нашей истории останутся только Видукинд, Генрих Лев и Розенберг» (Ржевская, 2004: 202). Из Брауншвейгского собора, где был похоронен знаменитый герцог, гитлеровцы изгнали протестантов, и некоторое время храм с гробницей Льва существовал в статусе «национального святилища».
Генрих Лев вышел на историческую арену спустя два века после смерти Птицелова. За эти столетия полабские славяне успели ревизовать достижения Генриха I, освободиться от немецкого владычества и фактически прекратить процесс христианизации своих земель. Последнее весьма беспокоило Святой Престол, и в 1147 г. папа Евгений III издал буллу, которая уравняла крестовый поход в земли славян со Вторым крестовым походом в Святую землю. Идеологом нашествия в Полабье стал влиятельный учитель понтифика Бернар Клервосский, который бросил крестоносцам ясный лозунг: «Окрестить или истребить».
Восемнадцатилетний Генрих Лев не отправился воевать к стенам Иерусалима, как его недруг – германский король Конрад III, а предпочел поход в страну по соседству. Собрав огромное войско, два лидера «христового воинства» – Генрих и Альбрехт Медведь – перешли Эльбу и вторглись в земли славян с разных сторон, но быстрых успехов не снискали. В итоге кампания закончилась спорно: крестили славян более чем символически, зато наложили немалую дань (за это Лев удостоился замечания средневекового хрониста Гельмольда фон Бозау, что про деньги он вспоминал чаще, чем про Господа). Однако спустя тринадцать лет повзрослевший Лев обрушил на славян карательный удар такой мощи, что, по рассказу «Славянской хроники», «вся земля бодричей и соседние области, принадлежавшие Бодрицкому государству, из-за непрерывных войн, особенно же войны последней, по милости господа, всегда укрепляющего десницу благочестивого герцога, были целиком обращены в пустыню. И если еще оставались какие-нибудь последние обломки от народа славянского, то вследствие недостатка в хлебе и запустения полей они были настолько изнурены от голода, что вынуждены были толпами уходить к поморянам или в Данию, а те безжалостно продавали их полонам, сорабам и богемцам» (Гельмольд, 1963: 74).
То же писал Гельмольд и об Альбрехте Медведе, который вторгся в земли гаволян-лютичей, взял их столицу Бранибор (славянское «Бранный бор») и основал на завоеванных территориях маркграфство Бранденбургское: «Он поработил всю землю брежан, стодорян и многих других народов, обитающих на Гаволе и Альбии, и усмирил имевшихся среди них мятежников. Наконец, когда славяне мало-помалу стали убывать, он послал в Траектум и в края по Рейну, а потом к тем, кто живет у океана и страдает от суровости моря, а именно к голландцам, зеландцам и фландрийцам, и вывел из всех этих стран весьма много народа и поселил их в славянских городах и селениях. И весьма окрепли от прихода этих поселенцев епископства Бранденбургское и Гавельбургское, так как увеличилось количество церквей и выросли сильно десятины…
Когда бог одарил герцога нашего и других государей счастьем и победой, славяне частью перебиты, частью изгнаны, а сюда пришли выведенные от пределов океана народы сильные и бесчисленные и получили славянские земли, и построили города и церкви, и разбогатели сверх всякой меры» (Гельмольд, 1963: 74).
Эти строки хроники не были для Гиммлера древним преданием – они были руководством к действию. Завоевание Востока, истребление и изгнание русских, украинцев, белорусов, поляков не лежало за пределами его воображения. Ведь подобное однажды уже произошло, и многие успели позабыть, что восемьсот лет назад Мекленбург назывался Велиградом, Ольденбург – Старгородом, а Бранденбург – Бранибором.
За этой откровенной исторической политикой, за нацистским культом «натиска на Восток» внимательно следили в СССР и не питали никаких иллюзий. В этом смысле особый интерес представляет статья известного советского историка, академика Евгения Викторовича Тарле «Восточное пространство и фашистская “геополитика”», опубликованная в журнале «Историк-марксист» в 1938 г.
Полиглот Тарле скрупулезно проштудировал всю нацистскую историографию и ярко показал ее подчиненность целям военной экспансии на Восток. Маститый советский исследователь, чьей сильной стороной был также образный стиль изложения, вспоминал излюбленную максиму Фридриха II о том, что, если кому-то по нраву чужая провинция, надо немедленно ее занять: а после найдутся сотни юристов, которые докажут, что это произошло в полном соответствии с законом. Тарле иронизировал, что