Учитывая, что первая часть протокола сразу после Второй мировой войны проходила в качестве вещественного доказательства в ходе Нюрнбергского процесса над главными военными преступниками, факт пренебрежения встречей 2 мая и ее протоколами нельзя списать на то, что документ якобы найден совсем недавно. Когда с Нюрнбергского трибунала прошло немногим более десяти лет, упоминания о собрании и протоколах уже присутствовали во вторичной литературе (Dallin, 1957: 38–39), последние 15 лет – все чаще в увязке с широким историческим контекстом. Тем не менее, по мнению одного исследователя, «пока что никто не придал в полной мере значения этим протоколам в аспекте непосредственно последовавшей за ним оккупационной политики на советских территориях» (Gerlach, 1999: 46). В то время как одной только Ванзейской конференции посвящены десятки статей и книг (что справедливо), другое собрание статс-секретарей, имевшее масштабные последствия, так и не стало темой самостоятельного исследования. Удивительное упущение, если учесть, насколько скрупулезно в целом задокументированы масштабы планов Германии по завоеванию, эксплуатации и колонизации европейской части Советского Союза. Наиболее вероятное объяснение, однако, кроется в краткости самих протоколов, а также отсутствии списка участников, в отличие от Ванзейской конференции, в отношении которой подобный список имеется. Вследствие этих обстоятельств историкам и не хотелось особо углубляться в детали данной конференции.
В этой статье рассматриваются заключительные выводы, сделанные на встрече 2 мая, а также характер самой встречи и ее протоколов применительно к непосредственным историческим обстоятельствам. Основное внимание в статье будет уделено трем вопросам. Во-первых, кто именно присутствовал на встрече и от каких учреждений? Во-вторых, можно ли провести не поверхностные, а глубинные связи между встречами 2 мая 1941 г. и 20 января 1942 г., – проще говоря, между «политикой голода», обращенной против гражданского населения северной и центральной России, а также Белоруссии, с одной стороны, и истреблением советских евреев? В-третьих, какие последствия повлекла за собой политика, согласованная 2 мая, для групп на оккупированных территориях, выбранных объектом этой политики?
Поскольку маршал Герман Геринг был уполномоченным по вопросам четырехлетнего плана, на момент проведения совещания 2 мая именно его Гитлер уже поставил во главе хозяйственного управления всеми советскими территориями, подлежащими оккупации в скором будущем. Кому же принадлежат отраженные в протоколе мысли и отклики? Кто присутствовал 2 мая? Поскольку список участников не сохранился, нельзя с абсолютной уверенностью говорить о присутствии там того или иного лица. Мы можем основываться лишь на сопоставлении данных из различных источников и предположениях.
Были изготовлены две копии протокола. Первая – для архива Управления военной экономики и вооружений Верховного командования вермахта (ОКВ), которое возглавлял генерал Георг Томас (1890–1946). Первый, самый важный фрагмент данного экземпляра (то есть первая часть протокола, цитируемая выше) по указанному адресу в немецком военном архиве отсутствует по той простой причине, что его использовали в качестве доказательства на суде в Нюрнберге по делу главных военных преступников. С другой стороны, вторая часть данного экземпляра (то есть второй фрагмент протокола) сохранилась в журнале боевого дежурства Управления военной экономики и вооружений. Второй экземпляр протокола предназначался генерал-лейтенанту люфтваффе д-ру Вильгельму Шуберту (1879–1972), начальнику экономического штаба «Восток», отвечавшего за разработку и внедрение эксплуататорской военно-экономической политики рейха на оккупированных советских территориях.
Наряду с обязанностями руководителя Управления военной экономики и вооружений, генерал Томас на момент проведения встречи 2 мая взял под оперативный контроль деятельность Командного экономического штаба «Восток». Задача небольшого комитета управленцев под таким названием – не путать с упомянутым выше экономическим штабом «Восток», который ему непосредственно подчинялся – была в том, чтобы держать экономику Великой Германии в одних руках, потому его и возглавлял рейхсмаршал Геринг в качестве Уполномоченного по вопросам четырехлетнего плана, а руководил от его имени заместитель Геринга статс-секретарь Пауль Кернер (1893–1957). Распоряжение и приказы Геринга и генерал-лейтенанта Шуберта отдавались через Томаса. Учитывая, что два экземпляра протокола предназначались генералу Томасу и генералу Шуберту, 2 мая, скорее всего, имело место официальное собрание этой организации, посвященное формулированию экономического плана к предстоящему вторжению в Советский Союз и последующей оккупации.
Некоторые историки, увидев, что перед ними «обсуждение со статс-секретарями касательно “Барбароссы”», решили, что речь идет о заседании Генерального совета по вопросам четырехлетнего плана (Aly, Heim, 1991: 60, 372), который номинально возглавлял Геринг и в который входили статс-секретари, набранные в основном из ключевых для экономики Германии министерств.
Маловероятным, однако, представляется то обстоятельство, что Кернер мог открывать 11-ю сессию Генерального совета 24 июня 1941 г., уведомляя участников о том, что Совет не удавалось собрать до сих пор из-за приготовлений к операции «Барбаросса». Далее он рассказывает собравшимся о работе Командного экономического штаба «Восток» (BA-MA. RW 19/177. Fol. 163)[47]. В отличие от Генерального совета по четырехлетнему плану, Командный экономический штаб «Восток» 26 мая провел уже четвертое свое заседание (BA-MA. RW 19/739. Fols. 130–136)[48]. По всей вероятности, встреча статс-секретарей 2 мая была официальным заседанием данного комитета.
На заседании Командного экономического штаба «Восток» 26 мая присутствовали в общей сложности 17 человек. При этом постоянных членов данного комитета среди них было немного. Наряду с Герингом, Кернером и Томасом, из таковых там присутствовали: статс-секретарь Бакке из имперского министерства продовольствия и сельского хозяйства, унтер-статс-секретарь генерал-лейтенант Герман фон Ханнекен (1890–1983) из имперского министерства экономики и статс-секретарь Фридрих Альперс (1901–1944) из имперского управления лесного хозяйства (BA-MA. RW 19/164. Fol. 228)[49]. Наряду с ними в комитет вскоре вступили д-р Фридрих Зируп (1881–1945) из имперского министерства труда, д-р Фридрих Ландфрид (1884–?) из имперского министерства экономики, Эрих Нойманн (1892–1948) из Управления по делам Четырехлетнего плана, а также, вероятно, Вильгельм Кляйнманн (1876–1945) из имперского министерства транспорта; каждый из четверых в своей организации занимал должность статс-секретаря (BAB. R 3901/20136. Fol. 12. 24 November 1941, OKW; Gerlach 1999: 144. Fn. 101; Eichholtz 1969: 234. Fn. 127).
30 апреля, за два дня до майского собрания, майор Гюнтер из штаба планирования «Ольденбург», послужившего предшественником экономического штаба «Восток», передал генералу Томасу следующую телефонограмму:
Рейхсляйтер Розенберг в срочном порядке приглашает генерала в пятницу 2.5.41 в 11 часов утра в Управление рейхсляйтера принять участие в обсуждении.
Рейхсляйтер просит генерала подойти к означенному регламенту предельно пунктуально, дабы он имел возможность в пятницу после обеда представить доклад фюреру (BA-MA. RW 4/v. 759. Fol. 14)[50].
Приглашение было направлено Альфредом Розенбергом (1893–1946) по просьбе главы ОКВ фельдмаршала Вильгельма Кейтеля (1882–1946). 29 апреля у них состоялась «обстоятельная беседа». Днем позже Кейтель позвонил Розенбергу с вопросом, может ли тот встретиться с Томасом и статс-секретарем Кернером 2 мая. В полном соответствии с этой назначенной датой, Розенберг, который как раз в это время был назначен имперским министром оккупированных восточных территорий, в своей дневниковой записи от 1 мая отмечает, что он был должен «принять» Томаса и Кернера 2 мая (Frankfurter Rundschau, 1971)[51]. Следовательно, весьма вероятно, что эти трое не просто встретились во время планового совещания статс-секретарей, а что обсуждением руководил Розенберг и проходило оно в берлинском районе Тиргартен на ул. Маргаретенштрассе, 17 (BAK. N 1075/9)[52].
Если Розенберг присутствовал на встрече 2 мая, весьма вероятно, что там же находился глава оперативного штаба верховного командования вермахта генерал Альфред Йодль (1890–1946). В предыдущем месяце Йодля назначили представителем ОКВ в управлении Розенберга – будущем имперском министерстве оккупированных восточных территорий (IMG 1947. Bd. 26: 385–386)[53]. Запись от 2 мая в дневнике дежурства ОКВ содержит упоминание: «начальник у рейхсляйтера Розенберга» (Kriegstagebuch des Oberkommandos…, 1965. Bd. 1: 390). Это свидетельствует о том, что значительную часть этого дня Йодль провел у Розенберга. Поскольку инициатором встречи Розенберга с Томасом и Кернером или, по крайней мере, инициатором графика этой встречи был Кейтель – непосредственный начальник Йодля, весьма вероятно, что именно он, как начальник, и отправил Йодля к Розенбергу. Учитывая, что Йодль пробыл у Розенберга долго, маловероятно, что у них было отдельное от Розенберга, Томаса и Кернера совещание – в частности, в силу того, что Розенберг во второй половине дня собирался еще и на встречу с Гитлером. За два дня до совещания статс-секретарей Розенберг имел краткий разговор с Гитлером, и они договорились 2 мая обсудить «восточные вопросы подробнее», что, видимо, и было сделано (Frankfurter Rundschau, 1971)[54]