«всеми остальными, в том числе приказами политического уполномоченного»[116]. Это собрание, на котором Розенберга поставили в известность о границах зоны ответственности на основании «инструкции об особых областях» к Директиве № 21, о соглашении между генерал-квартирмейстером и рейхсфюрером СС о роли полиции безопасности, а также о задачах командующих вермахта, действительно проходило 2 мая (Kriegstagebuch des Oberkommandos…, 1965. Bd. 1: 390)[117]. Помимо всего прочего, это доказывает, что Йодль на пресловутом совещании 2 мая присутствовать не мог. Розенберг очень долго проговорил с Гитлером[118] и встретился с Томасом и Кернером лишь на следующий день, 3 мая 1941 г.[119] Другими словами, ни Розенберга, ни Йодля на встрече статс-секретарей не было, а рассуждения на этот счет строятся на выборочном толковании сохранившихся источников. Нужно задаться вопросом: достаточно ли внимательно рассмотрено здесь все, что известно на сегодня о соотношении сил в Третьем рейхе и обстоятельствах, в которых создавались важные документы? Пытаясь сопоставить совещание 2 мая и Ванзейскую конференцию от 20 января 1942 г., Алекс Дж. Кей не приводит проясняющих ситуацию доказательств, а опирается на поверхностные намеки (Kay, 2006b: 688–689, 695–698). Некоторые из приводимых им документов сопровождены некорректным пояснением. При том, что автор считает неверным рассуждать, было ли массовое убийство частью политической системы Третьего рейха до лета 1941 г., он тем не менее узаконивает такие бездоказательные спекуляции[120]. Более того, если даже и проводить параллель между двумя встречами по принципу, который декларирует Кей, тут же обнаруживается значительное отличие, а именно: если верить утверждению Кея, на встрече 2 мая 1941 г. ключевую роль играл вермахт, но на Ванзейской конференции ни одного представителя вермахта как раз не было. Действительно, в данной статье есть ряд примеров, когда сталкиваются несовместимые позиции – признак того, что автор пытается подогнать непослушные данные под тезис, который считает самодостаточным. Кей, как и ряд его предшественников, склонен преувеличивать авторитет генерала Томаса в этот период. На самом деле по основным решениям Гитлера не только не голосовали – от подчиненных вообще не требовалось никак выражать свое одобрение. Задача подчиненных была в том, чтобы интерпретировать и внедрять предписанное, координируя усилия со всеми, кто в этом задействован[121]. Несколько обрывочных строк, дошедших до нас в качестве стенограммы совещания 2 мая 1941 г., не свидетельствуют ни о каком «широком одобрении» (Kay, 2006a: 126–133; Kay, 2006b: 699) политики злонамеренного умерщвления миллионов людей, в частности потому, что мы не видим никаких отсылок к выделяемой Кеем «целевой аудитории» (статс-секретарям). Представлять дискуссию о «военных потребностях» – а именно таков был главный вопрос приготовлений – как этакую предусмотрительную оправдательную стратегию, призванную скрыть расистскую подоплеку массового убийства, некорректно[122].
В последние годы изучающие Третий рейх историки спорят не столько о фактах, сколько об интерпретациях, часто диаметрально противоположных друг другу. Разногласия являются отражением точек зрения ученых на свой предмет – предпосылок, исходя из которых они классифицируют и оценивают свои данные. Когда акцент в исследованиях сместился на роль «национал-социалистической идеологии», реалии войны и диктатуры, а также сложные причины и мотивы, результатом которых стала истребительная политика национал-социализма, отошли на второй план. При исследовании роли вермахта в Третьем рейхе, однако, критически необходимы не всеобъемлющие теории, а оценки сложных исторических контекстов и процессов развития. Только так можно добиться сбалансированной оценки тех событий.
Еще раз о статс-секретарском совещании 2 мая 1941 г.: ответ Клаусу Йохену Арнольду и Герту Любберсу[123]
Алекс Дж. Кей
В своей статье «Германские статс-секретари, массовый голод и совещание 2 мая 1941 г.» (Kay, 2006b: 685–700)[124] я выдвинул гипотезу о том, что состоявшееся 2 мая 1941 г. собрание немецких статс-секретарей представляло собой официальное заседание Командного экономического штаба «Восток» – управленческого комитета, который должен был отвечать за хозяйственное администрирование на оккупированных советских территориях. Присутствовавшие на встрече, а именно представители профильных органов германского бюрократического аппарата и вермахта, приветствовали идею безжалостной эксплуатации советских продовольственных запасов на благо оккупационных войск и тыла ценой жизней десятков миллионов советских граждан. На собрании предстояло доработать и скоординировать подход, уже санкционированный высшим руководством Германии. Таким образом, встреча имела весомые последствия для германской оккупационной политики на территории СССР.
Непосредственно в ответ на мою статью и содержащиеся в ней тезисы Клаус Йохен Арнольд и Герт Любберс опубликовали критический комментарий («Собрание статс-секретарей 2 мая 1941 г. и вермахт: документ к размышлению») (Arnold, Lübbers, 2007: 613–626).
Своей статьей Арнольд и Любберс преследуют две главные цели. Во-первых, они пытаются любой ценой снять с вермахта бремя вины за участие в планировании – то есть предумышленной подготовке – зверств по отношению к гражданскому населению и военнопленным на советских территориях. Они действуют двумя путями: сводят к минимуму роль высших офицеров вермахта, таких как генерал Томас, в одобрении и планировании этих зверств, а ответственность за данное преступное намерение возлагают исключительно на Адольфа Гитлера, его назначенного преемника Германа Геринга, а также статс-секретаря министерства продовольствия и сельского хозяйства Герберта Бакке. Во-вторых, возлагая вину на весьма ограниченный круг лиц, Арнольд и Любберс оспаривают тот факт, что в германской оккупационной политике на территории СССР центральную роль играло создание продовольственного профицита насильственным путем и что по данной политике имелась договоренность между вермахтом, органами партии и министерским аппаратом, а также оспаривают, в частности, сущность и значение встречи 2 мая. Эти две цели, а также тактики, позволяющие их достичь, тесно между собой связаны. Их мы рассмотрим ниже. Аргументы, которые приводят Арнольд и Любберс в своей статье, для обывателя выглядят убедительными. Однако для человека, знакомого с предметом исследования глубже, не представляет особого труда выявить присутствующие в их статье в больших количествах ложные сведения и несуразицу.
Рамки данной статьи не позволяют ответить на каждое выдвинутое Арнольдом и Любберсом утверждение, но попытаемся по возможности парировать большинство из них. Итак, желая показать неосведомленность вермахта о планах восточной экономической политики Бакке, Арнольд и Любберс в начале своей статьи заявляют следующее: «В начале марта 1941 г. Гитлер предвосхитил любые дискуссии о последствиях применения изоляционистского подхода, позже отраженного в печально известной Директиве по экономической политике от 23 мая 1941 г. – конкретно в том, что касается изоляции “дефицитных” великорусских территорий, которая породила бы масштабный голод» (с. 616).
Согласно фрагменту, на который ссылаются здесь Арнольд и Любберс, Гитлер ничего такого не предпринимал, а всего лишь заявил: «В обсуждении со статс-секретарями д-ром Штукартом (министерство внутренних дел) и Бакке (министерство продовольствия) на данный момент нет необходимости» (Kriegstagebuch des Oberkommandos…, 1965. Bd. 1: 390)[125]. Это фрагмент из указаний Гитлера к составлению Инструкций об особых областях» к Директиве № 21 (дело «Барбаросса»). В дискуссиях между отделами вермахта и статс-секретарями Штукартом и Бакке не было необходимости, поскольку подготовка к будущему учреждению гражданской администрации на оккупированных советских территориях была еще не на том этапе, чтобы такие дискуссии санкционировать. Так или иначе, всего 9 дней спустя, 12 марта, генерал Томас и Бакке встретились обсудить включение отдела сельского хозяйства в экономическую организацию Томаса, которая как раз находилась в процессе создания (BA-MA. RW. 19/164. Fol. 213)[126]. Можно понять, почему Гитлер мог наложить запрет на всякие встречи между Бакке и членами вермахта.
Попытки Арнольда и Любберса снять вину с вермахта строятся, в частности, на тактике занижения авторитета генерала Томаса. Говоря о печально известной памятной записке Томаса от 13 февраля 1941 г., они утверждают: «Со времени появления широко известной памятной записки Томаса “о последствиях операций на Востоке для военной промышленности” Гитлер был в курсе того, что не все верят в экономический успех операций на Востоке» (c. 616). Однако они не упоминают о предложении Томаса ликвидировать зерновой дефицит в Германии за счет советского населения: «Нельзя однозначно гарантировать, что МТС [машинно-тракторные станции] и запасы удастся в значительной мере уберечь от уничтожения; более того, в условиях войны мы вправе ожидать от силы 70-процентный урожай – при всем при этом нужно иметь в виду, что русский умеет приспосабливаться к скудному урожаю и что при населении в 160 млн даже небольшое сокращение объема потребления на человека позволит высвободить значительное количество зерна.
В этих обстоятельствах появится возможность компенсировать дефицит для Германии на 1941 и 1942 годы»