Формулировки очень близки к тем, что за три с половиной месяца до этого употребил Бакке в позорно известных «12 заповедях» для аграриев, которым предстояло работать на советских территориях. 11-я заповедь служит лишним напоминанием о плане, согласно которому предстояло заморить голодом значительную часть населения Советского Союза. «Русский много веков терпел лишения и голод, жил с затянутым поясом. У него гуттаперчевый желудок, поэтому нечего испытывать к нему никакой ложной жалости. Нечего и пытаться применять к нему в качестве мерила немецкий уровень благосостояния и пытаться изменить русский образ жизни» (IMG 1949. Bd. 39: 367–371)[128]. Игнорируя истинный характер записки Томаса, Арнольд и Любберс утверждают, что Бакке лично уже в подробностях доложил Гитлеру о том, какого прироста продовольственных запасов можно ожидать от оккупации советской территории (с. 616). Они делают такой вывод, исходя из одного лишь из заявления Пауля Кернера, статс-секретаря Командного экономического штаба «Восток» и заместителя Геринга по экономическим вопросам, которое тот сделал на Нюрнбергском процессе с явной целью выгородить себя. Кернер также присутствовал на встрече 2 мая.
В отношении самого совещания 2 мая Арнольд и Любберс руководствуются в основном догадками. На с. 619 находим центральную мысль их работы. Они высказывают предположение, что «на встрече все пошло не по плану»: «Один из участников, статс-секретарь Бакке, воспользовался случаем и потребовал определить для экономической политики радикальные цели. Он призвал к разграблению оккупированных советских территорий, если нужно – ценой жертв, исчисляемых миллионами. Предъявить такое требование можно было только по указанию Гитлера. Сделав так, Бакке тем самым выпустил джинна – снял покров тайны с новых планов, расчистил дорогу решению Гитлера, считавшего, что смерть миллионов людей – приемлемая цена за приобретение максимальных “излишков”, при том что до этого о таких намерениях было известно на уровне слухов. В протоколах требования Бакке зафиксированы в качестве “результата” встречи: нет никаких упоминаний о каких-либо принятых собравшимися “решениях”».
Весь этот фрагмент текста, однако, совсем не содержит ссылок, вследствие чего возникает вопрос: а откуда Арнольду и Любберсу это известно? Ответ в том, что им неизвестно ничего, – это просто домыслы. В протоколах никак не обозначено, что радикальных целей добивался один лишь Бакке – он в этих протоколах и не упомянут. Таким образом, Арнольд и Любберс не могут знать наверняка, что только Бакке и никто другой отстаивал радикальную политику голода. И не требования Бакке значатся в протоколах совещания результатом встречи; в качестве результата в протоколах, озаглавленных «Памятная записка об итогах сегодняшней дискуссии со статс-секретарями касательно “Барбароссы”», обозначена договоренность, которой удалось достичь присутствующим:
«Успешное ведение войны возможно лишь в том случае, если на третий год войны весь вермахт будет снабжаться продовольствием из России.
2. Это, несомненно, означает голодную смерть для X миллионов человек, если с территории будет вывозиться все нам необходимое» (IMG 1948. Bd. 31: 84)[129].
Далее Арнольд и Любберс, опять же без достаточных доказательств, утверждают, что в результате «конфликта мнений 2 мая» «Томас был вынужден смириться со столь значительным понижением в должности» в Командном экономическом штабе «Восток» вплоть до уровня «рядового сотрудника, наравне с остальными сотрудниками ниже уровня статс-секретаря» (с. 622). Ощущение, что Томас к середине мая отчасти впал в немилость, действительно есть. Это видно по расхождениям в черновом тексте письма Геринга командующему сухопутными войсками фельдмаршалу фон Браухичу от 29 апреля и окончательном варианте письма, отправленным в первые две недели мая. В черновике Томас назван руководителем штаба, а в чистовом варианте он упомянут «среди прочих» сотрудников штаба (BA-MA. RW 19/739. Fol. 68; BAMA. RW 19/739. Fol. 267)[130]. Однако то, что это произошло из-за возникших 2 мая разногласий, маловероятно по двум причинам. Во-первых, 8 мая Командным штабом руководил по-прежнему Томас (Die deutsche Wirtschaftspolitik… 1991: 412–417)[131], хотя Арнольд и Любберс утверждают, что такое наименование его должности «уже не соответствовало действительности» (с. 622). Во-вторых, никаких доказательств «конфликта мнений» на встрече 2 мая нет. Из протоколов на самом деле следует, что была достигнута договоренность относительно подлежащего применению на советских территориях бесчеловечного подхода. Более того, о том, что результаты совещания 2 мая отражали и личные воззрения Томаса, говорят и сделанные им три дня спустя записи:
«По моему мнению, ключевыми здесь являются 4 пункта:
a) снабжение сражающихся войск провизией;
b) сельскохозяйственная эксплуатация посредством максимального увеличения объемов производства растительного масла и зерна;
c) эксплуатация промышленности посредством максимального увеличения объемов производства минеральных масел, а также добычи угля и дефицитного сырья;
d) укрепление транспортной системы в целях перевозки вышеупомянутых продуктов.
Перенос задач по производству вооружений на оккупированную территорию возможен на время только для конкретных дефицитных продуктов» (Müller, 1981: 101–141)[132].
Данные записи весьма схожи с зафиксированными результатами статс-секретарского совещания, что свидетельствует об общности взглядов.
В завершение статьи Арнольд и Любберс отмечают: «Кей, как и ряд его предшественников, склонен преувеличивать авторитет генерала Томаса в этот период» (с. 625). В этом вопросе Арнольд и Любберс оказываются в меньшинстве. В 1984 г. Рольф-Дитер Мюллер выделял двоих – Бакке и его «партнера» Томаса – как создателей новой экономической организации, «сформулировавших ее цели» и действовавших в согласии друг с другом (Müller, 1984: 173–196)[133]. В 1999 г. в работе, посвященной германской оккупационной политике на территории Беларуси, Кристиан Герлах недвусмысленно высказался в поддержку мюллеровской оценки, охарактеризовав Томаса и Бакке как «двух главных приверженцев стратегии голода» (Gerlach, 1999: 68). В 2006 г. Йоханнес Хюртер назвал Геринга, Бакке и Томаса «лицами, в наибольшей степени ответственными» за «радикальный экономический курс» (Hürter, 2006: 493)[134], в то время как Адам Туз отмечал, «с каким рвением ошеломляющее предложение Бакке было подхвачено остальными чиновниками из министерского аппарата в Берлине и, прежде всего… генералом Томасом» (Tooze, 2006: 478). Действительно, в конце января 1941 г. Томас рекомендовал своим подчиненным сотрудничать с Бакке (BA-MA. RW 19/164. Fol. 126)[135]. Словом, нарисованная Арнольдом и Любберсом картина разногласий между Томасом, с одной стороны, и Бакке и его подчиненными – с другой по вопросам будущей экономической политики на оккупированных советских территориях есть не что иное, как плод их собственного воображения.
Арнольд и Любберс также делают акцент на директиве Гитлера Герингу, касающейся того, какой экономический подход применять на советских территориях. Они отмечают, что черновой вариант директивы подписан не был, и ни Геринг, ни Гитлер «в преддверии вторжения в СССР» не отдавали соответствующего приказа (с. 620). Перед нами еще одна логическая уловка. Действительно, перед вторжением соответствующего приказа подписано не было: таковой был подписан ровно спустя неделю после него. Согласно указу от 29 июня, Геринг был уполномочен применять «всякие меры, необходимые для максимально обширной эксплуатации доступных запасов и экономического потенциала, а также для расширения экономических сил на благо военной экономики Германии» (Führer-Erlasse…, 1997: 179–180)[136]. Не было ничего удивительного в том, что Гитлер дождался начала военной кампании. Ведь, если говорить о других равных по значению приказах командирам вермахта – рейхсфюреру СС Гиммлеру и гражданской администрации на оккупированных советских территориях, то они все были отданы уже после начала кампании: первый – 25 июня, остальные два – 17 июля (Führer-Erlasse…, 1997: 178–179, 188–189; IMG 1948. Bd. 29: 235–237)[137]. Когда был издан указ о полномочиях Геринга, его затем подписали Гитлер, глава верховного командования вермахта фельдмаршал Кейтель и глава рейхсканцелярии Ламмерс. В свете того, что приказ все же вышел, уже не просто спекулятивными, но откровенно ошибочными выглядят следующие утверждения Арнольда и Любберса: «Было понятно, что распространение инструкций на большое количество отделов создаст проблемы с секретностью, а также вызовет неприятие в рядах вермахта» (с. 620). Более того, практика была такова, что многие указы и приказы издавались без подписи, самый очевидный пример – экономическое пособие для оккупационных войск, так называемая зеленая папка (BAB. R 26 IV/33a)[138].
Не приводя никаких доказательств, Арнольд и Любберс утверждают, что вторая часть протоколов, цитируемых в моей статье – где упомянута необходимость получить подпись под директивой Гитлера Герингу, – это на самом деле памятная записка, подготовленная к заседанию 2 мая (с. 619). В соответствующей сноске авторы отмечают: