Айном-Эрвином Мере, бывшим майором эстонской армии.
Из этой информации можно сделать вывод, что с 1942 г. в Пскове террором и карательными операциями против населения занимался отдел полиции безопасности и СД, напрямую подчинявшиеся полиции безопасности и СД Генерального округа Эстония (нем. der Generalbezirk Estland).
Для работы в данном отделе задействовались эстонские сотрудники полиции времен диктатуры Константина Пятса, установившего авторитарный режим в период с 1934 по 1940 г., члены военизированной националистической организации («Кайтселийт»), бывший кадровый состав эстонской армии и пограничной службы. Примечателен тот факт, что в феврале 1942 г. в Таллинне набирались добровольцы в «особую эстонскую роту» для поставки личного состава в Псковский внешний отдел эстонской полиции безопасности и СД, в «охотничьи команды (ягдкоманд)» – подразделения, которые боролись с партизанами, и в охранную команду для Моглинского лагеря (Raun, 2001: 158–159).
Но «эстонский фактор» истребительной политики в Псковской области не заканчивается деятельностью вышеописанных органов. Первым «национальным» подразделением, прибывшим в Псков, был 37-й охранный батальон (нем. Schutzmannschaft Wacht Bataillon, 37), сформированный в августе 1941 г. из эстонских добровольцев в Тарту. В конце 1943 г. это охранно-карательное подразделение под командованием майора Фридриха Курга было переименовано в 37-й эстонский полицейский батальон (нем. Estnische Polizei Bataillon, 37). Следует отметить, что эстонские полицейские батальоны на протяжении всего времени оккупации принимали активное участие в борьбе с советскими партизанами (и теми, кого принимали за них), охраняли важные и значимые объекты (Пушняков, 2005).
Эстонская полиция безопасности и СД играла роль связного органов, осуществлявших контрразведывательную и карательную деятельность, с другими немецкими подразделениями (тайной полевой полицией, выполнявшей функции гестапо на фронте, комендатурами и т. д.). Часто практиковалась передача задержанных или арестованных эстонской полиции для расследования.
Анализируя структуру подразделений данных органов, можно прийти к выводу, что эти карательные службы представляли собой аппарат, который полноценно выполнял задачи и функции уголовной полиции, СД и гестапо.
Эстонская полиция безопасности имела пять основных отделов (из семи) с 33 внутренними подотделами. Функции каждого из отделов:
• первый отдел – референтуры концлагерей, пограничной полиции и инспекции;
• второй отдел – обучал методам репрессий, готовил кадры для полиции;
• третий отдел – выполнял судейские и хозяйственные функции;
• четвертый отдел – боролся с коммунистами, шпионажем, выполнял охранную функцию, просматривал письма и прослушивал телефонные разговоры;
• пятый отдел – занимался общеуголовными делами, расследованием растрат и подделок;
• шестой отдел – картотека.
Существование седьмого отдела в структуре оспаривается некоторыми историками (Birn, 2006: 33).
Основой карательного и контрразведывательного аппарата эстонской полиции безопасности и СД являлся четвертый отдел, который выполнял функции гестапо «на месте». Он занимался агентурной деятельностью, ведя активный набор в разведывательную сеть из местных жителей, а также осуществлял репрессии против партизан, внедряя в их ряды завербованных людей, которые передавали подробную информацию о действиях отрядов на территории Псковской области. Туда поступала информация о коммунистах, евреях, советских государственных служащих, агентах ГБ СССР, партизанах и помогавших или сочувствовавших им людях, которые выявлялись в Псковской области другими органами эстонской полиции. Кадры отдела формировались из лиц, прошедших спецподготовку в школах полиции безопасности и СД на территории рейха и Эстонии.
Пятый отдел занимался не только агентурой, в его обязанности входила также работа по расследованию и раскрытию уголовных дел. Примечательно, что в данном отделе в большинстве своем работали русские, прошедшие подготовку в Таллине.
В подвал здания полиции (в котором к 9 мая 2022 г. планируется открытие музея оккупации Псковской области по адресу: г. Псков, ул. Ленина, д. 3) свозились арестованные в ходе следствия. Там были оборудованы четыре общие камеры: одна из них женская, две для политических арестованных и еще одна для фигурантов общеуголовных дел. Имелись также и одиночные камеры. В общих камерах содержались люди, которым уже был вынесен приговор, и они лишь ожидали его исполнения. Из этого подвала с периодичностью в один-два раза в неделю вывозились приговоренные к смертной казни люди для расстрела. Места казни были различными – одно из них недалеко от деревни Глоты, другое в районе станции Березка, у дома лесника Павлова, третье – рядом с д. Андрохново.
Осужденные же к пребыванию в концлагерях отправлялись в так называемый пересыльный лагерь для неблагонадежных лиц в Моглино, где они были обречены на мучительную смерть. Узников отвозили в Псков, откуда они эшелонами отправлялись на принудительные работы в Германию или другие части оккупированной гитлеровцами Европы (например, Саласпилсский лагерь в Латвии), или их расстреливали.
Моглинский лагерь напрямую руководился псковским внешним отделом эстонской полиции безопасности и СД. Там находились заключенные, отбывавшие наказание за общеуголовные преступления на срок не более одного года, за связь с партизанами, подпольем, евреи и кочующие цыгане. Там практиковались «экзекуции» – показательные расстрелы евреев и цыган, а также русских. Помимо этого, частым явлением было проведение умерщвлений через расстрел караульной службой лагеря без какого-либо суда и следствия (Алексеев, 2010).
Одним из изученных мест, где проводилась карательная политика Третьего рейха, является район д. Андрохново, в котором расстреливались узники Моглинского лагеря и жертвы из Пскова. Комиссия по расследованию совершенных немецко-фашистскими захватчиками злодеяний имеет акт от 15.03.1945, в котором описаны результаты обследования местности в районе «салотопки» недалеко от Андрохново: «Произвели осмотр мест захоронения и сжигания трупов советских военнопленных и гражданского населения. При осмотре было обнаружено следующее: в 20 метрах от южной стороны поселка Андрохново и в 500 метрах от шоссе Ленинград – Киев и в 800 метрах от склада “Кожживсырье” в лесу обнаружена площадка кладбища захороненных расстрелянных советских граждан – площадка диаметром 50 метров, обнесенная кругом колючей проволокой. На ней обнаружено место расстрела советских граждан и старый костер диаметром 12 метров – место для сжигания трупов (…). При осмотре самого костра места сжигания на всей территории костра имеются остатки мелких древесных углей вперемешку с обгорелыми человеческими костями. (…) Сжигание производилось путем обливания горючей жидкостью. (…) С западной стороны кладбища (…) обнаружена одна железная бочка с горючей жидкостью/гудрон/, употребляемая немцами для сжигания трупов советских граждан. (…)
С учетом обнаруженных мест сжигания трупов и тел в ямах-захоронениях, можно сделать вывод о том, что в этом районе было расстреляно и захоронено (…) не менее 2500 расстрелянных советских граждан» (ГАПО. Ф. Р 903. Д. 83. Л. 62–65).
Таким образом, из данного отрывка можно сделать вывод, что эстонские коллаборационисты проводили действия с признаками геноцида по отношению к советским гражданам.
Непосредственно расстрелом мирного населения занимались так называемая охранная команда и саперная рота, функционировавшие при Псковском внешнем отделе эстонской полиции безопасности и СД. Данные подразделения также осуществляли охранную деятельность и конвоирование узников. Саперы занимались рытьем ям и траншей для захоронения расстрелянных. За выполнение особых заданий сотрудники этой команды получали доп. пайки и алкоголь. Бойцы не пренебрегали мародерством расстрелянных – практиковалось снятие драгоценностей с тел или отбирание личных вещей перед казнью.
Из показаний Иоганеса Маутса[194]: «Припоминается случай, когда начальник караула Сепп[195]однажды дал Премету[196]одежду расстрелянного для продажи, потому что у Премета в Пскове было обширное знакомство» (Архив УФСБ РФ по Псковской области. Д. 115. Т.1. Ч.4. Л. 76–77).
Из показаний сотрудника эстонской полиции безопасности и СД Кингисеппа от 9 сентября 1948 г.: «Они мне начали рассказывать, как расстреливали советских граждан. Колина[197]рассказал, что в момент расстрела он отобрал у одной старушки мешочек с золотыми вещами. На это Харальд Криспин[198], перебирая Колина, заявил: “А я ничего не смотрел, схвачу одного за шиворот, расстреляю, толкну в яму, а потом беру следующего. У меня хватит сил расстреливать этих сволочей”» (там же, Кингисепп, 1948: 82).
О моральных качествах бойцов отдела эстонской полиции безопасности и СД сохранились свидетельства их же подельников.
Из показаний Августа-Вольдемара Йыгиста: «В городе Пскове я служил охранником в полиции безопасности и СД, которое находилось в центре Пскова, на какой улице не помню. Там я охранял здание СД, а также арестантские помещения СД, которые находились в подвале того же здания, где размещалось СД. Во время службы в городе Пскове я был заподозрен в том, что вступил в интимную связь с содержавшейся под стражей еврейкой. В связи с этим меня в феврале 1943 г. перевели для дальнейшего несения службы в местечко Моглино, которое находилось западнее города Пскова» (Архив УФСБ по Псковской области. Д. С-17412. Т.2. Л. 255).
Из показаний Эриха Лепметса – охранника полиции безопасности и СД в Пскове: