1. У дер. Малый Тростенец в 10 км от Минска
а) 15 декабря 1943 г. была уничтожена в автомашине-«душегубке» рабочая команда, состоявшая не менее чем из 100 узников; 6 узников, которых заставили выгрузить трупы из автомашин, были затем расстреляны;
б) Между 2 февраля и 2 апреля 1944 г. в течение 4 дней подряд было расстреляно не менее 6 арестованных, которые перед тем были использованы для эксгумации трупов, захороненных в воронках от бомб, и их сожжения.
2. Примерно в 10 км на северо-запад от Минска 21 декабря 1943 г. команда охранной полиции расстреляла по меньшей мере 20 арестованных.
3. В районе пос. Смолевичи Минской области
а) Между 17 и 21 апреля 1944 г. в соответствии с приказом Кранера об уничтожении неработоспособных узников Древс застрелил из своего пистолета одного больного узника;
б) 26 января 1944 г. было уничтожено в «душегубке» не менее 15 узников; по меньшей мере 3 узника, которых заставили выгружать их трупы, были затем расстреляны.
4. Примерно в 30 км к северу от Минска
а) Между 2 февраля и 2 апреля 1944 г. был расстрелян один больной узник лагеря;
б) 2 апреля 1944 г. были уничтожены в «душегубке» не менее 50 человек из рабочей команды.
5. В районе гор. Пинска Брестской области 27 мая 1944 г. было убито не менее 62 узников лагеря путем взрыва убежища, где они находились.
6. В июле 1944 г. в месте, расположенном на северо-восток от Бреста, было расстреляно не менее 20 узников, находившихся при команде Фишера.
7. В районе гор. Кобрина Брестской области 18 июня 1944 г. было расстреляно не менее 60 заключенных тюрьмы гор. Кобрина, в том числе не менее 38 мужчин, которые использовались зондеркомандой «Центр» для выкапывания трупов из массовых могил, 20 женщин и 2 детей. Жертвы были разделены на 3 группы, которые расстреливались отдельно.
8. В районе гор. Слонима Гродненской области 5 июля 1944 г. было убито не менее 50 арестованных, которых заманили обманным путем в убежища, куда бросили через вентиляционные шахты связки гранат.
Прокуратура СССР просит выявить материалы (в том числе фотодокументы), имеющие отношение к перечисленным преступлениям. Особо необходимы документы к пп. 2 и 4.
С выявленных фотодокументов просьба снять фотокопии в 3-х экз. и выслать их в Главное архивное управление при СМ СССР.
Начальник отдела использования документальных материалов ГАУ при СМ СССР
Богатов
НАРБ. Ф. 249. Оп. 5.Д. 1174. Л. 79–80. Подлинник.
№ 10
Из показаний начальника рабочего подразделения «зондеркоманды-1005» Адольфа Рюбе о сожжении евреев в урочище Благовщина Минского района в ноябре 1943 г.
г. Гамбург
Февраль 1968 г.
[…] Когда я в середине ноября 1943 г. находился в урочище Благовщина, произошло следующее. Около 15 часов ко мне подошел начальник Гардер и сказал, что сегодня работы должны быть приостановлены и что команда русских рабочих должна быть отправлена в другое место. Мы, то есть я, переводчики, которые находились под охраной, полицейские и эсэсовцы, в течение часа стояли на месте без всякого дела. Вблизи высился штабель дров, между которыми лежали пластами тела убитых людей. Тогда Гардер принялся покрывать эту гору трупов хворостом из хвои. Но это ему не удалось. Почти в середину штабеля Гардер воткнул железный стержень высотой два метра. В то время, когда Гардер был занят этим делом, прибыли две грузовые машины из Минска, а также Хойзер на своем автомобиле. В машинах было около 10 эсэсовцев из Минска и около 30 евреев, мужчин и женщин. Евреям приказали сойти с машин, и около 20 из них по приказу Хойзера были поставлены у открытой ямы и расстреляны выстрелами в затылок […] Оставшимся 8–10 евреям было приказано донага раздеться. Затем им связали руки и ноги. Я это видел с расстояния 40–50 метров. Гардер в это время находился на штабеле. Обнаженные и связанные по рукам и ногам евреи, среди которых находилось больше женщин, чем мужчин, были втянуты группой эсэсовцев под руководством одного командира по лестнице и положены там в ряд. Одну еврейку Гардер привязал к железному стержню. После этого он спустился вниз и поджег штабель. Когда штабель уже загорелся, еврейка, привязанная к стержню, неожиданно спрыгнула вниз. Очевидно, веревки, которыми она была привязана к стержню, перегорели. Тогда Гардер вновь поднялся на штабель, хотя он уже горел, и вновь привязал еврейку к стержню. Затем весь штабель еще раз был облит бензином, чтобы он быстрее горел […]
ZSL:202AR-Z 22/60 (Goldapp), Bd. 1, 48ff. Перевод с немецкого. Опубликовано: Лагерь смерти Тростенец: док. и материалы. Минск, 2003. С. 199.
Историография
Операция «Барбаросса» в работах современных германских историков
Дмитрий Стратиевский
В советской, а затем российской коллективной исторической памяти военный конфликт 1941–1945 гг. традиционно выделяется из общего контекста Второй мировой войны. Из советского периода было унаследовано специальное название, Великая Отечественная война. Соответственно, 22 июня 1941 г., день нападения Германии на Советский Союз, является особой датой, которая и 80 лет спустя отмечает момент вовлечения в войну всего советского народа. В трех постсоветских государствах это официальная памятная дата: в России (День памяти и скорби), Беларуси (День всенародной памяти жертв Великой Отечественной войны) и Украине (День скорби и чествования памяти жертв войны). Если 9 Мая нередко называют последним советским праздником, воспринимающимся позитивно большинством жителей постсоветского пространства, несмотря на оценку действий Красной Армии и ее полководцев в тот или иной период, то 22 июня можно считать таким памятным днем. Вне зависимости от восприятия СССР и событий, предшествовавших началу Второй мировой войны, существует консенсус: нападение Германии оценивается исключительно негативно, в качестве отправной точки, положившей начало гибели миллионов людей и затронувшей в той или иной степени каждого жителя Советского Союза.
В коллективной исторической памяти Германии отношение к войне на востоке Европы априори не могло быть гомогенным и неоднократно переживало трансформации. В ГДР антифашизм являлся фактически государственной идеологией, но его догматичная форма подменяла собой глубокое изучение периода 1939–1945 гг. История войны воспринималась официальной наукой абстрактно и упрощенно. В свою очередь, в первые десятилетия существования западногерманского государства практиковалась политика забвения. В обществе присутствовало понятие «час ноль», означавшее капитуляцию Третьего рейха как точку отсчета, после которой следовала совершенно новая эра в истории немецкого народа, лишь крайне опосредованно связанная с прошлым[254]. Превалировала «финансовая» ответственность за преступления, совершенные в период Второй мировой войны, выраженная в государственных компенсационных выплатах некоторым выжившим и отдельным государствам (вопрос компенсаций пострадавшим от нацизма, проживавшим в социалистических странах, по понятным причинам не рассматривался). Для нового определения, обозначающего войну против СССР, было выбрано известное слово «Russlandfeldzug» («поход против России»)[255], не содержавшее правовой и моральной оценки этого «похода». Это понятие использовалось не только в быту, но и в воспоминаниях немецких генералов, а также в работах некоторых историков. Переосмысление и жесткий анализ событий 1941–1945 гг. начались лишь в конце 60-х гг. XX в., с началом «студенческой революции» в ФРГ, антивоенного и правозащитного движения. Этот процесс продолжился более интенсивно после воссоединения Германии. Немалую роль в вопросе окончательного демонтажа мифа о «чистом вермахте» сыграла экспозиция «Преступления вермахта», показанная в 1990–2000-х гг. и ставшая одной из самых обсуждаемых в Германии за последние десятилетия выставок[256]. Немецкое общество «открывало» для себя «новые» (для него) группы пострадавших советских граждан: в 1990-е – жертвы Холокоста на территории СССР и убитые в ходе карательных акций против нееврейского советского населения, в 2000-е – гражданские принудительные работники, в 2010-е и по настоящее время – советские военнопленные и умершие во время блокады Ленинграда[257].
Германская историческая наука, если говорить обобщенно, также изменяла свои приоритеты, либо чуть опережая пики общественного внимания, либо соответствуя им. В 1950–1960-е годы внимание профессиональных немецких историков скорее фокусировалось на исследовании системы власти в период нацизма и репрессиях на территории страны. О «войне на Востоке» писали преимущественно бывшие военачальники вермахта в мемуарах, а анализ действий немецкой военной машины в СССР проходил скорее в англоязычном научном пространстве[258]. В 1980-е произошел всплеск научного интереса к различным фрагментам войны против Советского Союза, связанный не в последнюю очередь с работами немецких историков Вольфрама Ветте, Герта Юбершера, Манфреда Мессершмидта и др. После 1990 г. эта тенденция продолжилась. Сейчас в ассортименте ведущих книжных онлайн-магазинов[259] и в стационарных сетях[260] постоянно представлены несколько сотен наименований печатной продукции, так или иначе затрагивающих подготовку, идеологическую основу, начало, ход и последствия войны Германии против СССР. Это литература научного, научно-популярного и публицистического характера, предназначенная для различных кругов читателей, начиная с наиболее «легких» и «понятных» изданий, написанных «простым языком», например специальный выпуск журнала «Шпигель» «Нападение. Война Гитлера против Советского Союза» к 75-летию агрессии