. 21 августа, когда было уже поздно, заместитель начальника штаба генерал Луи Кольсон отправил телеграмму Думенку, предоставив ему право заключить с советской стороной сделку на самых лучших условиях, на каких только возможно, но он ничего не упомянул про Польшу и, конечно, ничего не сказал про ультиматум, который был выдвинут Варшаве (SHAT 7N 3186)[275]. Некоторые нерешительные французы умоляли поляков, однако никто не требовал сотрудничества и не давал согласия в ответ. Следующим вечером, 22 августа, Думенк встретился с наркомом обороны Климентом Ворошиловым и попытался уговорить его продолжить переговоры, ссылаясь на телеграмму из Парижа. Однако Ворошилов видел слабые стороны дипломатического шага французов: Лондон подобного разрешения не давал, а также отсутствовало соглашение с Варшавой или Бухарестом (РГАСПИ. Ф. 74. Оп. 2.Д. 120. Л. 148–154)[276].
И так во всей книге. Если доказательство не соответствует концепции автора, то он его игнорирует или перекраивает. Мак-Микин знает, что он манипулирует источниками, поэтому периодически употребляет выражение «это правда, что…». Таким образом, это правда, что я не упомянул… Так он заранее пытается избежать обвинений в предвзятом обращении с фактами.
Теперь, по прошествии времени, легко говорить, что Сталин должен был согласиться на не устраивавшее его соглашение с Великобританией и Францией, несмотря ни на что. Он подозревал, что эти страны попытаются отсидеться в сторонке, бросив СССР воевать с вермахтом в одиночку, как они в итоге поступят с Польшей. Чтобы Сталин продолжил настаивать на сотрудничестве с Великобританией и Францией после почти шести лет неудач, он должен был быть мудрым и дальновидным человеком, но этих качеств ему не хватало. По иронии судьбы, Сталин совершил те же ошибки, что и Франция, Великобритания и Польша до него, а именно: он думал, что сможет заключить сделку с Гитлером, а затем провести политику умиротворения. Нарком Литвинов несколько раз повторил, что с Гитлером невозможно вести никакие переговоры, но его сняли с должности в мае 1939 г. Сталин не хотел вести войну в одиночку в 1939 г., но ему пришлось на это пойти в 1941 г. Как говорят, война полна неожиданностей. Сталина можно критиковать за многие поступки, но должны ли мы упрекнуть его еще и за то, что он не мог предвидеть будущее?
Когда автор доходит до начала войны на Востоке, советская организация сопротивления против вторжения нацистов у него выглядит ошибкой от начала до конца. Вначале действительно все было сделано неправильно. Сталин уделил недостаточно внимания докладам разведки, в которых говорилось о подготовке нацистов к нападению. По словам некоторых защитников Сталина, советские агенты по-разному оценивали перемещения и силу войск и называли различные даты наступления – май и июнь 1941 г. Сталин подозревал, что это была британская дезинформация, и в некоторых случаях так оно и было (TNA FO 371 29481; TNA FO 371 29482)[277]. Чаще она была немецкой. Сталин полагал, что Гитлер не настолько глуп, чтобы начать войну на два фронта. Чего он не замечал, так это сообщений разведки о том, что Гитлер был невысокого мнения об угрозе немцам со стороны британцев на Западе (Военная разведка информирует…, 2008: 599, 600–601, 613)[278]. На самом деле на том направлении не было никакого настоящего фронта, соответственно, не могло быть ВТОРОГО фронта на Востоке.
Когда началось вторжение, советские войска были плохо подготовлены и не могли дать немцам отпор. В первые пять месяцев войны СССР нес ужасные потери: из боевого состава Красной Армии выпало 177 дивизий (Mawdsley, 2005: 86). По словам Мак-Микина, летом 1941 г. советские солдаты «сражались не очень хорошо» (с. 299). В Прибалтике и на Украине местные жители порой сотрудничали с нацистскими захватчиками. В этой катастрофе в самом начале войны действительно можно обвинить Сталина как главу правительства, но во всяком случае он учился на своих ошибках. Автор почти всегда преуменьшает боевую мощь Красной Армии. Есть только одно исключение – Сталинградская битва. Мак-Микин забывает упомянуть о том, что вермахт начал нести серьезные потери летом 1941 г. – примерно 7000 человек в день (Roberts, 2006: 88). Это был новый опыт для немцев. На них нападали маленькие группы красноармейцев, и происходило это на сотнях безымянных перекрестков, в полях колхозов, в деревнях, лесах и труднодоступных местах. В лесах около Бреста на границе с оккупированной Германией Польшей «некоторые войска… продержались несколько дней» (с. 287). На самом деле некоторые защитники Брестской крепости продержались до 23 июля или даже дольше. Мак-Микин в итоге поправляет сам себя, говоря про важность советского сопротивления (с. 305). Для русских защита Брестской крепости стала свидетельством готовности советских солдат сражаться с нацистами до самого конца.
В кошмарные потери Красной Армии не включены массовые убийства гражданских лиц, геноцид евреев, цыган, многих славян, а также уничтожение военнопленных, советских чиновников, политического кадрового состава и офицеров, который начался летом 1941 г. Сохранились фотографии женщин и детей, которых заставляли раздеться догола и встать в очередь в ожидании казни. Голых женщин периодически хватали или насиловали радостные нацистские солдаты или коллаборационисты, когда те проходили мимо них. Мак-Микин не уделяет особого внимания этим зверствам. Его больше интересует то, как насиловали солдаты Красной Армии немецких женщин в конце войны. Конечно, он ничего не говорит о таком же поведении американцев, британцев и канадцев. Он делает акцент на изнасилованиях, массовом изгнании немцев и других злодеяниях Красной Армии.
Мак-Микин также почти ничего не пишет о победе СССР в Битве за Москву в декабре 1941 г. Ее «вроде как свернули» после полугода сражений (с. 385). «И это было совсем не элегантно» (с. 384). Выбор слов автора смешон. Если дальше углубиться в повествование Мак-Микина, то становится понятно, что обесценивание побед СССР – это часть его стратегии, которая проявляется в самых разных формах. Удивительно, что Мак-Микин не прибегает к расхожим клише, согласно которым неудачи вермахта связаны с «генералом Морозом» и «полковником Грязью». Остановка нацистов под Москвой стала первым стратегическим поражением вермахта. Тактика блицкрига войны провалилась. «Фрицы» наконец получили по заслугам. Общественность на Западе лучше понимала важность победы Красной Армии. Например, можно посмотреть на политические карикатуры, выполненные Дэвидом Лоу, Лесли Иллингвортом, Доктором Сьюзом или советским художником Борисом Ефимовым.
Для сравнения – Польша сдалась менее чем за две недели; Дания – вообще без единого выстрела; Голландия по крайней мере делала вид, что сопротивляется; Бельгия рано вышла из борьбы, оставив с носом Францию и Великобританию; высшее командование Франции начало думать о прекращении военных действий всего через шесть дней Арденнской операции. Британские экспедиционные силы оставили вооружение и грузовики в Дюнкерке и «голые» вернулись домой. Весной 1941 г. Грецию и Югославию победили всего за несколько дней. Сколько времени прошло прежде, чем британская армия одержала стратегическую победу над вермахтом? Это было в Северной Африке в октябре – ноябре 1942 г., но две трети вражеской армии составляли итальянцы, а не немцы. «Немцы не были непобедимыми», – пишет Мак-Микин (с. 415). Вообще-то были. Пока не встретились с Красной Армией.
Разведка США и Великобритании полагала, что советские вооруженные силы не продержатся дольше четырех-шести недель. После Битвы за Москву британские разведчики в Лондоне были разочарованы тем, что они оказались неправы (TNA FO 371 29501)[279]. Еще по этому поводу высказывался американский военный атташе в Москве майор Иван Йитон. В начале июля он предсказывал неминуемый приход вермахта (в течение пяти дней). Американские журналисты в Москве считали, что он глуп как пень (Glantz, 2005: 64, 66). Йитон был антикоммунистическим клоуном, но Мак-Микин превращает его в невоспетого героя. По его мнению, союз с СССР поддерживали только наивные глупцы или советские агенты-предатели.
Мак-Микин не сильно распространяется о переносе примерно 1500 советских оборонных предприятий из уязвимых областей европейской части России на Урал или в Западную Сибирь. А ведь это на самом деле стало подвигом военной логистики. Оборудование для производства вооружения и снаряжения часто размещалось под открытым небом, а потом вокруг него строилось здание. Тут Мак-Микин подходит к соглашению о ленд-лизе с США. Его этот вопрос крайне занимает, и он посвящает ему большие фрагменты книги. С его точки зрения ленд-лиз спас СССР и «обеспечил победы Сталина» (с. 665). Даже под Москвой ленд-лиз «вероятно, принес дивиденды» (с. 383). Далее через две страницы Мак-Микин пишет, что Битва за Москву была «скромной по своим масштабам». Подождите. В ней участвовало более миллиона солдат. Это же был «каскадный приток поставок по ленд-лизу», который вместе с подкреплением из Сибири «вообще сделал возможным наступление» (с. 385). Затем Мак-Микин вновь пытается огорошить читателя статистикой, приводя количество поставленных тонн, грузовиков, самолетов и танков, но, получается, что за деревьями не видно леса.
Как писал британский историк Эван Модсли, соглашение о ленд-лизе давало лишь «самый мизер» до Сталинградской битвы. 85 % поставок прибыло после января 1943 г. и 54 % – после января 1944 г. (Mawdsley, 2005: 192). Но Мак-Микин использует ленд-лиз для того, чтобы принизить значимость побед Красной Армии. Он даже предвосхищает контраргументы: «Как утверждали тогда Сталин и его сторонники и настаивают до сих пор, русские