Шуленбург считал для себя позором служить дипломатическим прикрытием подготовки гитлеровского нападения на СССР. Сотрудник германского посольства в Москве и советский разведчик Г. Кегель, лично знавший Шуленбурга, писал: «Убежден, что такой спокойный, уравновешенный, имевший собственные политические убеждения и моральные принципы человек, каким был Шуленбург, собиравшийся к тому же уходить на пенсию, воспринял все упомянутые обстоятельства как личное унижение, и это также подтолкнуло его на нелегкое решение стать на свой лад, несмотря на возраст, участником борьбы против Гитлера».
В мае 1941 г., когда нацистскую агрессию уже невозможно было предотвратить, посол трижды предупреждал советское руководство, что германское нападение на СССР должно начаться в ближайшее время.
5 мая 1941 г. Шуленбург пригласил на завтрак на свою подмосковную дачу в Астафьево советского полпреда в Германии В.Г. Деканозова. В присутствии советника германского посольства Г. Хильгера и советского переводчика В.Д. Павлова Шуленбург сообщил Деканозову, что «слухи о предстоящей войне Советского Союза с Германией являются “взрывчатым веществом” и их надо пресечь… Источник слухов не имеет значения. Со слухами нужно считаться как с фактом».
На следующей встрече с Деканозовым, состоявшейся в наркомате иностранных дел 9 мая, Шуленбург подчеркнул, что «надо действовать быстро», так как «дело очень спешное». 12 мая состоялась третья беседа Шуленбурга с Деканозовым. В присутствии Хильгера германский посол дважды упомянул, что он «разговаривал в частном порядке и сделал свои предложения, не имея на то никаких полномочий». Более того, посол просил «не выдавать его в Берлине». У Деканозова даже сложилось впечатление, что «Шуленбург и Хильгер намекали на уход Шуленбурга с поля политической деятельности».
Но «предостережение» Шуленбурга было проигнорировано Сталиным. Советский вождь не мог себе представить, что германский посол действовал на свой страх и риск. В Кремле восприняли слова Шуленбурга не как отчаянную попытку германского дипломата спасти мир, а как провокацию. «Сталин просто отмахнулся и от этого важного сообщения, посчитав его очередной немецкой дезинформацией», – вспоминал нарком внешней торговли A.И. Микоян, назвавший поступок Шуленбурга «беспрецедентным в истории дипломатии».
22 июня 1941 г. в 5.30 утра по московскому времени Шуленбург передал наркому иностранных дел В.М. Молотову ноту германского правительства. На вопрос Молотова, что эта нота означает, посол ответил, что, по его мнению, это начало войны. Шуленбург сказал, что «он в течение 6 лет добивался дружественных отношений между СССР и Германией, но против судьбы ничего не может поделать».
После эвакуации немецкого посольства из Москвы в 1941 г. Шуленбург формально был руководителем «русского» (13-го политического) отдела и председателем «русской коллегии» Министерства иностранных дел. Ни реальных полномочий, ни политического влияния Шуленбург на этих постах не имел: с началом войны Россией занимались не дипломаты, а военные. Оккупированные вермахтом территории СССР находились в ведении имперского министерства по делам оккупированных восточных территорий Альфреда Розенберга.
После поражения группы армий «Центр» под Москвой зимой 1941/1942 г. и полного провала «блицкрига» Шуленбург направил Гитлеру записку с предложением начать сепаратные переговоры с СССР. Ответа не последовало. Тогда Шуленбург стал искать иные пути к миру: с 1942 г. он стал контактировать с деятелями антигитлеровской оппозиции.
В декабре 1942 г. Шуленбург и советник германского министерства иностранных дел Адам фон Тротт цу Зольц встретились с сотрудником бюро Риббентропа Бруно Петером Клейстом, который должен был установить связь с советским посольством в Стокгольме, чтобы прозондировать возможность мирных переговоров с Кремлем. Однако ни эта, ни последующие попытки германской антигитлеровской оппозиции по каналам Риббентропа (и возможно, абвера) связаться с Москвой через Стокгольм успехом не увенчались: советская сторона не доверяла немцам – противникам Гитлера и опасалась провокаций, направленных на раскол союзников по антигитлеровской коалиции.
Но есть и другое объяснение неудач контактов германских противников Гитлера с Советским Союзом. Представитель Риббентропа в ставке Гитлера Франц фон Зоннлейтнер считал, что дело было в позиции самого Шуленбурга. По мнению Зоннлейтнера, бывший германский посол в Москве не доверял антигитлеровской оппозиции, считая, что она намерена вести с Россией нечестную игру, в которой он, Шуленбург, будет всего лишь пешкой. Шуленбург «выступал за срединное положение Германии между Востоком и Западом и не собирался водить за нос Сталина».
Шуленбург действительно не хотел вводить советское руководство в заблуждение относительно намерений рейха: ведь он в 1941 году невольно послужил дипломатическим прикрытием подготовки гитлеровской агрессии против Советского Союза. Однако речь теперь шла не о политике Гитлера, безусловным противником которой Шуленбург стал после нападения Германии на СССР, а о заключении мира с Россией новым германским правительством, которое должно было прийти к власти в результате государственного переворота и уничтожения Гитлера. Если Шуленбург не доверял антигитлеровской оппозиции, он никогда бы не пошел на контакт с ней, тем более не согласился войти в новое германское правительство.
С 1943 г. Шуленбург (наряду с фон Хасселем и фон Вайцзеккером) рассматривался в качестве кандидата на пост министра иностранных дел в правительстве рейхсканцлера Гёрделера, которое должно было быть сформировано после устранения нацистского диктатора и ликвидации наиболее одиозных личностей и структур национал-социализма. Причем Гёрделер, несмотря на свою «прозападную» ориентацию, поддерживал кандидатуру Шуленбурга, так как Шуленбург мог бы «достичь договоренности со Сталиным».
Шуленбург, которого лично хорошо знали Сталин и Молотов, должен был сыграть особую роль в переговорах с СССР. Свою основную задачу в новом послегитлеровском правительстве Шуленбург видел в скорейшем прекращении войны, восстановлении и развитии отношений с СССР. При этом Шуленбург отнюдь не симпатизировал большевикам: старый дипломат хорошо понимал, что война против Советского Союза, который обладал огромным людским и военным потенциалом и гигантской территорией, будет стоить Германии очень дорого и может обернуться для нее национальной катастрофой. Шуленбург хорошо помнил предостережение «железного канцлера» Отто фон Бисмарка: двумя самыми большими ошибками внешней политики Германии могут стать война на два фронта и война с Россией.
Заговорщики, как военные, так и штатские, несмотря на разногласия, сходились в том, что после устранения Гитлера необходимо: немедленно заключить компромиссный мир; отвести германские войска на территорию рейха; образовать временное германское правительство; разъяснить немцам преступную роль Гитлера и его клики; провести всеобщие демократические выборы в рейхстаг, после чего определять основные формы управления страной и направления политики.
Главной движущей силой государственного переворота были военные. В конце августа 1943 г. начальник оперативного отдела штаба группы армий «Центр» Хеннинг фон Тресков посетил Шуленбурга в его берлинской квартире. Во время дружеской беседы Тресков описал Шуленбургу критическое для вермахта положение, сложившееся на Восточном фронте, и от имени действующих в армии противников Гитлера изложил план скорейшего заключения компромиссного мира с Советским Союзом.
В выполнении плана решающая роль отводилась Шуленбургу: он должен был лично установить контакт с советским правительством для разъяснения целей антигитлеровской оппозиции. С помощью Трескова и других офицеров штаба группы армий «Центр», которые должны были установить радиосвязь с противником и согласовать с ним все параметры операции, намечалось переправить Шуленбурга через линию фронта для политических переговоров с советской стороной. Шуленбург согласился на это рискованное предприятие при условии его одобрения Гёрделером, однако Гёрделер этот план не одобрил: он все еще надеялся достичь договоренности с Западом.
После провала заговора 20 июля 1944 г. Шуленбург был арестован и обвинен в государственной измене. Судебный процесс по «Делу 20 июля» вел председатель «Народной судебной палаты» Роланд Фрейслер. «Отвратительный злобный маньяк, который, оказавшись в Первую мировую войну в русском плену, стал фанатичным большевиком, а позднее, вступив в 1924 году в нацистскую партию, – таким же фанатичным нацистом. При этом он остался горячим поклонником советского террора. Он специально изучал приемы Андрея Вышинского, главного прокурора, на московских процессах тридцатых годов», – писал о Фрейслере американский историк Уильям Ширер. «Наш Вышинский» – называл Фрейслера Гитлер.
23 октября 1944 г. Фрейслер «именем немецкого народа» приговорил Шуленбурга к смертной казни. 10 ноября 1944 г. граф Фридрих Вернер фон дер Шуленбург был повешен в берлинской тюрьме Плетцензее.
В январе 1946 г. бывший советник германского посольства в Москве Готхольд Штарке в данных в Москве на Лубянке «собственноручных показаниях» рассказал о последнем послании графа Шуленбурга: «13 или 14 августа 1944 года, точную дату я сейчас не помню, Шуленбург вызвал меня к себе и объявил, что в связи с событиями 20 июля он ежеминутно ожидает ареста… Перед арестом он желает мне сообщить, что он верен своей политике “ориентации на Восток” и что он пытался убедить своих товарищей по заговору в правильности своей политической линии. Более того, он объявил им о своей готовности перейти с белым флагом в руках через линию фронта и вымолить у русских условия перемирия, сделав, таким образом, последний шаг к спасению германского народа. Затем Шуленбург обратился ко мне с просьбой в случае его казни, и если я сам останусь в живых, передать после окончания войны, которая, вероятно, завершится капитуляцией Германии, народному комиссару иностранных дел Советского Союза господину Молотову свое последнее послание. Шуленбург заявил мне тогда буквально следующее: “Сообщите господину Молотову, что я умер за дело, которому я посвятил свою жизнь в Москве, то есть за советско-германское сотрудничество… Передайте господину Молотову, что в трагический утренний час 22 июня 1941 года я был уверен в том, что надежды германского правительства обеспечить себе и германскому народу руководящую роль по отношению к европейским нациям и объединенным народам Советского Союза обречены на провал. Факт моей смерти за дело сотрудничества советского и германского народов даст мне все же право обратиться к руководству советской внешней политики с мольбой, чтобы оно мудро и терпимо отнеслось к германскому народу, так как его широчайшие слои, и не в последнюю очередь интеллигенция, осуждали безумие войны