радиус действия составлял 800–1000 км. Запасной комплект электропитания, инструкцию для рации, код, расписание радиосеансов и позывные Центр обещал отправить следующей почтой.
5 мая в резидентуру был послан второй радиопередатчик с дальностью действия до 1000 км. Приемную базу для берлинской рации намечалось оборудовать на советско-польской границе в районе Бреста. Радиопередатчик и шифры были переданы Корсиканцу 17 июня 1941 г.
В инструкции обращалось внимание на то, что предложенный код прост и не требует специальных материалов. Достаточно запомнить ключевое слово «шраубе» («винтик») и постоянное число 38745. Специалисты гарантировали, что шифр аналитическими путями раскрыть нельзя. Даже в случае захвата черновиков по ним удастся прочитать только текст, находившийся в обработке. Все предыдущие и последующие телеграммы прочесть невозможно. Корсиканец не должен посвящать в секреты шифра никого и не сообщать его Лучистому, которого предполагалось использовать как радиста. Аппаратуру необходимо хранить в отдельном месте, но ни в коем случае не у Корсиканца.
Граф Кай фон Брокдорф-Ранцау и графиня Эрика фон Брокдорф превратили свою квартиру в надежное место хранения рации. Из их квартиры радисты пытались установить двустороннюю связь с Центром.
В течение весны Коротков не раз обсуждал с Корсиканцем вопросы организации нелегальной радиоточки. Корсиканец слышал от Итальянца, что работающую радиостанцию можно обнаружить с помощью пеленгатора в течение 30 минут. Коротков объяснил, что рация будет находится в эфире не более 10–20 минут для передачи кратких экстренных сообщений. Но сомнения Корсиканца полностью не рассеялись. Вероятно, поэтому пожелание, чтобы радистом стал Лучистый, было неожиданно отвергнуто. Никакие доводы не могли поколебать решения Корсиканца. В крайнем случае он соглашался на то, чтобы радистом был Тенор.
Короткову пришлось на ходу менять планы. Но произошла новая неприятность: Старшина сообщил, что 7 июня Тенор был призван в армию. Старшина предложил заменить его Гансом Коппи, за надежность которого ручался. Коппи имел лишь один существенный недостаток: он не умел работать с радиостанцией.
Центр предписал выяснить через Старшину принципиальное согласие Коппи и его отношение к воинской повинности. «Надеемся, – говорилось в указаниях Центра, – что резидентуре удастся создать две нелегальные группы: в составе Корсиканца и Лучистого, а также Старшины и Кляйна. Это подстраховывало бы связь с антифашистами от возможных срывов».
После получения Старшиной согласия Коппи и беседы с ним Короткова был проведен инструктаж молодого антифашиста. Радист резидентуры Аким познакомил Кляйна с основами радиопередач. Состоялся пробный радиосеанс: «1000 приветов всем друзьям». Лаконичная фраза свидетельствовала, что рация работала и нелегальная резидентура, хоть и не без труда, начала свою жизнь.
Московская гастроль
Резидент Кобулов, нарушая правила конспирации, по своей инициативе встретился с Харнаком и Шумахером. Из Москвы тут же пришло строгое предупреждение: «Ваш контакт с Корсиканцем и Тенором не одобряем. Он не вызывался никакой необходимостью. Тем более что за несколько дней до этого вы были предупреждены о ведении за вами гестапо усиленной слежки».
Многочисленные нарушения конспирации, личная недисциплинированность, некомпетентность в работе и ряд аморальных проступков Кобулова переполнили чашу терпения Центра. Меркулов распорядился вызвать резидента в Москву для личных объяснений. Непросто было решиться на этот шаг, поскольку Кобулову покровительствовал сам Берия.
Узнав о поездке Кобулова в Москву, Коротков обратился с личным письмом к Фитину. «Отношения с Корсиканцем, Старшиной и другими источниками, – писал разведчик, – заставляют меня поставить перед вами вопрос о вызове меня хотя бы на несколько дней в Москву… Переписка по указанным вопросам была бы затяжной и не выявила всех аспектов… Важность группы для нас не вызывает сомнения, и будет полезно продолжить с ней контакт, добиваясь максимально возможного результата… Если в Центре имеются иные мнения в отношении группы или ее отдельных членов, можно было бы рассмотреть и это, решив, как следует поступить в таком случае. Независимо от вызова т. Захара в Москву прошу вызвать и меня в Советский Союз. Это необходимо, поскольку именно я непосредственно связан с берлинскими антифашистами. 4 июня 1941 года». Однако Центр, несмотря на поддержку Кобулова, просьбу Короткова по неизвестным причинам отклонил.
Сталин затыкает уши
В начале июня Короткову было ясно, что скоро будет война. Но точная дата ее начала пока не была известна, неясно было, в какой форме произойдет нападение Германии на СССР. После встречи Короткова со Старшиной 11 июня резидентура отправила в Москву следующую телеграмму:
«В руководящих кругах германского Министерства авиации и в штабе авиации утверждают, что вопрос о нападении Германии на Советский Союз окончательно решен. Будут ли предъявлены Советскому Союзу какие-либо требования, неизвестно, и потому следует считаться с возможностью неожиданного удара. Главная штаб-квартира Геринга переносится из Берлина предположительно в Румынию. 18 июня Геринг должен выехать на новое место расположения своей штаб-квартиры».
Более серьезное предупреждение трудно было себе представить. Через несколько дней Старшина и Корсиканец сообщили сведения, которые не оставляли тени сомнения в грядущей катастрофе.
17 июня нарком госбезопасности Меркулов доложил эти данные Сталину, Молотову и Берии. «Источник, работающий в штабе германской авиации, сообщает: все военные мероприятия Германии по подготовке вооруженного выступления против СССР полностью закончены, и удар можно ожидать в любое время… Источник, работающий в Министерстве хозяйства Германии, сообщает, что произведено назначение начальников военно-хозяйственных управлений “будущих округов” оккупированной территории СССР… На собрании хозяйственников, предназначенных для “оккупированной территории СССР”, выступил также Розенберг (один из идеологов нацизма, “уполномоченный для решения вопросов восточноевропейского пространства”. – Б.Х.), который заявил, что понятие “Советский Союз” должно быть стерто с географической карты».
Сталин твердо и размашисто написал карандашом на документе: «Т. Меркулову. Можете послать ваш “источник” из штаба герм. авиации к е… матери. Это не “источник”, а дезинформатор. И. Ст.»
На следующий день Сталин вызвал к себе Меркулова и Фитина: «Вот что, начальник разведки. Нет немцев, кроме Вильгельма Пика, которым можно верить. Ясно? Идите, все уточните, еще раз перепроверьте эти сведения и доложите мне».
Фитин не знал, информировал ли Сталина руководитель немецких коммунистов, но был уверен, что никакой информации, отличной от данных разведки, Пик представить не мог. Но в источниках внешней разведки Сталин упорно сомневался.
Почему Сталин скептически относился к необычайно тревожной информации, поступавшей из Берлина? Нельзя сбрасывать со счетов широкую кампанию дезинформации, контролируемую Гитлером, в которой принимали участие высокопоставленные лица рейха. Например, Геринг и Риббентроп, использовавшие в своих целях такой канал доведения до Москвы лживых сведений, как резидент Кобулов.
Дезинформация просачивалась и в материалы «Красной капеллы». Например, в агентурном сообщении из Берлина от 9 мая 1941 г. со ссылкой на источник в штабе германской авиации сообщалось:
«В штабе германской авиации подготовка операции против СССР проводится самым усиленным темпом. Все данные говорят о том, что выступление намечено на ближайшее время. В разговорах среди офицеров штаба часто называется 20 мая как дата начала войны с СССР. Другие полагают, что выступление намечено на июнь. В тех же кругах заявляют, что вначале Германия предъявит Советскому Союзу ультиматум с требованием более широкого экспорта в Германию и отказа от коммунистической пропаганды». Дезинформация о якобы готовящемся Германией ультиматуме, лишь после предъявления которого развернутся боевые действия, а также неоднократный перенос сроков начала германского наступления на СССР, укрепляла недоверие Сталина к сообщениям Корсиканца и Старшины.
«Красная капелла» во время войны
После 22 июня 1941 г. информация от берлинской группы «Красной капеллы» некоторое время не поступала. Позывные Старшины («Д-5») и Корсиканца («Д-6») не были слышны в эфире. После потери радиостанции под Брестом начальник внешней разведки НКВД Фитин направил письмо заместителю начальника военной разведки (РУ РККА) Панфилову с просьбой дать указание установить связь с радиостанцией в Берлине. Пункт приема желательно создать в районе Минска. Однако 28 июня войска противника взяли Минск.
В поисках связи
4 июля руководство внешней разведки отдало распоряжение своим резидентурам в Лондоне и Стокгольме слушать позывные Корсиканца и Старшины. Но все безрезультатно. В августе чекисты и военные договорились об установлении военной разведкой связи с берлинской группой антифашистов. Итогом этих переговоров явилась телеграмма, адресованная резиденту военной разведки Отто (Леопольду Треп-перу) в Париже (связь через Брюссель):
«При посещении Берлина явиться к Адаму Кукхофу или его жене по адресу Вильгельмхойер-штрассе, 18, тел. 83-62-61, вторая лестница налево, верхний этаж и заявить, что присланы другом Арвида (новый псевдоним Харнака. – Б.Х.) и Харо (Шульце-Бойзен), которого Арвид знает как Александра Эрдберга. Напомнить о книге, которую Кукхоф подарил Эрдбергу незадолго перед войной, и его пьесе «Уленшпигель». Предложить Кукхофу устроить Вам встречу с Арвидом и Харо. В случае невозможности встречи выяснить через Кукхофа: 1. Когда начнется связь, почему ее нет? 2. Где и в каком положении находятся все друзья (в частности известные Арвиду: Итальянец (В. Хавеман. – Б.Х.), Штральман (Г. Коппи. – Б.Х.), Лео (предположительно Скржепчинский. –