Днем раньше, 14 октября, такая же неразборчивая телеграмма, похожая на обусловленный в Москве сигнал тревоги, поступила и от Бека. В конце октября руководство внешней разведки обратилось в штаб-квартиру радиосвязи за разъяснениями по поводу этих шифрограмм.
Радиоцентр ответил, что связь с корреспондентом 4-24 (Бек) проходила чрезвычайно напряженно по причине слабой слышимости и плохой работы 4-24 на ключе, вследствие чего прием каждой группы цифр радиограммы производился по нескольку раз. По причине плохого радиоприема невозможно точно установить, работал ли радист под диктовку и передавал ли сигнал тревоги.
Бек использовался гестапо как радист, пока аналитики внешней разведки НКВД в начале 1943 г. не пришли к выводу, что его сообщения, по существу, провоцируют центр на постановку новых заданий, раскрывающих явки наших агентов, посылку денежных средств и раскрытие тайников. От продолжения связи с Беком в центре отказались.
В 1945 г. Бек попал в плен к американцам, которые передали его советской стороне. Особое совещание обвинило Роберта Барта в предательстве и сотрудничестве с гестапо (стандартное обвинение, предъявленное многим разведчикам, побывавшим в нацистских застенках) и приговорило его к высшей мере наказания.
Операция Франц—Бек, хотя и не достигла полностью намеченной цели, была очень важна. В то время как вермахт рвался к Сталинграду и уже предвкушал скорую победу, два советских разведчика проникли в Берлин, а один из них встретился с представителями немецкой антифашистской группы.
Расшифрованная телеграмма
Руководство внешней разведки, не получая известий из Берлина, не теряло надежду связаться с немецкими антифашистами. С этой целью чекисты с помощью РУ РККА предприняли новую попытку выяснить положение берлинской группы «Красной капеллы». В конце 1942 и в начале 1943 г. разведуправление Красной армии на запросы Фитина дважды ответило, что наш человек в Берлине обращался по указанному телефону, но никто к аппарату не подошел.
К этому времени основное ядро берлинской группы было разгромлено нацистской контрразведкой. В середине июля 1942 г. немецкие дешифровщики прочитали телеграмму Москвы, адресованную в августе 1941-го советским военным разведчикам – Леопольду Трепперу, а затем Анатолию Гуревичу, с заданием посетить Берлин. Из этой телеграммы контрразведка узнала, что в Берлине действует подпольная организация, связанная с Москвой. В документе назывались: Адам Кукхоф, Арвид и Харо, приводились два адреса – Кукхофа и Либертас Шульце-Бойзен, их домашние телефоны, пароли для связи. Были указаны клички еще пяти членов организации, давались явки для связи с разведчиками-чекистами в Стамбуле и Стокгольме, а также говорилось о предстоящем прибытии в Берлин курьеров или связников.
Этого было более чем достаточно, чтобы начать разработку Харо и Арвида. Но это было далеко не все, чтобы разобраться в сложном сплетении имен и лиц.
Как и когда контрразведке Третьего рейха удалось прочитать то, что считалось недоступным и не могло быть раскрыто обычными методами дешифрования? После начала войны Германии против СССР «функабвер» (служба радиоперехвата военной разведки) обнаружил активную работу радиопередатчиков в Бельгии. В ночь с 25 на 26 июня 1941 г. была засечена радиоточка и в самом Берлине, но она быстро ушла из эфира.
Первые сведения о действии коротковолновых передатчиков насторожили руководство контрразведки. Шеф абвера адмирал Вильгельм Канарис, начальник «функабвера» генерал-лейтенант Фриц Тиле, шеф гестапо Генрих Мюллер и начальник внешнеполитической разведки СД Вальтер Шелленберг приняли решение о широкомасштабных совместных действиях.
Мюллер создал станцию слежения за эфиром Бельгии и Северной Франции. В декабре 1941 г. бельгийской группой зондеркоманды «Красная капелла» в пригороде Брюсселя по ул. Аттребат были захвачены Анне (София Познанская, шифровальщица парижской резидентуры) и радист-стажер Антонио (Давид Каминский). На конспиративной квартире был задержан радист Хемниц (Михаил Макаров, заместитель Кента).
После первых дней упорного молчания арестованные под жестокими пытками гестапо заговорили. Макаров открыл шифр и ключ к нему, расписание работы радиостанции, длину радиоволны, позывные, известные ему сведения о Кенте и Отто.
Захват в Брюсселе радиста «Красной капеллы» послужил отправной точкой для расследования гестапо, которое привело к установлению личности Харо – Шульце-Бойзена. В аналитической справке ПГУ КГБ СССР, предназначенной для Министерства госбезопасности ГДР, отмечается, что разгром группы Корсиканца и Старшины стал следствием провала одного из звеньев разведывательной цепи.
Расшифровка шифротелеграммы Москвы от 26 августа 1941 г. стимулировала активизацию германской контрразведки. Канарис поспешил с докладом к Гиммлеру, Мюллер предоставил возможность Шелленбергу лично доложить рейхсфюреру СС о достижениях эсэсовских спецслужб. По докладу Гиммлера Гитлер распорядился провести ускоренное следствие и держать его постоянно в курсе дел.
Провал и аресты
О розыскных действиях германской контрразведки рассказал на допросе в Москве 29 июня 1951 г. бывший заместитель шефа гестапо и руководитель зондеркоманды «Красная капелла» Фриц Паннцингер.
По его словам, операциями по делу «Красной капеллы» и радиоигрой с Москвой руководил он, а всю работу выполнял находившийся в его прямом подчинении начальник берлинского отделения зондеркоманды «Красная капелла» руководитель отдела IV-А2 гестапо Хорст Копкоф. С учетом данных радиоперехвата было установлено наружное наблюдение за объектами разработки, устраивались засады на квартирах участников организации, разыскивались источники утечки информации в Генштабе и Министерстве иностранных дел. Но разобраться во всех псевдонимах информаторов было невозможно. Неизвестными оставались Виктор и многие другие.
В ходе следствия выявились тесные связи Шульце-Бойзена с Шумахером и Хайльманом. Была дешифрована переписка Москвы с Парижем и Брюсселем, показавшая, как глубоко русские проникли в секреты рейха. Оказалось разоблаченным прикрытие советской разведывательной сети – коммерческое предприятие «Симекс-Симекско» (Париж—Брюссель). Это привело гестапо к выводу, что большая часть информации, добытой русскими, отправлялась через Швейцарию в Москву.
Не сумев овладеть кодом группы советских военных разведчиков, действовавших в Швейцарии под руководством Шандора Радо («Дора»), Шелленберг оказал значительное давление на швейцарского комиссара полиции Маурера и добился через него ареста большинства членов организации «Дора».
Гестапо считало свой розыск берлинских антифашистов далеко не завершенным. Но в конце августа 1942 г. оно узнало, что Хайльман сообщил Шульце-Бойзену о дешифровке советских радиограмм. Это внезапно возникшее обстоятельство, по словам Паннцингера, ускорило аресты в Берлине. 31 августа 1942 г. в своем служебном кабинете в германском Министерстве авиации сотрудниками отдела IV-А2 гестапо был задержан Шульце-Бойзен. Хайльман не сомневался в истинном характере исчезновения Харо и рассказал о содержании расшифрованной радиограммы Либертас Шульце-Бойзен и члену группы журналисту Иону Грауденцу.
5 сентября 1942 г. гестапо добралось до Хайльмана. Следующие аресты антифашистов были произведены 7–8 сентября. На побережье Восточной Пруссии на отдыхе были схвачены супруги Харнак. В вагоне поезда, следовавшего в направлении франко-германской границы, была задержана Либертас Шульце-Бойзен. Все они попали в руки следователя гестапо, отличавшегося особой жестокостью при допросах. Харнак подвергся чудовищным пыткам, Либертас – сильному морально-психологическому давлению, а в камеру к ней подсадили агента-провокатора.
С 12 по 16 сентября были задержаны участники группы Харнака – Шульце-Бойзена: супруги Шумахер, Ганс и Хильда Коппи, Ион Грауденц, Эрика фон Брокдорф, супруги Кукхоф, Вальтер Хуземан, Ода Шоттмюллер. До конца месяца были также арестованы журналист Гюнтер Вайзенборн, Вольфганг Хавеман, Карл Беренс, которого разыскали даже на фронте под Ленинградом.
Аресты в Берлине продолжились в октябре, когда были захвачены офицер отдела контрразведки Верховного командования вермахта (ОКВ) Герберт Гольнов, начальник контрразведки Министерства люфтваффе Эрвин Гертц, железнодорожник Йон Зиг.
Сотрудники гестапо проникли в самостоятельное звено берлинских антифашистов, возглавляемое резидентом советской военной разведки «Альте» – Ильзой Штёбе, арестованной 12 сентября. Ее жестоко пытали, но она никого не выдала. Среди членов ее группы находился ценный агент Ариец – Рудольф фон Шелиа, высокопоставленный дипломат германского Министерства иностранных дел. По словам Паннцингера, группа была раскрыта в результате дешифровки радиоперехвата.
Это верно в отношении Штёбе, но требует уточнения в связи с Шелиа. С момента нападения Германии на Советский Союз он стал проявлять особую настороженность и уклоняться от встреч со Штёбе. Для поддержания с ним более устойчивой и регулярной связи РУ РККА в октябре 1942 г. выбросило на парашюте под Прагой Генриха Кёнена, откуда он прибыл в Берлин и явился на квартиру Штёбе. Здесь он угодил в засаду. Из документов, найденных при обыске Кёнена, следовало, что целью его командировки в Берлин был Шелиа. Последний был арестован 29 октября 1942 г.
Арест Альберта Хесслера и его напарника Роберта Барта в сентябре-октябре 1942 г. привел к перехвату радиоканалов связи центра с Берлином. В результате радиоигры с Москвой гестапо вышло на след Ганса-Генриха Куммерова, инженера, помощника директора фабрики «Лёве-радио АГ» и Э. Томфора, директора этой фабрики. Оба были арестованы в ноябре и подвергнуты пыткам. Особенно изощренные измывательства перенес Куммеров.
В декабре в Париже был арестован Генри Робинсон – коммунист, связанный с разведкой РККА. Его задержание произвело парижское отделение зондеркоманды «Красная капелла». Жена Робинсона Клара Шабель, член берлинской антифашистской группы, коммунистка, работница завода «АЭГ» в Хеннингсдорфе, была арестована 18 октября.