Однако в начале XXI в., когда вновь объединенная Германия стала ключевым звеном европейской либеральной демократии, эта концепция потеряла политическую актуальность. О немецком «особом пути» сегодня вспоминают лишь философы и историки.
От прошлого «особого пути» современная Германия унаследовала «комплекс России» от – русофобии до русофильства.
Как отмечал современный немецкий историк и публицист Герд Кёнен, «образ “Востока” и России в сознании немцев не представляет собой “комплекс российской (а затем красной) угрозы”. Этот комплекс было бы точнее определить как “колебание между страхом и восхищением, фобийным защитным отталкиванием и страстным притяжением, причем встречным и зачастую взаимопереплетенным”».
Россию и Германию объединяло и представление об «особой» русской и немецкой духовности. Концепцию «особой» немецкой духовности как основе культурного превосходства Германии (культура как глубокое духовное явление противопоставлялась поверхностным ценностям цивилизации) отстаивал немецкий писатель Томас Манн. В «Размышлениях аполитичного» он писал о Германии как о вечно протестующей против Запада стране. Томас Манн, ученик Гёте, Шопенгауэра и Ницше, считал своим долгом защитить трагическое величие германской культуры от воинствующей западной цивилизации. Как сторонник романтической версии об «антибуржуазности» тевтонской цивилизации Томас Манн удивлялся тому, что Россия, страна Толстого и Достоевского, оказалась в одном ряду с западной цивилизацией в борьбе против родственной ей культурой Германии: «Разве русский – это не наиболее человечный из людей? Разве его литература – не наиболее из всех гуманна? В своих сокровенных глубинах Россия всегда была демократической, сильнее – христианско-коммунистической, то есть расположенной к братству страной, – и Достоевский, кажется, думал, что патриархально-теократическое самодержавие представляет собой лучшую политическую систему для демократии, чем социальная и атеистическая республика. Для меня нет сомнений, что немецкая и русская человечность ближе друг к другу, чем Россия и Франция, и несравненно ближе, чем Германия к латинскому миру, – ибо ясно, что гуманность религиозной чеканки, основанная на христианской мягкости и покорности, на страдании и сочувствии, ближе к той гуманности, которая всегда стояла под знаком человечной космополитически-бюргерской культуры, чем к той, которая основана на политических страстях». Философ и культуролог Б.М. Парамонов назвал «Размышления аполитичного» Томаса Манна «шедевром германского “славянофильства”».
Напомним, что великий русский писатель Ф.М. Достоевский, к творчеству которого апеллировал Томам Манн, в «Дневнике писателя» проповедовал идею «особой духовности», только не немецкой, а русской.
Духовными исканиями Ф.М. Достоевского был увлечен идеолог немецкого «революционного консерватизма» Артур Мёллер ван ден Брук. Творчество этого литератора во многом определяло облик немецкого национализма 1920-х – начала 1930-х гг., а его книга под названием «Третий рейх» стала манифестом провозглашенного им германского «особого пути».
Во всех проявлениях идеологии «особого пути», как в Германии, так и в России, непременно подчеркивались: «особая роль верховной власти в управлении страной в противоположность западному демократизму; особая ментальность народа, характеризующаяся извечной и неизбывной его верой в авторитет правителя; особое уважение своей страны к духовной культуре, к “духовности” в широком смысле, как противоположность западному прагматизму».
В XX в. наглядно проявилось «сходство судеб» России и Германии, когда поиски «особого пути» привели Германию к национальной катастрофе так называемого «национального социализма», а Россию – к 74-летней консервации «социализма интернационального», окончившегося распадом СССР.
Основное содержание социально-политического развития ФРГ второй половины XX в. – извлечение уроков из трагического опыта германской истории периода нацистской диктатуры. Но этот процесс не был прост и не соответствовал законам линейного развития; он имел «пульсирующий» характер. В послевоенной ФРГ, как констатировали берлинские исследователи Петер Ян и Рейнхард Рюруп, «удушливая атмосфера “холодной войны”, не допускала возможности ощутить и разделить чужие страдания… закрывала дорогу к самокритичным оценкам экспансии против Советского Союза».
Осмысление зла, причиненного гитлеровским режимом, признание необходимости искупления преступлений, совершенных немцами против человечности, медленно пробивало себе дорогу в историографии и массовом историческом сознании ФРГ. Восприятие устрашающей правды о «войне на Востоке» вызывало своего рода аллергию и у историков, и у широких слоев населения Германии.
Только в начале 1960-х гг. «преодоление прошлого» постепенно стало осознаваться в ФРГ как знак длительного, многопланового общенационального извлечения уроков из истории Третьего рейха, как призыв к моральному очищению, к восприятию и осмыслению правды о фашизме и войне, как понятие-символ, порожденное чувствами стыда и ответственности за преступления гитлеризма.
Немецкий философ Теодор Адорно сокрушался, что в западногерманском обществе, далеко за пределами «круга неисправимых», жива тенденция «оправдания задним числом агрессии Гитлера против Советского Союза». Усматривая в этом опасный симптом коллективного «политического невроза», Адорно предупреждал, что забвение «нежелательного» прошлого «чересчур легко переходит в оправдание забываемых событий».
«Порой мне казалось, – с горечью писал в начале 1980-х годов русско-германский историк, философ и писатель Лев Копелев, – что люди в ФРГ действительно ничего не знают о том, как истекали кровью Варшава и Киев, как должен был погибнуть от голода и стерт с лица земли Ленинград, кому обязан мир решающим поворотом в войне, достигнутом в руинах Сталинграда». Дарование Копелева как политического публициста ярко проявилось в диалоге с писателем и историком Гердом Кёненом, продолжающем тематику бесед Копелева с писателем Генрихом Бёллем «Почему мы стреляли друг в друга?». Копелев подверг резкой критике как ложную идеализацию Советской России, так и интерпретацию СССР в качестве «империи зла». Собеседники вели заинтересованный разговор о воздействии русской революции на Германию и германскую культуру; о сегодняшних судьбах России и Германии; о сходных задачах народов обеих стран по преодолению «образов врага», извлечению уроков из общего прошлого. Копелев писал: «На каждое поколение ложится забота всякий раз снова стремиться к взаимопониманию и добиваться его длительности». Историк понимал, сколь трудны пути, ведущие к сотрудничеству, взаимообучению и взаимопониманию народов, особенно в современных условиях, когда, по его оценке, ксенофобия «угрожает существованию целых наций и всего человечества». Копелев был твердо убежден, что дух дружественных отношений между Россией и Германией «мог бы действительно оздоровить мир».
«Преодолению прошлого» способствовал спор историков ФРГ о нацизме и войне, проходивший в 1986–1987 гг. В центре этой дискуссии оказались вопросы, связанные с войной Германии против СССР. В современной германской историографии утвердился тезис, что «нацистская Германия вела против СССР войну на уничтожение, обусловленную политическими, экономическими и расово-идеологическими факторами». Этот вывод основан на результатах многочисленных фундаментальных исследований германских историков.
Решающий прогресс в деле «преодоления» нацистского прошлого в ФРГ был достигнут в пограничной зоне между историческим знанием и общественным сознанием. В рамках каждого цикла развертывались дебаты, далеко выходившие за стены академического и университетского цехов, будоражившие общество, прямо влиявшие на направленность и характер исторических исследований. В ходе дискуссий неизменно ставились (но уже на ином уровне) «проклятые вопросы» – о национальной вине и национальной ответственности немцев.
Однако «преодоление» нацистского прошлого – это процесс, а не результат; трактовать его нельзя одномерно: ни в категории «постоянные провалы», ни в категории «неизбежные успехи».
Память о нацизме и войне немецкий философ Юрген Хабермас именовал «фильтром, через который проходит культурная субстанция, востребованная волей и сознанием». В XXI в. новые поколения граждан ФРГ неизбежно возвращаются к проблеме, о которой в 1945 г. говорил немецкий философ и психолог Карл Ясперс: «Требование переплавиться, возродиться, отбросить все пагубное – это задача для народа в виде задачи для каждого в отдельности… Без пути очищения, идущего из глубинного сознания своей вины, немцу не добыть правды… Где подлинное сознание вины колет как жало, там само сознание поневоле преобразуется». В работе «Смысл и назначение истории» Ясперс писал: «Нельзя допустить, чтобы ужасы прошлого были преданы забвению. Надо все время напоминать о прошлом. Оно было, оказалось возможным, и эта возможность остается. Лишь знание способно предотвратить ее. Опасность здесь – в нежелании знать, в стремлении забыть, в неверии, что все это действительно происходило».
Наша книга – напоминание. Она написана для тех, кто не стремится забыть, кто желает знать о прошлом. Ведь все это действительно происходило.
Фотографии
Нюрнбергские расовые законы 1935 г.
Еврейский заговор. Нацистский плакат 1941.
Гершель Гриншпан.
Письмо Гейдриха Риббентропу
24 июня 1940 г.
Встреча советской делегации во главе с В.М. Молотовым на Ангальтском вокзале Берлина. 12 ноября 1940 г.
Письмо Э. Тельмана от 1 сентября 1939 г. Оригинал. Стр. 1.
Докладная записка К. Мейера «Генеральный план Ост. Правовые, экономические и территориальные основания восточного строительства».
Генерал Курт фон Хаммерштейн-Экворд.
Ильза Штебе.
Фридрих Вернер фон дер Шуленбург. Горный курорт Ризенгебирге. Силезия.
Арвид и Милдред Харнак.
Листовка Красной Капеллы. Зима 1941–1942 гг.