и Святой Дух, чтобы достичь гармонии внутри себя же самой, чтобы открыть свою дверку в церковь Христову и пройти через сердечное покаяние. Знаете, батюшка, надоело быть курицей, которая дальше своего курятника ничего не видит, но если взлететь в небо как орлица, например, то ведь можно очень многое другое рассмотреть вокруг себя, правильно? Вот я и поняла, что засиделась в курицах, отец Александр, простите, если глупость какую в вашем присутствии сказала.
Он:
— Хорошие слова, дорогая моя, только немного нескладные, но это ничего, милая Шуранька, это бывает. Вы, судя по всему, хороший и добрый человек, и я рад, что вы пришли к необходимости веры. Жду вас.
И руку протягивает, видно, по привычке, для поцелуя, хоть и знает, что рано мне пока причащаться к его руке, как не прошедшей нужные врата.
Однако склоняюсь и целую, бабушка.
Рука у него тёплая и мягкая.
И припахивает ладаном, каким вокруг надымили.
И ничего, никакого неудобства от этого обряда поцелуя не испытала, всё нормально. Раньше думала, совесть заест, если кто узнает про меня такое, а теперь я так не думаю, что-то сдвинулось во мне, хотя и с опозданием, и переменилось к более разрешительной внутренней морали.
Я:
— А зачем неделю ждать? Я и завтра могу.
Он:
— Нет, завтра для вас ещё рано. Нужно подготовиться, «Отче наш», «Символ веры» и «Богородице Дево, радуйся…» наизусть выучить и трёхдневный пост пройти, а лучше семидневный.
Я:
— А чего нельзя, батюшка?
Он:
— Всего, чего избегают при посте: мясного, молочного, спиртного, яиц, грубых выражений, курения.
Я:
— И всё?
Он:
— Есть ещё, важное. Примириться придётся, с кем вы в ссоре, и не позволять себе с супругом, если он у вас имеется. Имеете?
Я:
— Нет у меня, отец Александр, никакого супруга. А кто был, тот далеко или на том свете. Да и не в тех годах уже, чтобы позволять.
Он:
— Вот и славно. Ждём вас.
Короче, бабушка, всё сделала, как велел. Молитовки эти выучила, оказалось, что совсем не в тягость, не длинные, и не утомительно повторять до такого запоминания, чтоб от зубов отскакивало. Да и красивые они необычайно, тягучие, как вещая песнь, и много правильного в них за совсем малым исключением — про долги не очень в «Отче наш» поняла, кто их кому оставляет.
Лишнего тоже не ела, и не ругаюсь, кроме сволочь, и не курю я и так, без подготовки для таинства.
И из живых примиряться не с кем, кроме партийного секретаря доцента Дормидонтова, которому я отказала 16 лет назад, да и то безо всякой ссоры.
И сам обряд прошёл на славу, достойно и не совестно ни от кого.
Три раза на три вопроса ответила «отрекаюсь», это там, где про сатану и князя тьмы, три раза сказала «верую». И один раз «желаю», на главный вопрос о принятии самого крещения в христианскую веру.
После чего мне полили голову святой водицей, и потом был «Аминь» с последующей общей молитвой.
На этом обряд закончился, Шуринька, всё оказалось не так страшно и не настолько стыдно перед людьми.
Вышла из храма просветлённая, благостная, восторг внутри меня родился какой-то новый.
Подумала, уже как крещёная, что, мол, Господи, как же нас воспитали изверги разные в неверии в чудо, в небесную силу, в извечность добра и низвержение всего грязного и злого. А ведь это значит, что и в себя человек тоже никогда хорошо не поверит, если нет перед ним того, что сокрыто от глаз его и от всей земной науки. Это ведь просто ужасно, и недостойно человека жить и думать, что не встретишь больше никогда на свете и после него любимых тебе существ, что тело твоё, даже хорошо сохранившееся по жизни и по годам, истлеет когда-нибудь и превратится в прах и тлен, уйдёт в землю и растворится в ней, и все, кто его касался, лелеял, любил, рисовал, писал и лепил, забудут о нём навсегда, как и рисунки свои и лепки, и живописку, рассованную по углам, чуланам и случайным, никому не нужным архивам, позабудут своей тоже умершей памятью, которая также не воскреснет никогда, ибо так устроена земная жизнь, и не будет ни для кого никакой другой, аминь.
А дома покушала после недельного воздержания, свиных колет нажарила с фарша, с белой добавкой хлебушка и с лучком их, с лучком в честь дня такого.
В тот же светлый день перед сном уже само Евангелие открыла, адаптированный вариант, без старославянских штучек и непроходимых изречений.
И стала вчитываться, никуда не торопясь.
Бабушка, оказалось четыре их, похожие, но по-разному, от разных учеников, ставших потом апостолами.
Ты об этом знала?
Или вам не дозволялось даже нос свой сунуть в такие непартийные сочинения, и не печатали их для распространения ознакомиться с историей религии хотя бы как с искусством народных масс?
Или всё же согласна и считаешь, что сплошной опиум?
Я не хочу сказать, моя хорошая, что теперь после обряда мы с тобой стали по разные стороны баррикад. Нет, это вовсе не так. Просто я считаю, что оказались мы изначально в разных временах, и думаю, что коли бы дожила ты до наших дней, то при твоём уме, таланте, шести языках и творческом подходе ко всему, чему себя посвятила, ты стопроцентно бы интересовалась не только партийным строительством, как теперь принято изъяснять про него, и идеологией развития общества нового отечественного капитализма, а ещё и самой душой человека, чья духовность витает над ним и до, и после окончательного ухода из мира живой природы. И не только в связи с подтверждением наукой электромагнетизма полей воздействия на мозговую и душевную деятельность, а ещё и оттого просто, что надоело верить в негодяев и лжецов, в грязных дельцов, торгующих бедами своего народа, набивающих офшорные карманы на далёких островах посредством запутанных жуликоватыми бухгалтерами схем ухода от народного налогообложения.
Сейчас все только об этом и говорят, по всем СМИ, по всем орбитальным спутникам и каналам, свободным от государственного участия в них, ты бы только это послушала, Шуринька! Хочешь — не хочешь, а обратишься вниманием к вере и чаяньям на высшие силы, даже если нужно не поесть какое-то непродолжительное время и отказаться от половой принадлежности, кому это надо на период подготовки к обряду.
Бабушка, родная!
Я человек теперь верующий, на самом деле, не сомневайся, даже если тебе это и не по вкусу, родная.
Я прониклась духом нашего времени и разговором с отцом Александром.
Я поняла, что как и начальство сегодняшнее нашей страны, так и батюшку интересует лишь одна только вертикаль.
Только у каждого она своя.
У тех изуверская, сатанинская и недостойная, сделанная, чтобы воровать и подчинять.
У батюшки же настоятеля — чтобы возносить нашу общую веру по прямому вертикальному восхождению, наикратчайшему до Отца небесного, и снимать оттуда сигналы надежды и добра.
Шуринька!
Остаётся совсем немного до боя курантов по телевизору.
Сейчас президент скажет, и все мы прослушаем очередную песню про то, как всё у нас будет хорошо и счастливо.
Я тоже послушаю: просто привыкла за свои 66 лет быть дурой, послушной к доверию и привычности.
Вчера я добыла немного творожку, но мне не для кого пожарить утром сырники, хотя жидкой сметаны тоже удалось взять с полкило.
Что-то сломалось во мне, чувствую.
Они сейчас сыграют гимн, я чокнусь сама с собой и лягу читать от Матфея, меня от него покамест чуть больше остальных забирает.
А вообще, должна тебе признать, что читаю от всех от них неотрывно, и никогда не думала, что это великое сочинение про жизнь, деяния и подвиги Иисуса Христа достигнет такого накала и пробьёт мою душу насквозь, заставит переживать, местами плакать и выписывать на листок отдельные высказывания от каждого апостола.
Спасибо Отцу небесному и отцу Александру, нашему с тобой тёзке.
Впрочем, я ещё напишу тебе, как пошло у меня освоение этого нового материала, поразительного по силе своего пространства разума, жизненного опыта и неколебимой веры, и кто не согласен, тот пусть первым бросит в меня камень.
Всё, прощаюсь и шлю тебе свой сердешный сигнал по небесной вертикали.
Надеюсь, долетит, как всегда.
Твоя любящая верующая внучка
P.S. Извини, что про Ленина — Сталина так нелестно отозвалась. Но раз они были изверги, то твоей вины в этом нет никакой, ты с ними всего лишь начинала, но уже не продолжала, так ведь?
P.S. 2. Да, и чуть не забыла, не только Паше от меня передай, но если получится, то и маме тоже.
22 мая, 2005
Моя драгоценная и ненаглядная!
Шуринька моя!
Снова пишу тебе, понимая, что, скорее всего, вызову твоё неудовольство такими редкими от меня посланиями.
Здравствуй, бабушка моя!
Кажется, что время течёт медленно, но оно бежит так быстро, что порой не успеваешь опомниться, и уже другой год на дворе, а за ним сразу третий, и новые после них.
И так по кругу, по которому в нашем дворе когда-то кружили лошадей после неистовых царских скачек.
Сразу о текущих событиях жизни, чтобы больше уже не возвращаться к нечистому и дурному.
Мы всё ещё живём на нефти и на газе, которые высасывают из наших общих залеганий и пускают себе на обогащение новые хозяева нашей российской земли. Но только деньги и транши за эти углеводороды идут не на процветание, а на островные офшорные зоны Мен, Белиз и Британские Виргинские.
Это если не считать Кипра, по близкой схеме увода.
Зачем тебе такое рассказываю? Да сил больше нет терпеть измывание из недр и над людьми.
ЖКХ задрали так, что на жизнь не остаётся почти совсем, всё уходит туда, в обмен на несуществующие услуги управляющей компании, которая управляет в основном движимым-недвижимым, но не у нас на Остоженке, а у себя в Люксембурге и прилежащих к нему недосягаемых для закона территориях укрывательства от справедливого распределения национальных благ и богатств.