– Похоже, не вы один наловчились прятать свой славный лик, – пожурил меня великий князь. – Эта ведьма, или бруха, как она называется на местном языке, служит при дворе Солермо. Что-то вроде консультанта по мистике и… прочей чепухе. Наша тайная служба тоже копала, но мы так и не поняли, владеет она магией или нет. Никто никогда не видел, не слышал, не… в общем, никто и никогда.
– Я слышал, она набрала нешуточный вес при дворе.
– Это правда, как и то, что двор ропщет. Никому не нравится видеть такую сомнительную особу рядом с монархом, но вот что интересно, граф де Барбасско и Сигвес эл’Тильбор, те, кто больше прочих стремился избавиться от брухи, скончались загадочным образом. Хотя не знаю, сколько уж загадки в том, что де Барбасско зарезала ножницами обезумевшая любовница, а эл’Тильбор… вообще-то я не знаю, как он умер. Обстоятельства сокрыты, представьте себе!
Дама в черном скрылась из виду, сопровождаемая высоким кавалером.
Я раскланялся с раххийскими аристократами и продолжил лавировать по залу, изучая общий эмоциональный фон. Все было вполне легко и доброжелательно, но напряжение тоже ощущалось. Сначала я не намеревался идти на сближение с винтеррейкским посланником, но заметил его приглашающий кивок в сторону балкона.
Ох уж эти балконы! На каждом балу или рауте найдется один-два таких балкона, где можно уединиться от посторонних глаз и ушей.
Он ждал меня, поставив бокал на мраморные перила, а его телохранители замерли в сторонке.
Один из этих двоих точно был телохранителем, мощный рыжеватый здоровяк, затянутый в китель пепельных драгун[30]. Его глаза так и сверкали настороженностью, а макушка казалась какой-то неестественно плоской – хоть тарелку ставь, видит Силана! Второй человек, скорее всего, был магом. Он носил синевато-серую шинель без нашивок, но с полами до пят и капюшоном, на груди поверх ткани при этом сидел необычного вида нагрудник, украшенный гербовой птицей Винтеррейка. На пряжке пояса виднелось число «47». Сутулый и тощий, этот второй повис на своем металлическом посохе как на последней опоре, удерживавшей от падения. Судя по тому, как его раскачивало из стороны в сторону, он дремал.
Себастина тоже стала в стороне, обеспечив нам некоторую приватность.
Мы обменялись любезностями, начав с пустой ерунды, после чего плавно перешли к серьезным темам. Каждый попытался ненавязчиво выведать у другого номинальную цель приезда в Арадон: моя заключалась в способствовании мирному урегулированию разногласий между Арбализеей и Винтеррейком; великий кениг сделал вид, что никаких серьезных разногласий нет и вообще весь конфликт не стоит выеденного яйца. Тем не менее притязания его страны на определенные арбализейские колонии никуда не делись, и мы еще некоторое время обсуждали философский вопрос различия между всеобщей истиной и личной правдой каждого. Постепенно отойдя от словесного кружева, мы обозначили взаимопонимание сил на поле Великой Игры: Винтеррейк возглавлял коалицию северных стран, но за Арбализеей стояла вся Мескийская империя. В случае неудачи на переговорах эти две великие силы могли сцепиться в кровопролитном конфликте.
– Дух войны витает над миром. Такой войны, какой не было с начала этой эпохи. Хотите поучаствовать? Уверены, что она не перемелет вас в муку?
– Война – не самоцель, – ответил великий кениг.
– А что тогда?
Его взгляд был красноречивее слов, однако ответ в моей голове вспыхнул сам: «Давно пора подняться в полный рост и сбросить оковы мескийской гегемонии».
– Разумеется, Винтеррейк мечтает, прежде всего, о долгом мире, и ради него я приехал в этот прекрасный город – договариваться.
Ложь.
– Полагаю, разговор исчерпан.
– Разговор даже не начинался, мой кениг. Но на сегодня, боюсь, нам действительно нечего больше обсудить.
– Тан Великий Дознаватель, – успел обратиться он, прежде чем я отвернулся, – можно задать вам откровенный вопрос?
– Прошу. Но не обещаю, что дам откровенный ответ.
– Я к этому готов. Скажите… скажите мне, есть ли пределы аппетитам и амбициям Мескии? Когда она пресытится территориями и богатствами настолько, что прекратит тянуть руки во все стороны?
– Не понимаю вас.
– Чего желает Меския? – прямо спросил он, заглядывая в прорези моей маски. Отчаянный храбрец, однако. – Какова ее наивысшая цель?
Я покрутил в пальцах бокал с нетронутым вином, тщательно подумал и дал совершенно искренний и честный ответ:
– Munda unus.
– Весь мир, – задумчиво повторил он.
– Да. Один мир – одна империя – один Император.
– Ваше мнение?
– Они хотят войны, – ответил я, усаживаясь в предложенное кресло.
– Я не сомневаюсь. Коньяка? Вина? Могу угостить вас восхитительной сангрией.
– Нет, благодарю.
Его величество лично встал у небольшого буфета и предложил мне напитки. Мы были в его рабочем кабинете наедине, и я мог изучить книжную коллекцию, выставленную на полках шкафов. Изучить и понять, что это помещение было мертво. Книги, стоявшие на полках, – сплошь собрания сочинений, многотомные труды, которым «приличествовало быть» вблизи государя. Атрибутика. Их никто не читал и никогда не прочтет. Лишь состояние писчих инструментов на столе говорило о том, что это все-таки используемое рабочее место.
– Вопрос лишь в том, с кем именно они хотят воевать. С нами или с вами? – Король уселся за свой стол и сделал глоток коньяка, затем расстегнул плотно прилегавший к шее воротник и вздохнул свободнее.
– Винтеррейк хочет воевать со всем миром, потому что Вильгельм во сне видит свое знамя над руинами Императорского дворца в Старкраре.
– Вы думаете, у него настолько… огромные амбиции?
– Сегодня я сказал Эриху фон Вультенбирдхе кое-что… и по его эмоциям понял, что он удивлен. Кениг явно слышал эти слова прежде. Думаю, от своего брата и в несколько ином виде: «Один мир – один Рейк – один кэйзар». Поэтому я уверен.
– Заговор, – сказал король. – Нам следует бояться заговора. Нас попытаются вынудить напасть первыми.
– Моя задача состоит в предотвращении данного сценария.
Он вздохнул и сделал новый глоток.
– Что конкретно вы намерены делать, тан Великий Дознаватель?
– Я? Я буду в Арадоне, чтобы контролировать ситуацию и следить за всем с вашего дозволения. Выставку посмотрю. А поскольку старые раны и непосильные труды больше не позволяют мне работать в поле, поручу это дело самому лучшему своему агенту.
– Имени спрашивать не буду, оно едва ли мне что-то скажет. Он справится?
– Лучше его был только я в свое время. Этот агент выпестован лично мной, и он, при условии вашего всестороннего содействия и невмешательства, сделает все возможное и невозможное. Можете мне верить, мы в Мескии веками боремся с заговорщиками и предателями.
– Я знаю.
– Кстати, о сотрудничестве…
Он понял мою паузу, отставил бокал и вынул из ящика стола небольшую шкатулку черного дерева.
– Здесь жетон тайной службы со всеми соответствующими документами и все остальное из вашего списка. Подлинники, разумеется.
– Благодарю.
– Но вы учтите, что старик эл’Рай был не в восторге.
– Не нравится раздавать места в своей организации?
– Он старомоден и упрям, мой дорогой дядя, и эти его черты не раз хорошо послужили Арбализее.
– Можете положиться и на меня, ваше величество. – Я поднялся. – А теперь прошу простить, усталость дает о себе знать. Воспользуюсь так гостеприимно предоставленными палатами.
Вскоре я оказался за закрытыми дверьми и под охраной солдат. Мои гомункулы[31] стояли вдоль стены, ожидая приказов.
Себастина закончила удалять грим и успела собрать набор, а также все, что нам могло понадобиться в будущем: документы, оружие, кое-какую одежду. Свою я уже почти полностью снял.
– Вы ведь здесь, верно?
– Да, хозяин.
С балдахина спустился один ташшар, из темноты под кроватью показался второй. Они пребывали в своей истинной форме, костлявые, покрытые черным мехом и перьями, со страшными когтями-крючьями, большими желтыми глазами и кривыми хищными клювами. Демоны Темноты, пусть и мелкие, но настоящие.
– Отлично. Так, ты, – я указал на одного из болванов, – займешь мое место.
– Слушаюсь, – ответил он моим собственным голосом.
– А вы двое, – я посмотрел на ташшаров, – переодевайтесь в плащи. Будете изображать недостающих Жнецов.
– Исполним.
– Или подчистим.
Они поклонились, изменили рельефы своих птичьих лиц, надели плащи и маски, затем изменили рост, чтобы соответствовать остальным. Способности сих тварей к метаморфизму пусть и были ограниченны, но оставались крайне полезными.
Я передал всю одежду Себастине и несколько минут простоял у окна, готовясь к болезненной, но необходимой процедуре. Маска напоминала о том, что я слишком долго не надевал ее, требовала внимания, признания наиболее темной стороны моей сущности. Ее напоминания проявлялись по-разному: то рука онемеет, то челюстей разжать не могу. Трансформация прошла болезненно, будто что-то быстро выросло внутри тела, заполнило и разорвало меня на части, чтобы вырваться наружу. Восприятие изменилось, просторные покои сузились, стали казаться меньше, хотя на самом деле это я подрос, мозгу требовалось привыкнуть к новой картине мира, ибо глаза теперь располагались на ладонях, обрамленные когтистыми пальцами, словно гигантскими ресницами. Еще одна насмешка судьбы – моя Маска имела восемь членистых ног и тяжелое паучье брюшко. Помнится, в первый раз я был очень удивлен.
– Залезай, Себастина. – Голос мерзкий, скрежещущий, низкий.
– Благородному тану не пристало возить прислугу на собственной спине.
– Это приказ.
– Слушаюсь.
Окно радовало большим размером, я смог вылезти на внешнюю стену дворца, но двигаться по вертикальной поверхности оказалось непросто: мешал большой вес. Выбрав подходящую точку на одной из башен, я открыл пасть и выплюнул несколько канатов черной паутины, по которым перебрался вниз, на основание дворца, коим служил величественный клиновидный утес. Уже по его отвесным, изъеденным ветрами и солью камням я пустился в долгий путь к воде. На половине пути, устав перебирать ногами, я выплюнул паутину и быстро спустился на каменистый пляж с ее помощью.