Он смог меня озадачить, но ненадолго.
– Изначально нельзя справиться или не справиться с тем, что я делаю. Этим нужно либо являться, либо не являться. Я открыл в себе дар внушать страх и повиновение, я использую этот дар во благо моей страны. Просто потому что такова моя внутренняя потребность, я так чувствую.
– Хм. Кажется, я понимаю. То, что мы делаем во имя себя, мы забираем с собой в могилу, но то, что мы делаем во имя других, обретает бессмертие и увековеч…
– Вы не поняли, – покачал я головой, – дело не в увековечении, не в бессмертии. Что бы я ни делал, как бы ни старался, те, ради кого я рву жилы, никогда не оценят этого. Самое яркое, что лично я оставлю после себя, это стойкая память о страхе, которым я ширил и укреплял Мескию. Но поскольку страх отвратителен, поскольку никто не захочет помнить о нем, когда я умру, они предпочтут забыть обо мне, как только последняя горсть земли будет брошена на безымянную могилу. Зато им останется сильная, обновленная, измененная Меския, готовая к новому тысячелетию славы.
Старик прищурился и молчал почти минуту, после чего наконец вымолвил:
– Мне трудно поверить в чужое бескорыстие, тан эл’Мориа.
– И не верьте. Прежде я делал свое дело во имя священного долга. Теперь мой господин мертв, и я остался один. Пожалуй, сейчас я делаю то, что должен, ради детей.
– Ваших детей?
– Конечно. Миллионы маленьких мальчиков и девочек. У некоторых видов рождаются гермафродиты или вовсе бесполые особи. Дети Мескии, новые поколения подданных. Мое наследие им – держава, над которой никогда не заходит солнце, которая даст им все возможности и заставит гордиться тем, кто они есть. В отличие от меня, которому редко какая дорога была открыта и который имел право на гордую фамилию, но не на саму гордость. Разве не это есть суть стремлений хорошего родителя, желание дать своему чаду все лучшее, особенно то, чего не имел сам?
Старик некоторое время изучал меня, хмуря морщинистый лоб и перебирая артритными пальцами, после чего кивнул какому-то умозаключению и произнес:
– Наверное, вам пора идти. Простите, что это прозвучало так негостеприимно.
– Пора идти? Это все, ради чего вы нас пригласили?
– Теперь, когда, фигурально выражаясь, маски сброшены, тан эл’Мориа, я по-новому взглянул на ситуацию. Вы помогли мне принять очень тяжелое и важное решение. Завтра вы увидите его последствия. Все увидят, полагаю. Всего наилучшего, и да пребудет с вами благословение богини.
Покидая лес и оставляя старца один на один с неким принятым решением, я чувствовал, что ничего не получил от этой встречи, когда местный хозяин обрел нечто очень важное. Оставалось лишь порадоваться, что эл’Рай не потребовал моего немедленного возвращения на положенное место, то есть во дворец. Следовало набраться терпения и дождаться завтрашнего дня. Старик не сомневался в своих словах, когда обещал, что завтра все изменится.
«Гаррираз» ждал напротив центрального входа, так как Адольф имел особые инструкции как раз на такой случай. Дорога домой заняла порядочно времени, и в Карилью мы вернулись уже затемно. Под конец в квартале от моего особняка стимер встал, и, оставив ругавшегося на чем свет стоит Дорэ разбираться с поломкой, мы с Себастиной добрались пешком. Разумеется, слуги не спали. Мелинда сбивчиво сообщила, что чердачный постоялец уже улетел, а Луи отправился разогревать ужин.
Позже, после опробования новой ванны с горячей водой, я вошел в свой кабинет, держа чашку чая. Следом неслышно проскользнула Себастина. Остановив ее от зажигания света и расположив свое усталое тело в кресле, я приказал внести изменения на следственную доску.
– Пропадающие дети, Себастина.
– Отмечено, хозяин.
– Это не в приоритете, но пусть остается, у меня такое ощущение, что это важно, как и цирк. Нужно больше узнать об этом странствующем балагане.
– Всенепременно, хозяин, займемся этим завтра?
– Нет. Есть приоритетная линия расследования. Художник мертв, и след от его трупа ведет к пайшоанцам.
Отчего-то чувствуя себя совершенно разбитым, я прошел к открытому настежь окну и встал там, любуясь звездами. Голос утверждал, что слежка все еще не снята, но теперь агенты эл’Рая сидели только в доме через улицу. Меня это не беспокоило, голова занималась другим, пока глаза следили за небом. И я увидел то, чего ждал: внезапно над Орлеской вспыхнула новая звезда, так низко, что, казалось, она парила над крышами, а не в небесной черноте. Какие-то мгновения посветив зеленым, звезда исчезла.
– Простите, хозяин, кажется, я кое о чем забыла упомянуть сегодня.
– Забыла? Ты?
– Да, хозяин, простите.
Я повернулся к темноте, в которой угадывался силуэт моей горничной. Забыла. Себастина. Она никогда ничего не забывала, помнила буквально каждое прожитое рядом со мной мгновение. А теперь… хотя стоило ли удивляться? Моя память давно перестала быть безупречной, разум притупился, а способность контролировать эмоции ослабла. Я все еще был лучше многих, но с собой прежним соперничать не осмелился бы. Себастина же являлась неотъемлемой частью меня, помещенной в обособленный организм. Ее ментальная деградация была лишь вопросом времени.
– Слушаю тебя, Себастина.
– Сегодня мы познакомились с женщиной по имени Сарави. Но я уже встречала одного викарна, хозяин.
– Неужели?
– В день нашего первого визита в обитель Лакроэна под одеялом с моей стороны находилась одна из их вида.
– Вот как? Сарави?
– Нет, другая.
– Хм. Покойный придерживался крайне либеральных взглядов не только относительно пола, но и вида партнеров. Значит, рядом с ним ошивался агент старика эл’Рая, целью которого, возможно, была все та же посылка, но киска упустила добычу. Я все же придерживаюсь актуальности пайшоанского следа.
– Наши дальнейшие действия, хозяин?
– Время покажет, Себастина. Пожалуй, завтра мы все же сходим в цирк.
Позже Себастина помогла мне устроиться в постели и удалилась. Я знал, что она отправилась заполнять страницы дневника, и теперь это показалось мне грустным.
Пятый день от начала расследования
Раздавшийся где-то наверху грохот вырвал меня из неверных объятий сна, я немедленно вытащил из-под подушки револьвер. Так и лежал в тихих предрассветных сумерках, пока в дверь спальни не постучались.
– Тревожные вести, хозяин, – тихо произнесла Себастина. – Что-то случилось на западе, в ботанических садах Иеронима Уваро.
Я поднялся в тот же миг, указывая на гардероб, дабы Себастина помогла мне одеться.
– Подробности.
– Не лучше ли будет узнать все из первоисточника, под которым я подразумеваю нашего соседа с чердака?
– Нетопырь?
– Да, хозяин, он прилетел пятнадцать минут назад, в плохом состоянии.
– Надеюсь, ты переполошилась не из-за того, что его кто-то подстрелил? Достаточно было вызвать врача. Или ветеринара.
Тем не менее вскоре я поднялся на чердак, где в темноте – заря все еще не занялась – лежал туклусз. Себастина поднесла подсвечник, никаких ран, кроме нескольких кровоточащих царапин, не виднелось.
– Мне сообщили, с вами случилось какое-то несчастье, – сказал я, жестом приказывая потушить свет.
– Спасибо, что озаботились, – тихо ответил он. – Вы видели вспышку?
– Вспышку? Нет. Себастина?
– Около часа назад, хозяин, имела место вспышка, небо над городом на долю секунды просветлело, будто днем. Луи, стоявший на часах в это время, сказал, что небосвод просиял и тут же потух.
– Про это я и говорю, – согласился нетопырь. – Я летал над Чердачком и Зевильей, ловил мотыльков, ветер дул с северо-востока, как часто бывает по ночам, охота не шла. Тогда я решил полетать над Паронго, там всегда больше ночных насекомых и птиц. С высоты я увидел, что на земле что-то происходит, какие-то вспышки, какой-то шум. Опустившись ниже, я стал летать кругами над оранжереей. Я понял, что там кто-то сражался, кто-то стрелял, кто-то кричал как перед смертью. Какие-то люди… или кто-то похожий на людей, стремились попасть наружу, а внутри… не знаю, мне кажется, там был огонь и даже молнии, но потом – вспышка! Я ослеп мгновенно, будто само солнце ударило по глазам. И все стихло внизу. Добрался домой на слух, правда, причердачился не очень удачно.
Потребовалась почти минута, чтобы я смог переварить и усвоить услышанное. Кто-то напал на ботанические сады Иеронима Уваро. Кто-то получил жесткий отпор. Потом что-то вспыхнуло, и нетопырь ослеп. Обратно добрался благодаря эхолокатору.
– Вам что-нибудь нужно кроме врача?
– Врача? Было бы очень кстати, хотя не уверен, что кто-то станет лечить меня.
– Был бы специалист, а остальное сделает золото.
Спустившись, я приказал Луи отыскать врача. Мелинда была определена в ночной караул. Дорэ отсутствовал, он отправился вместе со сломавшимся стимером в ближайшее ремонтное депо на конном эвакуаторе.
– Получается, нам не на чем пересечь город, – сказал я, ступая с порога в раннее утро.
– Я могу понести вас на себе, хозяин, как тогда…
– Ни за что в жизни. Нужно взять извозчика или стимер, да где же его найти в такое время?
– Может, попробовать тот, что принадлежит зеньору Рому.
– У него есть стимер?
– Сбоку у дома зеньора Рома я заметила небольшой навес, под которым стояла пыльная колымага. Если она на ходу, мы могли бы испытать удачу, хозяин.
– Хм, будет неловко будить старика.
Как вскоре выяснилось, будить Рома не пришлось. Он быстро открыл нам дверь, со стаканом виски в одной руке и обрезом – в другой. Впрочем, разглядев ночных визитеров, оружие лариец убрал.
– Доброй ночи, митан.
– Герр Ром, простите за столь поздний визит, мне, право, крайне неловко…
– Рад видеть вас живым и невредимым. Несколько парней заметили днем, как вас увезли местные жандармы.
Я объяснил ларийцу ситуацию, и тот великодушно разрешил воспользоваться его стимером, но при условии, что за рулем будет сам Ром. На мои попытки это условие отменить сосед пояснил, что без особого опыта данное ведро с гайками не доедет даже до конца улицы.