– Шеф, оно еще теплое, – произнес он, кладя ладонь на сиденье кожаного кресла, – здесь недавно кто-то был.
– Конечно, был. Он вышел вон через ту дверь и быстро удаляется, я слежу за его эмоциями: восторг, веселье, решимость. Себастина, дверь!
Пока она делала новый проход, я бегал взглядом по экранам и по рядам кнопок, пытаясь вникнуть в суть подписей. Главной подсказкой оказались маленькие лампочки – я стал нажимать кнопки, над которыми они горели, после чего лампочки потухли, и почти сразу экраны погасли тоже.
– Думаю, мы развязали Конраду руки. Вперед!
Теперь вперед меня гнало еще и любопытство. Пока что в логове террористов нам не встретился ни один солдат Железного Братства, и я уже сомневался, что встречу Грюммеля. Да что там говорить, даже перспектива столкнуться с Драконом Времени, одинаково желанная и пугающая, казалась все более призрачной.
Тоннель спускался все ниже, прерываясь крутыми каменными лестницами и развилками, пока наконец мы не выбрались в поистине огромную пещеру. Лампы обозначали контуры этой подземной полости едва-едва, свет терялся вдали, но ближние коммуникации были освещены хорошо, а именно: заставленная металлическими контейнерами складская территория и исполинских размеров продольный стапель с четырьмя подъемными кранами.
– Шеф, вон он!
Между контейнерами мелькнул белый лабораторный халат. Беглец прытко несся к одному из подводных транспортов и был уже близко, когда я вновь позволил Беххериду раскрыть пасть. Рой демонических снарядов разнес машину в секунды.
– Ух! Шеф, да ты лучше гаубичной батареи! Шеф? Шеф!
Опередив Адольфа и старшего сержанта Тигорана, меня успела поддержать Себастина.
– Что с тобой, шеф?
Я удержался в сознании и быстро стряхнул волну слабости, накатившую только что.
– У всего есть своя цена, исчисляемая порой количеством крови… Отсюда некуда бежать, но противник не намерен сдаваться! Двинулись!
Отслеживать его не составляло труда, источник эмоций спрятался в одном из контейнеров. Казалось бы, все, он сам загнал себя в угол, но меня настораживало отсутствие страха. Этого древнего чувства, как известно, не испытывали только безумцы либо те, кому нечего было бояться. Конкретно этот индивид больше походил на первого, однако мог оказаться и вторым.
– Слышите гул? – Адольф резко остановился, поднимая дробовик.
– Из того контейнера, – указал я, – это наш беглец. Приготовиться к бою!
Громко заскрежетав, металл контейнера разошелся, во все стороны полетели сорванные заклепки, и наружу выбрался шападо. Не большой бездушный автоматон, а настоящий шагающий паровой доспех с пилотом внутри. Хотя был ли он паровым, я не знал, ибо машина сильно отличалась от всего, что создавали в Мескии. В основном его металл имел светло-серый, серебристый и голубоватый цвета, лепнина из позолоченной бронзы украшала корпус и некоторые детали, визуально брони казалось меньше, чем на «Воинах» и «Рыцарях», в груди находилась кабина, защищенная выпуклой крышкой-рамой с фиолетовым непрозрачным стеклом, а над ней надстройка в виде задранной вверх акульей головы. На боевых манипуляторах имелись небольшие коротконосые пушки неизвестной системы, а для ближнего боя – спирально закрученные лезвия, которые быстро вращались, грозя превратить в фарш любой неосторожный кусок органики.
– Добро пожаловать! – донеслось изнутри механизма через скрытый репродуктор. – Как вам понравилась наша скромная берлога, тан Великий Дознаватель?
– Я не успел как следует осмотреться, но лаборатория очаровательна.
– Спасибо! Мне она тоже нравится, хотя в инкубаторных палатах интереснее! Простите, что не проявляю должного гостеприимства, но долг обязывает меня попытаться вас убить! Постарайтесь выжить!
– Врассыпную! – закричал я.
Пушки открыли беглый огонь сгустками бирюзового света, разрывая на куски контейнеры и оборудование, за которыми мы укрывались. Приходилось постоянно двигаться, прячась от гулко вышагивавшего доспеха, и несколько раз мы оказывались на волосок от расщепления. Именно это делали светящиеся снаряды с материей – расщепляли на глазах.
– Шеф, может, шмальнешь уже?! Я понимаю, что тебе это даром не обойдется, но эта хрень нас по мулю пустит!
– Отставить! Пилот нужен мне живым! И новый образец оружия тоже! Он может плавать под водой, Адольф! Этот шападо может плавать под водой, я уверен! Нам нужен такой!
– Даже ценой наших жи… прости, глупый вопрос!
Тем временем старший сержант Тигоран создал сферу бурлящей плазмы и успел метнуть ее в шападо, только чтобы показать бесполезность этого поступка – магический снаряд растекся о проявившее себя защитное поле. Потом он силой воли метнул во врага часть одного из контейнеров и чуть не погиб впустую второй раз подряд.
– А, черт, сиди ровно, маг! Шеф, одолжи горничную, нужно прибраться!
– Врыв?
– Так точно!
– Уверен?
– Врываюсь с трех лет!
– Себастина, помоги ему! Старший сержант, по команде полковника Дорэ должен вспыхнуть яркий свет! Это вам по силам?
– Так точно!
Яркая вспышка должна была подарить им несколько секунд форы, чтобы ринуться к шападо с разных сторон. Все, что мы знали о защитных магических полях, утверждало невозможность ведения огня как снаружи, так и изнутри поля во время его действия. Чтобы продолжить обстрел, враг должен был убрать защиту.
– Себастина, врываемся на молодости! Зажигай! – рявкнул Адольф, выпрыгивая из-за укрытия.
Как учила старая уличная мудрость: «Силы нет – дави на глаз; сила есть – дави сильнее». Допустим, до глаз нам было не дотянуться, а вот испортить ходовую и лишить доспех мобильности… почему бы и нет? Температура горения белого фосфора в спецпатронах Адольфа могла достигать тысячи трехсот градусов; сталь тоже плавилась примерно при той же температуре в зависимости от состава сплава. Даже если бы не удалось причинить серьезного вреда броне, достаточно было повредить коленные суставы.
Что же до Себастины, у нее была кувалда, и это что-то да значило.
Нечеловеческая скорость моей горничной и прыть помолодевшего Адольфа чудом спасли их от расщепления. Стремительными горностаями они подлетели к ногам; человек резво обошел противника и принялся бить по обратной стороне коленных суставов из дробовика, а дракулина взлетела по широкой голени и пустила в ход кувалду. Даже такое грозное оружие нуждалось в прикрытии пехотинцев, да и к тому же не было в нем души механизма, а без души груда металла так и остается грудой металла.
Завалившись на фронтальную часть, шападо затих, источник эмоций внутри потускнел.
– Кажется, пилот потерял сознание, соблюдайте осторожность, боевые системы все еще активны.
– Сам вижу, шеф, главное – не подходить к этим крутящимся ножам.
В новом положении машины стала видна застекленная крышка второй кабины, оказавшаяся в голове акулы. С громким шипением она открылась, и изнутри выбрался массивный детина с плоским черепом. В первую секунду я даже принял его за телохранителя кенига, и голова закружилась от представившихся перспектив на политической арене, но наваждение быстро спало. Этот здоровяк имел землисто-серый цвет кожи, снулые глаза мертвой рыбы, впавший нос и металлическую крышку вместо темени.
– Это еще что за…
Одним рывком плоскоголовый приблизился к Адольфу, вырвал из его рук и сломал словно сухую деревяшку дробовик, после чего сомкнул пальцы-сардельки на его горле. Мой агент ухватил противника за запястье обеими руками и, подтягивая нижнюю часть тела, обвил его плечо своими ногами. Этот акробатический прием должен был повалить здоровяка наземь и позволить Адольфу провести болевой захват, но вместо этого он нелепо повис на руке, продолжавшей его душить, – казалось, еще немного, и шея сломается.
На помощь подоспела Себастина, чья кувалда огладила плоскоголового по плечу, тот отлетел в сторону, буквально лишаясь руки, но, отделившись от туловища, та продолжила сдавливать горло одного из моих лучших офицеров.
– Довольно, Гансик! Отпусти его! – донеслось из шападо.
Оторванная рука немедленно разжала пальцы, а ее хозяин поднялся и слегка кособоко пошел забирать утрату. Эмоций в этой горе мышц было меньше, чем в дождевом червяке. Получив свою руку, Гансик приладил ее к плечу, что-то щелкнуло, и конечность стала на место.
– А теперь помоги мне выбраться! Вы не против, если я вручу свою капитуляцию лично, тан эл’Мориа?
– Главное, чтобы она была искренней, иначе я вас убью.
– Ничего, кроме искренности, во мне нет, вы и сами должны это знать!
Клинки перестали вращаться, и шападо неловко приподнялся на манипуляторах. Гансик поднырнул под корпус и помог открыть деформированный купол кабины. Наружу вылез человек в мятом лабораторном халате, очень знакомый на вид крепкий и высокий мужчина с ярко-рыжими волосами и косыми глазами.
– Добрый день, тан Великий Дознаватель! Позвольте рекомендовать себя, я…
– Освальд Менге Штейнер.
– Низкий поклон вашим детективным навыкам, о которых я наслышан. Да, я Освальд…
– Где Грюммель?
– Его здесь нет и не будет в ближайшее время.
– А Дракон Времени?
На круглом лице отразилось короткое замешательство.
– Вы… имеете в виду эту жуткую сущность, которая захватила плоть Гелиона Бернштейна? Если так, то его здесь тоже нет.
Не врал.
– Где же они?
– Мм… давайте вернемся в лабораторию, и там я вам расскажу обо всем по порядку. Поверьте, спешить некуда, я отвечу на все вопросы. Люблю порядок. И, кстати, я сдаюсь на милость победителя, вверяя свою судьбу в ваши руки. Прошу о милосердии и покровительстве.
Я невольно хмыкнул:
– Человек заигрывает с нашими старыми законами?
– Законами, которых никто не отменял. Что ж, теперь, когда формула произнесена, вы, надеюсь, меня не убьете?
– Было бы жалко тебя убивать, когда мы потратили столько сил на то, чтобы взять тебя живым, – прохрипел Адольф Дорэ, растирая горло. – Что это за тварь?