– Это Гансик, но обо всем по порядку, – повторил ученый. – Пойдемте, мой тан?
Если бы не его искренность, я бы еще насторожился, но Штейнер демонстрировал безупречную чистоту помыслов, а мне слишком редко попадались сговорчивые предметы дознания, чтобы этого не ценить.
– Сейчас ваша жизнь зависит лишь от одного ответа, кой я желаю получить немедленно. Где Инчиваль эл’Файенфас?
– Ах, профессор эл’Файенфас! Он на базе, не извольте беспокоиться! В одной из отдаленных камер. Не подумайте дурного, его содержали в подобающих условиях, дабы волосок с головы не упал, однако благородный тан объявил голодовку, и нам периодически приходилось насильно вливать ему питательную смесь внутривенно. Посему он может показаться истощенным. Ну что, идем?
Майор Хаммонд встретил нас на полпути к лаборатории. Гвардеец доложил, что силы Имперры устанавливают контроль над подземными коммуникациями, но территории были огромны, и это обещало занять время. Штейнер немедленно сообщил о некоторых особенностях системы безопасности, которые могли сократить число наших солдат, и подробно объяснил, где и как их можно деактивировать. Информация ушла по ментальной связи ко всем остальным магам-связистам.
Вернувшись наконец в царство прикладной алхимии, Штейнер сел в кресло рядом с отключенной консолью, сложил руки на животе и принялся обстоятельно повествовать. Сначала о том, как он связался со столь сомнительной компанией.
Проведя в бегах больше половины жизни, состарившийся ученый тайно вернулся на родину, в Винтеррейк, купил себе дом в пригороде столицы и преспокойно доживал свой срок под носом у тех, кто искал его по всему свету. Даже в старости оставаясь увлеченным исследователем, Штейнер поддерживал переписку с различными учеными по всему миру, чьи работы его впечатляли. Одним из таких был Гелион Бернштейн, великолепный инженер, алхимик, изобретатель от бога.
Они со Штейнером довольно давно переписывались, пока арбализеец вдруг не пропал на длительный срок, после чего внезапно прислал письмо с предложением поучаствовать в новом сверхамбициозном проекте. Познания Штейнера в биоалхимии могли пригодиться Бернштейну и его компаньонам. Тот ответствовал, что, увы, преклонные годы и состояние здоровья – к тому времени Освальд Штейнер уже не мог ходить, плохо видел и слышал – не позволяли заниматься научной практикой. Как выяснилось позднее, это не было проблемой. Обретя вторую молодость, Штейнер приехал в Арбализею и действительно предоставил нанимателю свои услуги.
– Вас не смутило то, что вы работали на террористов?
– Абсолютно нет. За годы скитаний по миру я на кого только не работал. Железное Братство – далеко не худшие мои наниматели.
– А то, что они стремятся уничтожить существующий миропорядок, вам неинтересно? Винтеррейк ведь тоже монархия, а значит, подлежит перекройке.
– Право слово, мой тан, единственное, чему я по-настоящему верен, – это наука. В юности я также был верен своей стране, но та не оценила ни моей верности, ни пользы, что я принес. Меня хотели навечно посадить в камеру как носителя слишком важных государственных секретов, а то и вовсе убить. Нет уж, с тех пор я верен только науке и самому себе.
Я неотрывно следил за его эмоциональным фоном. Окажись Штейнер особого рода психопатом, этот фон отсутствовал бы либо был тускл и невыразителен, что заставило бы насторожиться. Но нет, он чувствовал во всю мощь человеческих возможностей и не врал.
– Утолите мое любопытство, что такое проект «Überwolf»?
– «Сверхволк»? О, мой тан, сей проект стал началом бесконечной череды неприятностей, в которую превратилась моя жизнь. Под ним, я открою вам государственную тайну, разрабатывалось оружие массового поражения, призванное дать Винтеррейку козырь в предполагаемом противостоянии с Мескией.
– Оружие, конечно. Что же еще, если не оружие?
Технологическое лидерство Мескии обеспечивали не только научные институты и яркие умы, но и присутствие хинопсов. Для остального мира эти сущности являлись загадкой, но именно с них начались огромные скачки прогресса в сердце страны. Именно они, заключив соглашение с Императором, дали нам великую фору, которую и поныне не могут нивелировать конкуренты.
Винтеррейк – молодая и амбициозная страна, правители коей, не видя возможности догнать нас на стезе науки, решили сделать ставку на прошлое, а именно – на магию. Признаюсь, детали проекта «Überwolf», о которых поведал Штейнер, заставили волосы на моем затылке шевелиться.
Сумрачные винтеррейкские гении, биоалхимики, целители, опытные маги получили в свое распоряжение немалую группу детей младенческого возраста, которых подвергли жесточайшим даже по моим меркам процессам переделки – мутациям. Их лишали способности чувствовать, накачивали препаратами, которым не существовало названий, изменяли их организмы и постоянно воздействовали заклинаниями. Цель была простой – создать носителя магического дара такой мощи, что он мог бы составлять конкуренцию даже самым передовым образцам мескийского вооружения, живое оружие с запредельной силой, но безвольное, покладистое, верное как цепной пес.
– Слепые, глухие, немые, эти существа получили новые способы чувствовать, понимать и действовать. Они похожи на немощных калек, коими и являются физически, но магическая их мощь такова, что сверхволки могут истреблять тысячи врагов одним усилием воли, сводить с ума, испепелять, обращать в камень. Многие подопытные погибли в процессе, но до конца исследования дошли полсотни с лишним особей. «Überwolf» был признан удавшимся проектом, а для сохранения тайны его участников либо устранили, либо посадили под замок. Я спасся.
Тяжелое молчание прервал подавшийся вперед Адольф.
– Я ему врежу!
– Себастина.
– Гансик!
– Нет, дай я ему врежу! – рыкнул мой офицер, пытаясь вывернуться из успокаивающих объятий моей горничной.
– Скажите, эти ваши сверхволки обладали именами?
– Зачем? Только порядковыми номерами.
– Например, «сорок семь»?
– Один из лучших образцов. Крайне удачный получился.
– Чудовищно.
– Да! Но какая мощь! Сорок Седьмой вполне способен разорвать на куски АМ-5, вы уж поверьте! Конечно, для этого ему придется поднатужиться, предохранители в черепе могут перегореть, и тогда взрыв будет виден даже с луны, однако это приемлемый риск.
Трудно было бы описать эмоции тех, кто находился рядом и тоже слушал рассказ Штейнера. Все они являлись опытными бойцами, не склонными к лирике или особым душевным мукам, однако беззаботность ученого во многих родила желание его задушить. Хотя Адольф все еще склонялся к рукоприкладству.
– Как же вы спаслись?
– Благодаря своей голове, мой тан, и братской любви! – радостно сообщил он. – Работая над основным проектом, я инициировал начало нескольких побочных. Видели когда-нибудь шварцен-шатензихеля? Я создал! Эти химеры только выглядят как собаки, но их интеллект, их мощь, их верность присущи далеко не всем прямоходящим! Но спасли меня не генномодифицированные псы, а генномодифицированный человек. Гансик, покажи грудь.
Серолицый расстегнул грязную безрукавку, которую носил на голое тело, и продемонстрировал широкую грудь, пересеченную бессчетными глубокими шрамами, снабженную металлическими скобами и заклепками. Стали видны головки двух болтов, торчавших по сторонам от основания шеи; в левой половине груди помигивала зелеными огоньками некая медная блямба, а на самой середине, искаженная старыми шрамами и швами, еще читалась вытатуированная надпись: «Eisenhans-0»[16].
Прочитав надпись, я невольно вспомнил о своем кузене Ганцаросе. Интересно, как бы он воспринял это совпадение?
– Ганс Штейнер – мой младший брат, родился с кистой в мозгу, и, когда замедление в развитии было замечено, оказалось слишком поздно. Маг-целитель удалил нарост, однако братик стал почти полным идиотом. Работая в проекте «Сверхволк», я предложил руководству начать побочный проект для создания особого солдата, сильного, послушного и бесстрашного. Первым подопытным стал Гансик. Я смог увеличить его интеллект до более приемлемых показателей и укрепить тело. Благо он от природы был огромным и выносливым безмозглым созданием. Потом из его материала были созданы и другие солдаты, проект «Железный Ганс» расцвел, и, начиная с седьмого образца, их пустили в массовое производство. Когда же нас решили посадить в клетки, Гансик помог мне бежать и в последующие годы тщательно оберегал от убийц и прочих преследователей. Конечно, он порядком поизносился, так что мне пришлось укреплять конструкцию, изобретать бальзамы, заменять кости металлом, но он все еще работоспособен.
– Ты сделал из своего брата… это? – наконец выдавил Адольф.
– Да, – просто ответил Штейнер.
– Ага… Я все-таки ему врежу! Я должен!..
– Сколько у Винтеррейка таких солдат на данный момент? – спросил я.
– Не могу знать точно, мой тан, – пожал ученый плечами. – Не думаю, что больше пятидесяти тысяч.
– Всего лишь?
– Да, увы. Производить их не так уж легко, а стареют они быстро. Пятнадцать лет – и могучий солдат превращается в развалину. Пятьдесят тысяч боеспособных единиц, еще сколько-то на комбинатах дозревания и в «яслях». Но даже эти пятьдесят тысяч под умелым руководством могут горы свернуть.
– Великого кенига Эриха охраняет один из таких. И еще Сорок Седьмой.
– Я знал, что вы неспроста о нем вспомнили! Не передать, какая гордость охватила меня, когда я узнал, что Сорок Седьмой не погиб в столкновении с сущностью, овладевшей Бернштейном! Конечно, сейчас она в не лучшей форме и не стала доводить дело до конца, однако любого другого ей ничего не стоило стереть в пыль за секунду!
Старший сержант Тигоран доложил, что в процессе исследования был обнаружен тюремный блок с затопленными камерами.
– Это мой зверинец, – широко улыбнулся Штейнер. – Большинство неудачных экземпляров я выпустил на волю, когда вы явились в гости.