жал за спиной. Как и на большинстве памятников.
Перед ним вытягивались во фрунт, отдавая честь, маршалы и генералы; седые ветераны прошлых войн смотрели, не веря, со слезами на глазах; молодые, но штудировавшие военную историю офицеры дрожали, как листья на ветру, и даже среди рядовых солдат все понимали совершенно ясно – война завершена. Победа! Иного быть не может, ведь грандмаршал Мескийской империи солнечный лорд Махарий Стузиан Необоримый вышел из могилы, чтобы вести их в бой. Они просто не могут проиграть!
– Что, внучки́, умаялись?
Через магическую брошку, закрепленную рядом с горлом Стузиана, его голос попадал внутрь «Зенита Славы» и грохотал из репродукторов на десяток километров. Весь мой дирижабль вибрировал в такт его словам.
– Знаю, что умаялись. Долго я добирался, эту дуру пока строили, пока монтировали, пока она топала… Вы простите старика, если что, командовал как умел, берег вас, как мог, но ежели надо было костьми лечь, так и говорил – мол, ложитесь, внучки, а врага не пускайте. Вы и ложились, и не пускали. Вы герои, внучки, вы победители. Вести вас в бой было великой честью. Не посрамили старика.
На глазах у всей армии седой гигант опустился на колени и благодарно склонил голову перед победоносной мескийской армией.
Под тайным командованием солнечного лорда она одерживала сокрушительные победы или же достигала поставленных задач, даже если они не сопрягались с победами: ослабить врага; отстоять твердыню; перегруппироваться; перейти в контрнаступление; вырваться из котла. Еще до начала войны я отправил высший генералитет в Гастельхов-на-Орме, дабы наши командующие узнали тайну о возрожденной легенде и в будущем не противились приказам «невесть откуда». Для противника воскрешение грандмаршала должно было оставаться секретом до последнего дня. Так и вышло, Стузиан провел блистательную кампанию, которая закончится под главной вражеской столицей.
– Дед!!! Дед!!! Дед!!! – скандировали сотни тысяч солдат, потрясая оружием. – Дед!!! Дед!!! Дед!!!
Они звали его так же, как и в прежние времена, ибо тогда весь мир знал, что есть Дед и есть несметные дивизии его верных внучков, которых он приведет в вашу страну, если ваш правитель чем-то прогневит великого мескийского Императора. Так было, пока однажды Дед не погиб, попав под артиллерийский обстрел на учебном полигоне. Пустой гроб провезли на лафете по главной площади империи, панихида длилась несколько седмиц, потом его уложили в саркофаг, а вокруг выстроили Мемориал вечной славы.
Кто бы мог подумать, что он не умер, а решил попробовать пожить жизнью простого смертного? Кто бы мог подумать, что такая глыба сможет долго прятаться среди лилипутов? Кто бы мог подумать, что он доживет до такого возраста… хотя, зная кое-что о его происхождении, этим я не удивлен. Самым же невероятным была счастливая случайность, по которой на этого великого конспиратора обратили внимание агенты Имперры.
Через несколько часов, получив гарантии безопасности, кэйзар Вильгельм, его брат Эрих, рейксмаршал фон Виндмарк и еще несколько высших военных чинов Винтеррейка прибыли в поместье Бранденвальд в предместьях столицы, где находилась ставка мескийского командования. Там Император, Махарий Стузиан и представители стран-союзниц империи приняли у вышеозначенных персон подписанный Акт о безоговорочной капитуляции Винтеррейка. На некоторое время их поместили в отдельные покои, где окружили охраной, прислугой и даже предложили клубнику со сливками. По договоренности первые лица капитулировавшего государства становились пленниками империи и союзников, но опасность расправы без суда им не грозила.
Почти сразу наши маги организовали трансляцию обращения кэйзара к защитникам города через гигантский мираж. В обращении Вильгельм приказывал солдатам сложить оружие, магам – опустить защитные поля, а экипажам дирижаблей и наземной техники – отвести свои машины с боевых позиций. Война окончена, Винтеррейк проиграл.
Через полчаса транслировали через ментальную связь еще один призыв сложить оружие, обращенный уже ко всей нации и странам Северной коалиции. Война окончена, северяне проиграли.
Следующие сутки кэйзар должен был провести в комфортабельном заточении, пока победители готовились войти в столицу.
У меня же были иные планы.
– Посылка доставлена, шеф, но его сейчас хватятся, так что ты бы не мешкал.
Адольф Дорэ появился на пустом мостике «Серебряной спины», таща человека с мешком на голове и, судя по звукам, с кляпом во рту.
Я с некоторым трудом поднялся из кресла.
– Приведите гостя в надлежащий вид.
Мешок сняли, а кляп вынули, и Вильгельм уставился на меня с диким страхом и дикой яростью. Но говорить ничего не стал.
– Себастина, который час?
– Без двух минут шесть, хозяин.
– О, осталось две минуты. Надеюсь, они не опоздают, осенью так рано темнеет.
Опираясь на трость, я прошествовал к большому фронтальному иллюминатору и еще раз окинул столицу поверженной державы взглядом. Наши силы еще не прошли через многочисленные линии обороны, которые предстояло для начала устранить, но там, внизу, копошились тысячи и тысячи разумных существ. Одни из них вкушали горечь поражения, иные же радовались, что этот ад на земле наконец закончился.
– Шесть ровно, хозяин.
– Отлично.
Один за другим в небе над Кэйзарборгом стали появляться дирижабли класса «Тиран», массивные неповоротливые бочонки, обвешанные броней и вооруженные целыми батареями пушек. Использование навигационных сфер Урмана дало нашему флоту грандиозные преимущества в этой войне, вот и сейчас тяжелые неповоротливые «Тираны» выскочили, словно из воздуха, ошарашив решительно всех.
Включая «Серебряную спину», дирижаблей оказалось ровно двадцать, а это ни много ни мало триста шестьдесят орудий системы «Лихтвангер». По моему жесту Дорэ подвел кэйзара ближе.
– Клыки, что я вам послал, ваше величество, можете оставить себе, они все равно не мои. Я же не дурак, чтобы собственные посылать, – наведут еще порчу ваши маги. Нет, свои я приказал выбросить куда-нибудь незаметно, вам же послал чужие, тоже взятые с трупа. А вот перед ее величеством следовало бы все-таки извиниться.
Он смотрел на девятнадцать дирижаблей, грозно нависших над его городом, и пытался дышать, пока все же не нашел в себе сил:
– Вы не посмеете! Я подписал капитуляцию, я получил гарантии и слово чести…
– Не помню, чтобы я гарантировал вам безопасность или давал слово. Меня даже не позвали на церемонию подписания, хотя я бы в любом разе не пошел. Это торжество Императора, которое не должно омрачаться присутствием моей мрачной персоны. История запомнит, что при эл’Мориа война началась, а при молодом Императоре – победоносно закончилась. Так и должно быть. С другой стороны, я отчетливо помню, что советовал вам принести нижайшие извинения ее величеству до сдачи столицы.
– Вы не посмеете! – повторил он, пытаясь поверить в собственные слова. – Вы опозорите Императора, и тогда он вас уничтожит!
Услышав это, я хмыкнул и неспешно снял маску, чтобы Вильгельм увидел мое лицо. Настоящее, изборожденное морщинами лицо. Чтобы он увидел выцветшие, некогда красные глаза и неровную улыбку дряблых губ.
– Я уже почти мертв, и Император мне не страшен. К тому же мое дело правое, сегодня я стою за самое дорогое – честь Императорской династии и моего мертвого сюзерена. Сам он больше не способен стоять за себя, но пока я дышу… в целом мире не осталось ничего, что могло бы защитить вас от меня, ваше величество.
Себастина подала мне переговорный жезл, связанный с бортовым спокхамосом, и через него я обратился к капитанам эскадры карателей. Сейчас они слушали только меня, ибо их заранее предупредили образовать закрытую цепь связи и до конца операции расценивать любые попытки связаться извне с этой сетью в смысле провокации.
– Говорит Бриан эл’Мориа, Великий Дознаватель Мескийской империи. Властью, данной мне Императором, я приговариваю Кэйзарборг к диэкзистусу. Открыть огонь по готовности!
И они открыли огонь почти сразу, так как летели сюда уже заряженные. Триста шестьдесят орудий планомерно обстреливали город, над которым больше не было защитных полей и который не прикрывали ни зенитчики, ни военный флот. Снаряды с маркировкой MZHM десятками сыпались на головы винтеррейкцам, и внизу заполыхало серебряное пламя. Когда приговор оказался полностью приведен в исполнение, ни о каких выживших не могло быть и речи.
– За честь моего Императора.
Все это время трясущийся кэйзар наблюдал за гибелью своей столицы, и единственное, что он смог сказать, в конце концов оказалось:
– Тэнкрисская скотина!
– Негоже облысевшему гиббону так обращаться к высшей форме жизни. И вообще, настоящий лидер всегда должен быть рядом со своим народом, разделять его судьбу.
Отставив трость, я оттащил кричащего монарха от фронтального иллюминатора на пять метров, схватил его обеими руками, поднял над собой и изо всех сил швырнул в стекло. С громким хрустом ломающихся костей кэйзар ударился об иллюминатор и мертвым рухнул на пол.
– Ух! – выдал Адольф, пользуясь исключительной привилегией и раскуривая сигару в моем присутствии. – Жестко ты его, шеф, прямо как муху об окно! Шеф?!
– Черт… хотел пробить бронированное стекло… но куда там… силы уже не те.
Меня шатало, левая рука перестала слушаться, а в сердце уже не впервые появилась щемящая боль. Подоспевшие Себастина и Адольф помогли вернуться в кресло.
– Ну этого тебе Император не простит, – заметил он, когда опасность миновала.
– Не должен. Себастина, пожалуй, я выпью ромашкового чаю, а не бергамотового.
– Сию минуту принесу, хозяин.
Через полторы седмицы после инцидента, который во всем цивилизованном мире поименовали «проявлением вопиющего варварства», я был вызван на высочайшую аудиенцию. В приемной Императора сидел другой секретарь, но фреска напротив моего места была прежняя. Как и многие сотни раз до того, я принялся внимательно изучать ее, пока меня не попросили пройти в кабинет.