Спустя тридцать с лишним минут они сидели в кабинете Освальда.
– Когда я прибыл в Ливорно, там уже вовсю бушевала чума… – начал Никколо, приняв кубок с пульке. – В город попасть не удалось, карантин. Но мне и не нужно было заходить в него, чтобы устроить все свои дела.
Залпом выпив содержимое кубка, Макиавелли довольно улыбнулся.
– Не думал, что буду скучать по этому напитку, – хмыкнул он.
– Семью привёз? – спросил Ос.
– Да, сыновья с семьями и жена приехали со мной, – кивнул Макиавелли. – Из-за чумы им было трудно покинуть Флоренцию, поэтому пришлось задержаться.
– Что жена? – Освальд налил Никколо полный кубок.
– С радостью покинула Флоренцию, – усмехнулся тот, приняв обновлённый кубок. – Когда соседи умирают один за другим, а крысы ночами не очень тихо едят их трупы, хочется покинуть родной дом и убраться куда-нибудь, где безопасно. А тут прибыл я, причём очень удачно – распродал корабельные запасы провианта и купил около тонны стали в одной только Флоренции.
– И как сильно распространилась чума? – поинтересовался Освальд.
– Точно знаю, что она пересекла Альпы и бушует в имперских землях, – ответил Макиавелли, отломив кусочек от кукурузной лепёшки. – Ты был прав. Изобилие незахороненных трупов вызывает ещё большее усугубление мора. В запертых на карантин городах есть определённая нехватка еды, люди умирают, их хоронят по возможности, но мертвецов слишком много…
Примерно это и ожидалось. Серия убийственных эпидемий ничему не научила европейцев и они всё так же напарываются на одни и те же вилы…
– Ты не сказал, откуда корабли, – напомнил Освальд.
– Некоторые мои знакомые, к которым я хотел обратиться с заказом, не пережили чуму, – пожаловался Макиавелли. – А те, кто уцелел, не хотели брать заказ, так как работников слишком мало, чума их косит не меньше, чем остальных. Тогда пришлось искать альтернативу. И я нашёл…
Макиавелли замолк и с интригой уставился на Освальда.
– Десять баллов за интригу, – вздохнул тот. – Не томи!
– Моряки тоже умирают от чумы и гриппа, – ответил Никколо. – В Ливорно стояло очень много кораблей, которые больше не могли отчалить. Моряков очень мало. Самые смекалистые уже ушли в море, а на остальные корабли просто невозможно набрать команду.
– И ты, естественно… – усмехнулся Освальд.
– Я их купил, – кивнул Макиавелли. – Четыре каракки французского королевского флота, две каракки из частных рук, а также четыре каравеллы, принадлежавшие генуэзскому дожу. Дож Антониотто Адорно в ту пору как раз умер, французы ввели свои войска в Геную и каравеллы, только-только купленные для защиты генуэзского побережья, стали собственностью Флоренции. Сами по себе корабли им были не нужны, они не знали, что с ними делать, поэтому очень обрадовались, когда я сделал своё предложение.
– Блестяще, – покивал Освальд довольно. – А, в целом, как обстановка в Европе?
– Паршивая обстановка, если важно моё мнение, – вздохнул Макиавелли. – Папой Римским стал флорентинец – Джулио ди Медичи, принявший имя Климент, ставший, таким образом, седьмым Климентом по счёту. Я знаю этого Медичи. Он плохой дипломат и совершенно не разбирается в политике. Флоренцию, в будущем, ждут большие разочарования при таком Папе…[52] Ещё император Карл V, несмотря на бушующий мор и растущую опасность, исходящую от османского султана Сулеймана I, методично ухудшает отношения с французами и настраивает против себя итальянские города. Вероятно, хочет присоединить к владениям Габсбургов что-то ещё…
На самом деле, это были отличные новости. Чем плотнее император увязнет в европейских конфликтах, тем меньше у него будет времени на Новый Свет.
– В России побывал? – спросил Освальд.
– Побывал, – кивнул Макиавелли. – Там всё, в отличие от Италии, относительно неплохо.
– Подробнее, пожалуйста, – попросил Освальд.
– Ну, во-первых, государь Василий III начал серию походов против кочевников… – начал Макиавелли.
24. Рабовладение
//Астраханское ханство, г. Астрахань, 17 декабря 1524 года//
Князь Андрей Шуйский нахмуренно читал пергаментный свиток. Сообщение из Москвы, очень тревожное.
– Да что же такое-то происходит? – прошептал он тихо. – Да как же так?
Поход прошёл просто отлично. Даже слишком.
В августе этого года могучая рать вышла к ханскому городу, где её встретило двадцатитысячное войско, собранное из ошмётков бежавших из Казани татар, присоединившихся к обороне ногайцев и кавказских наёмников, спешно нанятых астраханским ханом Хусейном бин Джанибеком.
Их было слишком мало и они были напуганы тем, как быстро Голица разбил куда большее войско Казанского ханства. Они изначально не верили в победу, поэтому бились павши духом, после чего были разбиты в пух и прах.
В итоге Астрахань взята, хан схвачен, связан и доставлен в Москву. Временным правителем, «хубернатором», назначили Андрея Шуйского, чтобы «держал покорённых в узде и спуску не давал».
Награбленное в Казани и Астрахани уже ушло в Москву, откуда взамен пришли строители и нужные материалы для строительства крепостей.
Сеть основательных укреплений задумали уже давно, но только теперь, после сокрушительного разгрома кочевников, можно было всерьёз начинать строить так называемую Васильевскую линию.
Эта линия могущественных крепостей будет призвана огородить захваченные земли от Сибирского ханства, Ногайской орды, Казахского ханства, а также, что важно больше всего, от Крымского ханства.
До первого снега строили дороги, причём не как обычно, а очень дорого и быстро, с глубоким рытьём и мощением. По дорогам непрерывно шли караваны, что позволяло ставить капитальные стены, на замену бревенчато-земляным валам острогов, временно поставленных на местах будущих крепостей.
Андрей даже боялся представить себе, сколько денег стоит такое массовое строительство, но государь мудр, ему виднее, как лучше распорядиться заморскими богатствами…
Крымский хан хотел нанести «визит вежливости» в Москву, в ответ на хамское завоевание земель его, вроде как, союзников, но собирался слишком долго, поэтому его разведывательные разъезды, отправленные проверить путь, увидели десятки острогов, поставленных для обороны южных русских земель, что заставило крымчанина временно отказаться от своих планов.
И вот, он вернулся к ним вновь.
За Перекопом была собрана могучая рать, состоящая, примерно, из четырёх туменов.[53] На самом деле, это не так уж и много, если сравнивать с русской армией, но в этот раз крымского хана поддерживает султан Сулейман I, опасающийся, что Крым станет следующим.
Опасения его не были беспочвенными, так как, на волне успеха, план похода в Крым обсуждался в Кремле. Только вот, государь быстро остудил пыл воевод, раздухарившихся на совете. В Крым просто так не войти. То есть, войти туда можно, но потом будут большие проблемы со снабжением.
Василий III прекрасно понимал, что нужно, сначала, подвести поближе сеть крепостей, провести к ним широкие и ровные дороги, после чего постепенно, на каждом шагу ставя острог, выдавливать татар в Чёрное море. Проблем в ходе этого ожидалось много, поэтому государь даже не начинал планировать поход.
«Тут бы уже захваченный кусок прожевать», – подумал Андрей.
Весной, когда снег сойдёт, будет война. Неизвестно, когда точно ударят, но ударят обязательно. И «хубернатором» в такое неспокойное время быть очень опасно и вредно для здоровья.
Впрочем, Василий III мог не только карать, но и поощрять: если Андрей сможет удержать Астрахань, то получит здесь немного земли в наследное владение. Крымский хан не обязан бить по бывшему Астраханскому ханству, но, вероятно, ударит именно сюда, так как отрезать Астрахань от остальных территорий ему будет легче всего…
«Посмотрим, что мне бог уготовил», – подумал Андрей. – «Иль в землицу сырую, иль в хоромы сытные».
//Метцтитланский Союз, г. Метцтитлан, 7 декабря 1524 года //
Из-за знаковости событий, а прибытие целого флота – это знаковое событие, Освальд взял Макиавелли, его родичей и сразу же выехал в Метцтитлан.
Верховный правитель был очень доволен новостями, поэтому встречал Макиавелли масштабными торжествами.
Город быстро украсили и нарядили, зажгли множество факелов, завезли много еды и пригласили окрестных актёров и трюкачей. Также объявили большой турнир, общий призовой фонд которого составлял баснословные пятьдесят тысяч медных монетлей или пять тысяч серебряных монетлей.
Серебряные монетли было решено ввести сразу же, как стало ясно, что серебро, оказывается, очень полезный металл. Быстро начеканили разумную массу новых монетлей для ввода в обращение. Много делать не стали, так как инфляция меди никому не нужна, но народ отнёсся к новой номизме[54] с подозрением, неохотно принимая в ходе обмена.
«То есть, как это ты даёшь мне один серебряный монетль вместо десяти медных монетлей?» – мысленно передразнил Освальд одного туспанского купца, не въехавшего в новые монетные реалии.
Хуицилихуитл IV как-то пошутил, что надо запретить проводить какие-либо эксперименты с золотом, чтобы не открылось какое-нибудь полезное свойство. Иначе он будет вынужден ввести новую монету, но уже золотую. Освальд, поддержав шутку, ответил, что этот металл точно бесполезен.
На самом деле, на радостях от неожиданного открытия, доморощенные естествоиспытатели, в жажде сколотить состояние, начали всячески извращаться со смешением меди и золота, чтобы получить новую бронзу.
Увы, бронза из меди и золота получалась не очень.[55] Как бы ни крутились естествоиспытатели, получалось некое дерьмо, о котором в среде мастеров уже давно было известно. Этот сплав использовался инками для изготовления своих декоративных поделий, которые активно покупали майя и ацтеки, спорадически производя нечто подобное у себя. Красиво, блестит на солнце, но крайне непрактично. Топор из этой «бронзы» сделать можно, но он прослужит очень недолго.