поворачиваю его, и по телу пробегает приятная дрожь от рева двигателя. Кожу покалывает от вспыхнувших ощущений, по венам течет адреналин, заставляя сердце биться чаще.
Менеджер отходит от меня на несколько шагов, я прячу документы во внутренний карман куртки и, кивнув на прощание, срываюсь с места.
Несусь по утренней трассе, еще не заполненной машинами, крепче обхватываю пальцами руль и прижимаюсь всем телом к байку, плавно входя в поворот. Вот оно – то, чего мне так не хватало на протяжении этих дней.
Я вхожу в один поворот за другим, наслаждаясь ощущением легкости. Сестра с мамой в один голос называют это безумием. Вика наотрез отказалась даже приближаться к двухколесному монстру, а мама каждый раз ругала отца за то, что он привил мне любовь к байкам.
Приближаюсь к городу и сбавляю скорость, объезжаю несколько машин и замечаю одну знакомую. Лавируя между автомобилями и игнорируя недовольные взгляды водителей, подъезжаю к белому кроссоверу, стучу в окошко и приподнимаю визор. Мира подпрыгивает на месте, и ее глаза распахиваются, когда она замечает меня.
– Ты как… – Она не договаривает, потому что замечает байк, и ее брови взлетают в удивлении. – Когда я думаю, что ты не можешь быть бо́льшим психом, ты доказываешь обратное.
Она стучит пальцами по рулю и бросает взгляд на байк.
– Ты просто не сидела рядом со мной.
– Поверь, это ничего не изменит.
– Могу прокатить и доказать, насколько ты ошибаешься.
Мира скептически фыркает:
– Первое: я никогда не сяду на эту штуку.
– Эта штука может тебя удивить. – Она в миллионный раз закатывает глаза на мою шутку.
Клянусь, как только я появляюсь в поле ее зрения, она тут же закатывает глаза. Боюсь, такими темпами действительно дойдет до нервного тика.
– Ладно, первое: ты ведешь себя как ребенок. А второе: я никогда не сяду на эту штуку.
Загорается зеленый свет, нам начинают сигналить недовольные водители. Мира трогается, и я следую за ней. Она притормаживает на светофоре, пропуская машину, я же специально обгоняю ее и еду настолько медленно, что даже Макс в пьяном состоянии смог бы нас обогнать.
Мы доезжаем до набережной, Мира паркуется на свободном месте. Я останавливаюсь рядом и слезаю с байка.
– Ты меня преследуешь? – Она захлопывает дверь машины и складывает руки на груди, смеряя меня недовольным взглядом.
– Спрячь иголки, Колючка. – Ставлю байк на сигнализацию и подхожу к Мире. – У нас перемирие, помнишь? А друзья могут выпить вместе кофе.
– С каких пор мы с тобой друзья? – Она строит мне рожицу.
– С этих самых. Не вредничай.
Беру ее за руку и притягиваю к себе. Чувствую, как под пальцами напрягается каждая мышца в ее теле. Серьезно? Ей настолько неприятно мое присутствие?
Мы доходим до кофейни под бормотание Миры о несоблюдении личных границ. Я заказываю нам два кофе.
– Почему байк? – спрашивает она, присаживаясь на барный стул.
– Нет нужды стоять в пробке и есть возможность приятно поболтать.
– С тобой невозможно нормально разговаривать, – раздраженно бросает она и, подперев рукой подбородок, отворачивается.
– Ладно. Отец с малых лет брал меня с собой в мастерскую, когда у него выдавалось свободное время. Мы часами просиживали там. Я возился с выхлопными трубами и гайками, приходил весь в масле и сразу мчался к сестре, чтобы обнять ее.
Редкое счастливое воспоминание из детства тоской отдается в груди. Я отчетливо помню металлический запах, смешанный с сыростью, в старом гараже отца. Будь моя воля, я бы целыми днями был рядом с ним, перебирал детали. Хотя в восемь лет не особо что понимаешь, но я с нетерпением ждал каждого выходного отца, чтобы побыть с ним.
Сейчас же мы и пяти минут не можем провести рядом, чтобы не вылить друг на друга ушат оскорблений, приправленных обидами.
Мира смеется. Бариста ставит перед нами стаканчики с кофе, и приятный терпкий аромат заполняет ноздри.
– Наверняка она была рада.
– Очень. – Я вспоминаю, как Вика верещала на всю квартиру и обещала отомстить. – Если захочешь, я всегда в твоем распоряжении. Только представь: твои руки на моей груди.
– Скорее моя ладонь на твоей щеке. – Звучит как обещание.
Я усмехаюсь и хватаю свой стаканчик. Мы выходим на улицу и попадаем под лучи испепеляющего солнца. Если мне не изменяет память, прохлада в этом городе наступает ближе к ноябрю, а до этого ты чувствуешь себя как на сковороде у дьявола. Нацепив солнцезащитные очки, бросаю быстрый взгляд на Миру.
Кудрявые волосы собраны по бокам и ниспадают по плечам, майка на тоненьких бретельках и свободные джинсы, свисающие на бедрах, заманчиво подчеркивают фигуру. Да, я больше не отрицаю, что она чертовски привлекательна, но только в рамках временного увлечения. Кто в здравом уме захочет связываться с бомбой замедленного действия?
– Сегодня выходной?
– Не совсем. Просто захотелось немного развеяться. – Она пожимает плечами. – К тому же в клубе Макс, а мне бы хотелось хоть немного отдохнуть от этой драмы.
– Мы же оба знаем, что они будут вместе.
– Я бы не была в этом настолько уверена. Предательство не так легко простить.
– Тем не менее я ставлю на то, что Макс добьется своего и Полина его простит. Они говорят на одном языке.
– Это что еще значит? – Мира вскидывает голову и хмурится.
– Моя сестра считает, что в этом мире у каждого человека есть предназначенный судьбой партнер и они говорят на одном языке. – Я замечаю, как ее губы растягиваются в насмешливой улыбке. – Заметь, это не мои мысли.
– Ага. Ну и чем заканчивается эта теория?
– Люди как пазлы. Мы присматриваемся друг к другу, можем выбрать неправильную деталь, но в конце концов находим нужную часть и остаемся с ней навсегда.
– И твой пазл…
– Где-то среди восьми миллиардов человек.
Хотя я очень сомневаюсь в этом. Больше чем уверен, что моя деталь бракованная и способна только на краткосрочные отношения длиной в двадцать четыре часа.
– Звучит очень обнадеживающе. Но было бы лучше, если бы мы встречали своего человека сразу.
– Без проб и ошибок?
– Ну, как человек, не заинтересованный в отношениях, я не могу утверждать, но зачем ошибаться, если можно подождать того самого?
– А как же удовольствие от жизни? К тому же, совершая ошибки, мы получаем своего рода урок.
– Слишком рано для таких рассуждений. – Мира выкидывает стаканчик в урну и поправляет волосы. – И, как показывает практика, даже найдя свою часть пазла, можно обжечься.
Уж мне ли об этом не знать.
Мы подходим к бетонному ограждению, и Мира забирается на него. Упершись руками в парапет, она оглядывается. Набережная до отказа забита людьми, из динамиков отовсюду доносится реклама морских развлечений, а местные зазывалы так и манят отведать что-нибудь экзотическое. И под «экзотическим» я подразумеваю далеко не фрукт из заморских стран.
Мой взгляд задерживается на Мире. На том, как она одновременно скованна и расслаблена. Не знаю, как это описать, но эта девушка очень противоречива. Вчера мы шутили в клубе, а вернувшись домой, она так хлопнула дверью, что задрожали стены. Даже сейчас, когда мы просто разговариваем, она держит дистанцию.
Уже не первый раз я склоняюсь к мысли, что на ее пути встретился кто-то вроде меня, неспособный подарить нечто большее, чем простое развлечение, и это оставило свой след. Мира кажется очень колкой и строптивой, хотя нет, так оно и есть, но в то же время она предана всей душой. Она из того типа девушек, которые предпочитают честность, один раз и навсегда. И если она однажды обожглась, то не сразу теперь кого-то к себе подпустит.
Не то чтобы меня это интересовало.
Я становлюсь рядом и опираюсь локтями о парапет.
– Моя очередь спрашивать. Почему гитара?
– Для этого должен быть какой-то повод? – Мира переводит на меня взгляд.
– Нет, но у меня сложилось впечатление, что ты ничего не делаешь просто так.
Она отворачивается к морю и прищуривается, когда на лицо падают солнечные лучи. Ее взгляд становится задумчивым и даже грустным.
– Меня научил играть отец. Каждый день он приходил с работы, садился в гостиной, брал гитару и показывал аккорды. День за днем мы изучали разные переходы, и я до жути бесилась, когда у меня что-то не получалось. Он постоянно повторял, что только благодаря ошибкам у меня может что-то получиться. – Голос Миры дрожит на последних словах, и она быстро моргает.
И все же я успеваю заметить застывшие в глазах слезы.
– Что с ним случилось? – тихо спрашиваю я.
– Авария. Его сбил пьяный водитель. – Она горько усмехается. – Как видишь, даже следуя правилам, есть вариант все потерять.
Сам не осознавая, что делаю, я обхватываю ее ладонь и сжимаю пальцы. И это кажется таким странным – рука Миры в моей. Ее кожа такая холодная, несмотря на жару.
– Мне жаль.
– Это не важно. – Она спрыгивает с парапета и выдергивает руку. – А теперь извини, но мне надо вернуться к работе.
Мира резко разворачивается и уходит в противоположную сторону.
– То есть у него теперь есть байк? – запыхавшись, спрашивает Полина.
– Ага. И могу поклясться, что у девушек напрочь отключается мозг, когда они видят парня в кожаной куртке верхом на байке.
Подруга хихикает и тут же кашляет. Я останавливаюсь и протягиваю ей бутылку воды. Она машет головой и, согнувшись пополам, жадно втягивает воздух.
Видимо, вчера я тоже попала под его обаяние, хотя чисто теоретически подобное невозможно, учитывая тот факт, что он раздражает меня каждые пять секунд. Но почему-то я выдала ему правду об отце. Кто вообще тянул меня за язык?
Просто рассказ Богдана о семье напомнил мне о том, что я так давно потеряла. Семью, надежду и большую часть себя.
– Напомни, почему я согласилась с тобой бегать? – Полина сдувает с лица волосы.
– Чтобы поддерживать форму?
– Я готова отказаться от сладкого.