Голова Миры покоится в изгибе моей шеи, горячее прерывистое дыхание обдает кожу, а руки лежат на моей груди, все еще сжимая ворот футболки. Каждый раз, когда я хоть на сантиметр сдвигался, Мира вздрагивала и сильнее вжималась в меня, будто я вот-вот уйду.
Макс тихо подходит к нам и присаживается на корточки. Подносит руку к щеке Миры, но не касается ее. Сжимает ладонь в кулак и закусывает губу с такой силой, что она наливается кровью. Под глазами друга залегли синяки, а лицо бледное, словно мел. Его взгляд наполняется тревогой, когда натыкается на царапины, оставленные Мирой на собственном плече: ранки в форме полумесяца там, где впивались ее ногти.
– Давай я отнесу ее в комнату, – шепчет Макс, вновь потянувшись к Мире.
– Она проснется. – Одной рукой крепче обнимаю ее за талию, а второй провожу по макушке, прижимая Миру к себе.
Не хочу отпускать.
Макс помогает мне встать, поддерживая со спины, и Мира прерывисто вздыхает, когда я выпрямляюсь и делаю несколько шагов. Друг порывается переложить ее в свои объятия, но я упрямо следую в комнату Миры, держа ее на руках. Аккуратно укладываю ее на постель, чтобы не разбудить, и, когда мои губы находятся в нескольких сантиметрах от ее виска, еле сдерживаюсь, чтобы не поцеловать. Мне хочется лечь с ней рядом, обнять и сделать все, чтобы она улыбалась, кричала на меня, прожигала сердитым взглядом и стала той Мирой, которую я видел на протяжении всего этого времени. Сейчас она хрупкая, разбитая и такая беззащитная, что одна мысль о том, чтобы оставить ее, кажется преступлением.
Нехотя отстраняюсь и накрываю Миру легким пледом, лежащим на краю кровати. Макс присаживается на корточки, аккуратно убирает несколько прядей с ее лица, а затем нежно целует в лоб и что-то шепчет на ухо.
Покидаю комнату, чтобы друг мог побыть рядом с той, которая ему дорога.
Я давно живу с чувством потери. Мне казалось, принимая решение стать одиночкой, изгоем, я поступил мудро. Но я ошибался. Одиночество стало моим спасением и смыслом жизни, но это и мое проклятье.
– Что произошло? – раздается позади меня натянутый голос Макса.
Киваю на снимки, все еще разбросанные по полу. Друг наклоняется, собирает их и даже не удостаивает взглядом. Резким движением он запихивает фотографии в остатки бумажного конверта, а затем разворачивается и устремляется к себе в комнату.
– Макс! – Я следую за ним. – Объясни, какого черта происходит?
– Богдан, извини, но это тебя не касается. – Он швыряет конверт в верхний ящик комода и отворачивается к окну.
– Это еще как меня касается! – слова вылетают изо рта, прежде чем я успеваю подумать.
На самом деле это действительно меня не касается. Мира для меня совершенно посторонний человек. Но это не Макс просидел полночи, прижимая к себе ее хрупкое тело. Не он сквозь сон шептал, что все будет хорошо. Не он давал обещание, что никому не позволит ее обидеть.
Слова Миры не выходят из головы.
Ты не можешь вновь меня забрать. Мне снова будет больно.
Найти бы отморозка и вытрясти из него всю душу.
– Богдан, просто забудь, ладно? – Макс оборачивается, и в его глазах отчетливо видна усталость. – Просто сделай вид, что ничего не произошло. Мира не любит, когда посторонние видят ее слабость.
Посторонний…
Слово больно режет слух, но мои чувства сейчас не имеют значения.
– Что на снимках? – настаиваю я.
– Не важно. Это уже моя проблема. Не влезай в то, за что не готов взять ответственность.
– Ей было страшно. – В ушах все еще стоит испуганный крик, когда я коснулся ее, и мольбы не причинять боль. – Я пришел домой и услышал плач.
Мне хочется вернуться к Мире. Обнять ее и прогнать все кошмары. Просто быть рядом. Кажется неправильным, что она там сейчас одна.
– Знаю, – хрипло отзывается он. – Я благодарен тебе за то, что ты спас Миру, но прошу, не разрушай ее. Я не смогу еще раз собирать ее по осколкам. Что бы между вами ни происходило – просто забудь. Ты не готов к такому.
Больше не произнося ни слова, Макс уходит к Мире, оставляя меня одного.
На следующее утро я наливаю себе кофе и возвращаюсь к обработке фотографий, которые сделал за время прогулки с Аней и Мирой. Каждый снимок пропитан улыбками и теплом. Я ловлю себя на мысли, что эти работы – единственное, во что я вложил душу за последнее время. Фотография всегда была моей отдушиной, но в стремлении заработать, достичь определенного статуса я потерял удовольствие от съемки.
Я пролистываю снимки и не могу скрыть улыбки, когда на одном из них вижу Миру, пытающуюся спрятаться от меня за ладонями.
Я хочу вернуться в это мгновение.
Мира проспала практически весь вчерашний день, встав только для того, чтобы привести себя в порядок, и сразу же вернувшись в комнату. Макс тоже не выходил от нее, но изредка до меня доносились ее тихие всхлипы и шепот друга. Я сдерживался, чтобы не ворваться бесцеремонно в комнату, схватить Миру в охапку и стереть грусть с ее глаз.
– Доброе утро, – утреннюю тишину разрезает надломленный хриплый голос.
Поднимаю голову и замечаю Миру. Она неуверенно переминается с ноги на ногу в кухонном проеме, уставившись в пол.
– Доброе, Колючка, – слова так легко слетают с языка.
Ее губ касается легкая улыбка, и она делает шаг вперед.
– Я смотрю, у кого-то бессонная ночь. – Она кивает на полный кофейник.
– Вроде того.
– Может, ты еще и завтрак приготовил? – Мира достает из шкафа кружку и наливает себе кофе.
Она стоит спиной ко мне, все еще избегая моего взгляда, а мне хочется подойти ближе, притянуть к себе, чтобы вдохнуть ее приятный аромат и убедиться, что с ней все в порядке.
– Подумал, мало ли, вдруг ты захочешь проявить чудеса кулинарии, – стараюсь говорить непринужденно, поддерживая легенду, что все в порядке.
– Пожалуй, последнее, о чем я могу думать, – готовка. Но я бы с радостью что-нибудь съела. – Мира замирает вполоборота ко мне, прижимая к груди кружку. – Макс проснется и сходит за завтраком.
– Зачем ждать, если мы можем организовать сами?
Богдан, тормози. Тебе это совершенно не нужно. Ты же знаешь, чем все может обернуться.
С самого утра уже жарко, но Мира в объемной толстовке, доходящей до середины бедра, и свободных шортах. Волосы слегка растрепаны после сна, и, несмотря на бледность кожи, на щеках все же виден легкий румянец.
Мира поворачивает голову, и ее губ касается легкая улыбка, а взгляд становится задумчивым. Она внимательно всматривается в меня, будто вспоминая, как мы провели прошлую ночь. Как она молчаливо делилась со мной своим самым страшным кошмаром, позволяла разделить его и забрать себе. Пусть ненадолго, но она была не одна.
– Ты не обязан, – вдруг произносит она. – Не жалей меня.
– Даже не собирался. – Захлопываю ноутбук и отодвигаю его.
В голове полно вопросов.
Как ты себя чувствуешь?
Кто сотворил с тобой такое?
Что за мерзавец погасил огонь в твоих глазах?
– Я хочу есть, ты тоже. Не вижу причины, чтобы не сделать это прямо сейчас. – Подхожу ближе и забираю из ее рук кружку.
Наши пальцы мимолетно соприкасаются, и Мира поднимает голову. За страх, живущий в ее глазах, хочется проклясть весь мир.
– Позавтракай со мной, – прошу я хрипло.
– А что дальше? – Ее взгляд не отрывается от моего лица.
Я уеду. Оставлю тебя здесь. Ты будешь собирать себя по осколкам, а я продолжу разрушать свою жизнь в Нью-Йорке.
– Мы выпьем кофе и съедим самую отвратительно-сладкую булочку, какую только найдем. Ты опять накричишь на меня за какую-нибудь мелочь, а я продолжу шутить.
– Да ты мазохист.
– Возможно, но рядом…
– Мира, – прерывает нас голос Макса.
Он влетает на кухню, и его взгляд задерживается на наших руках, обхвативших одну кружку – единственную преграду, разделяющую нас. Если не считать тайн прошлого, кошмаров и суровой правды.
Мира отстраняется от меня, делает шаг назад и вновь становится недосягаемой.
– Я приготовлю завтрак, – говорит Макс, становясь между нами и оттесняя меня к окну.
Не разрушай ее.
Возможно, Макс прав. Я разрушу ее. Оставлю после себя руины и сделаю еще хуже.
Проклятье.
Глава 18
Последняя неделя превратилась в ад. Макс пресекает все попытки Миры выйти на работу. Он чуть не уволил бармена, который принял конверт с загадочными фотографиями, и сутки напролет просматривает камеры, чтобы понять, кто этот загадочный отправитель. Макс до такой степени опекает Миру, что даже мне становится тошно от чрезмерной заботы, что уж говорить о той, которая привыкла сама распоряжаться своей жизнью.
Возможно, именно поэтому я сейчас вижу, как Мира спускается по ступенькам с рюкзаком на одном плече, уверенной походкой направляется к барной стойке.
– Доброе утро. – Она садится на высокий стул и упирается локтями в деревянную столешницу. – Можно мне кофе?
Забыл упомянуть, что с недавних пор я выручаю друга, пока он не найдет нового сотрудника. Благо у меня есть опыт: пока фотография не стала основным и довольно хорошим заработком, я на протяжении года работал в ночном клубе и был тем, кто помогал заполнять пробоины в душе алкоголем.
Изгибаю бровь и смотрю на Миру.
– Что? Только не говори, что ты, как и мой зануда-друг, за то, чтобы я сидела дома. – Она недовольно фыркает. – Я хочу убедиться, что он не разрушил то, что мы с таким трудом создавали.
– Я и слова не сказал.
– У тебя такой же надзирательный взгляд. Только проболтайся ему – и вылетишь с работы. – Она легкомысленно пожимает плечами.
– А вот с этим могут возникнуть проблемы. Я тут по доброй воле, и, кажется, инициатива все же наказуема: начальство не ценит своих сотрудников.
Мира едва заметно улыбается и прикусывает губу.
– Так могу я получить свой кофе? – Она постукивает пальцами по меню, лежащему рядом.