Сама не замечаю, как приближаюсь настолько, что мое плечо касается его. Взгляд Богдана опускается на мои губы, и он на мгновение задерживает дыхание. Смотрю ему в глаза, и, кажется, мы становимся еще ближе. Едва уловимый, но уже такой привычный аромат сандала пробирается в легкие и на доли секунды становится со мной одним целым.
Господи боже, мне срочно надо нормализовать сон.
– В общем, мне понравилась твоя татуировка на груди. Она выразительная и глубокая, – тихо произношу я и указываю на экран.
Богдан постоянно ходит без майки, а рисунки на его груди выглядят слишком завораживающе, чтобы не смотреть на них.
– Значит, ты признаешь, что пялилась на меня? – Богдан не скрывает веселья, хотя голос звучит хрипло.
– Я не пялилась, – возражаю я. – Все, забудь.
Чувствую себя одним большим комком нервов. Ведь знала, что он, как обычно, все вывернет в пошлую сторону.
– Давай я кое-что попробую, – Богдан поворачивает компьютер к себе.
Он сворачивает окно с эскизом, открывает фотошоп и перекидывает туда картинки. Обычно у меня не возникает проблем с моим мастером, но сейчас он не понимает, что я пытаюсь донести, поэтому мы уже который месяц не можем прийти к готовому варианту.
Богдан ловкими и быстрыми движениями обрабатывает рисунок: прокручивает его со всех сторон, добавляет несколько штрихов, затем, нахмурившись, убирает их. Я завороженно наблюдаю за ним: сосредоточенный, серьезный. Таким я его еще не видела. Глупая ухмылка сошла с губ, и теперь они плотно сжаты. Иногда Богдан задумчиво касается их пальцем, а потом сам себе кивает и проводит очередную линию.
– Не знала, что ты так хорошо разбираешься в эскизах, – замечаю я.
Он пожимает плечами, но не отрывается от работы.
– Когда в семье все архитекторы и художники, поневоле становишься частью этого творческого безумия.
– Наверное, это интересно.
– Как сказать. Когда сестра в процессе создания очередного шедевра, лучше не показываться в радиусе ста километров. Поверь, это может закончиться внезапным ремонтом. – Он усмехается.
– Значит, она художница?
– В глубине души – да, но Вика слишком хочет угодить отцу, поэтому пошла работать к нему в строительную фирму. – Его голос становится немного отстраненным. – Теперь она рисует, только когда становится слишком тяжело или когда отец давит на нее списком обязанностей.
– А почему ты не занимаешься семейным бизнесом?
Богдан вдруг прекращает работу над эскизом и поворачивается ко мне.
– Не люблю, когда мне указывают, что делать.
Слова звучат слишком резко, но я понимаю, что этот тон адресован не мне.
Богдан моргает несколько раз, а затем поворачивает ноутбук ко мне.
Я рассматриваю рисунок и не нахожу слов. Глупо будет сказать, что он угадал мое желание, а человек, с которым я работаю несколько лет, так и не смог этого сделать, но это правда. Богдан создал то, что я так хотела, – убрал лишние линии и оживил мою маленькую мечту. Киты словно плывут через вселенную.
– Спасибо, – шепчу я.
Неосознанно провожу кончиком пальца по правому предплечью: именно тут я хочу набить эту тату.
– Всегда пожалуйста. К тому же эскизы к своим татуировкам я рисую сам.
Я не вижу Богдана, потому что не могу оторвать взгляд от экрана, но слышу в его голосе улыбку. Поднимаю голову, и наши губы оказываются в нескольких сантиметрах друг от друга. Мое дыхание сбивается, взгляд блуждает по лицу Богдана, и я замечаю, как он так же всматривается в меня.
Как мы оказались так близко друг к другу?
Он закусывает губу, а затем смотрит на меня так, будто видит насквозь: чувствует, как в моей груди разрастается буря из непрошеных эмоций и рвется наружу. Впервые за долгое время я чувствую себя незащищенной, будто опасность в виде чего-то неизвестного, того, что я так старательно пыталась избегать, уже на пороге моего сердца. И я не уверена, что у меня получится спастись. А самое главное – захочу ли?
Рука Богдана касается моей, и по телу разливается тепло. От кончиков пальцев и до самого сердца, которое давно остыло к подобным чувствам. Мне бы сбежать и спрятаться в своей комнате, но темные и глубокие глаза Богдана манят меня, заставляя безотрывно смотреть в них, подмечать каждую мелочь.
С его губ срывается тяжелый и прерывистый вздох. Мы слишком быстро подошли к границе, которая вот-вот сотрется.
– Мира, ты спишь?
Хлопок входной двери разрушает момент, и я резко отстраняюсь от Богдана. Не говоря ни слова, встаю и быстрым шагом ухожу к себе, игнорируя застывшего посреди кухни Макса. Уже в комнате прислоняюсь к двери спиной и тихо опускаюсь на пол. Сердце бьется в лихорадочном ритме. Мне становится слишком жарко.
Во что я себя втянула?
Глава 20
– Богдан, ты вообще слушаешь меня? – возмущается Вика.
– Да, конечно, извини. – Встряхнув головой, потираю переносицу, чтобы хоть как-то остановить хаос, творящийся в мыслях.
На другом конце телефона повисает минутное молчание.
– Извини? – изумляется сестра. – Кто ты и что сделал с моим братом? Ты никогда не извиняешься передо мной. Что произошло? Ты болен?
– Очень смешно. – Я спотыкаюсь о камень возле подъезда. – Когда ты прилетаешь?
– В воскресенье, – с замешательством отвечает она. – Ты меня пугаешь.
– Я сам себя пугаю, черт возьми, – шепчу я.
– Ты же помнишь про таинственную связь близнецов? Я чувствую, что с тобой что-то не так.
– Не говори ерунды, – отмахиваюсь я. – Так зачем ты мне позвонила?
Сажусь на лавочку во дворе и упираюсь локтями в колени.
– Я?! Ты совсем спятил? Богдан, ты сам позвонил мне пять минут назад и сказал, что это срочно, а теперь несешь какую-то чушь. Мне это не нравится. Если хочешь, я поменяю билеты и прилечу раньше.
– Три дня меня не особо спасут.
– Опять загадки! – возмущается она. – Я меняю билеты. Родители прилетят сами.
Я не успеваю возразить, так как Вика сбрасывает вызов.
Обхватываю голову руками и сцепляю пальцы на шее. Солнце медленно встает из-за гор, окрашивая зеленую листву в ярко-оранжевый цвет. Прохладный ветер едва уловимо обдувает меня. На улице стоит оглушающая тишина, отчего мысли в голове превращаются в сумбурный поток. Мне отчаянно хочется оказаться в Нью-Йорке, чтобы шум города забрал их, не оставив и следа.
Господи, я чуть не поцеловал ее.
О чем, черт побери, я думал? Когда мы перешли от сарказма и взаимной неприязни к этому? Когда я начал смотреть на Миру иначе? Стал замечать малейшие перепады ее настроения, как она хмурится, когда сильно задумывается, и накручивает прядь волос на палец? Когда вместо того, чтобы отправиться в клуб и провести время с первой встречной, я стал выбирать разговоры по душам? Когда мое проклятое сердце начало биться чаще, стоит увидеть ее?
Слишком много вопросов для бессонной ночи.
Слава богу, пришел Макс, и я не совершил непоправимую ошибку.
– Ранняя пташка?
Резко вскидываю голову и вижу перед собой отца Макса, Дмитрия Борисовича, в спортивном костюме и с бутылкой воды в руках. Эта семейка помешана на спорте?
– Вроде того. – Я двигаюсь на другой край лавочки, освобождая ему место.
– А я думал заскочить к вам и вытащить Миру на пробежку, но она уже на работе.
– В каком смысле? Одна? – изумляюсь я.
Во мне вспыхивает злость. Она совсем без мозгов? Прошло чуть больше недели после того, как я нашел ее на кухне, а она ни о чем не беспокоится.
Проклятье.
– Успокойся, я уже был там, и она заперла клуб изнутри. Даже меня выставила под предлогом срочной репетиции. Думал, может, тогда сын составит мне компанию, но, как я вижу, и его нет дома. – Он усмехается.
Смотрю на пустое парковочное место Макса. Вчера, после того как он очень вовремя появился дома, друг сразу уехал к Полине, перед этим бросив на меня предостерегающий взгляд.
Можно подумать, я сам на себя так не смотрю в последние несколько дней.
– Надолго приехал?
– Не думаю. Как только Вика вместе с родителями вернется, я сразу улечу в Нью-Йорк.
А это, на минуточку, всего через пару дней. Я вернусь к привычному образу жизни, в котором не будет странной девчонки, сводящей меня с ума своими выходками.
– Вы правда решили вернуться? – спрашиваю я.
– Да. – Он сцепляет руки в замок и упирается локтями в колени. – Какой смысл там оставаться, если дети здесь? Да я бы этого и не хотел.
– Почему? То есть у вас же там бизнес, вы столько лет его строили.
Очень давно родители Макса вместе с моими держали строительный магазин. Они начали с нуля и бок о бок выстраивали все по кирпичику. Родители были больше чем просто партнерами, они были лучшими друзьями. А потом моему отцу показалось этого мало. Ему хотелось расширяться, добиться определенного статуса, быть первым. Так их компаньоном стал отец Тани, моей бывшей девушки, и все пошло под откос. Дмитрий Борисович не захотел мириться с новыми правилами, поэтому забрал свою долю и уехал вместе с семьей из города. Так и отец, и я потеряли лучших друзей. Однако отец не понял своей ошибки и продолжил идти по разрушительному пути, который привел к тому, что он потерял собственных детей.
Дмитрий Борисович пожимает плечами:
– Но семья-то здесь. Бизнес – это всего лишь деньги, а я уже не в том возрасте, чтобы гнаться за ними. К тому же мы действительно хотим стать частью жизни наших детей. Семь лет – слишком большой срок.
В который раз за эти два дня слышу «наши дети». Мира им не родная, но по каким-то неизвестным для меня причинам они вчетвером смотрятся настоящей семьей, той, которой я лишен уже долгие годы. Они шутят, препираются друг с другом, не стесняются говорить, что у каждого на уме, и выражать свои чувства. Мои отношения с собственными родителями оставляют желать лучшего: мы похожи на действующий вулкан, в очередной раз находящийся на грани извержения и готовый разрушить все на своем пути, хотя последствия предыдущего взрыва еще не успели устранить.