Я не буду пересказывать Полине наш разговор. Это прошлое Богдана, а я, как никто, знаю, что порой им слишком тяжело делиться.
– И поэтому ты приехала ко мне? – Голос подруги наполнен весельем.
– Ты меня вообще слушаешь?
– Разумеется. Я всегда тебя слушаю, а вот ты себя нет.
– Только не надо пускаться в свою романтическую философию.
Она смеется.
– Нет ничего смешного! – возмущаюсь я. – Полина, что мне делать?
– Например, рассказать, что ты почувствовала. Хотя если ты приехала ко мне, значит, запаниковала.
Это еще мягко сказано. Я была на грани того, чтобы взять билет на самый ближайший рейс и сбежать на Аляску.
– Ты со столькими парнями меня сводила, а тут появляется Богдан, и вся моя жизнь катится в пропасть.
– Я бы сказала, что с появлением Богдана ты начала жить. Мира, посмотри на себя.
Я инстинктивно осматриваю себя, но не понимаю, к чему ведет подруга. Очередной способ запудрить мне голову?
– Ты стала другой. Ты постоянно смеешься, глаза светятся. – Мягкая улыбка трогает губы Полины.
– А еще я постоянно кричу и прихожу в бешенство. – Я закатываю глаза.
Нет, ну правда, рядом с Богданом я становлюсь совершенно неуравновешенной. Похоже, мне надо вернуться к психотерапии. Сама я со всем этим не разберусь.
– И это о многом говорит.
– Например?
– Ты влюбилась в него, – выдает Полина, словно это самый очевидный факт, который я не замечаю.
Я изумленно смотрю на нее. Это шутка? То есть я понимаю, Полина романтизирует любую фразу, но это уже перебор.
Почему тогда мое сердце понеслось галопом, стоило этим словам слететь с языка подруги?
Влюблена. Да что за бред?! Мне начинает не хватать воздуха, и я вновь делаю глубокий вдох.
Полина определенно спятила. Или я. Или Богдан. Господи, у нас всеобщее слабоумие.
Богдан притягивает меня. Этого я отрицать не могу. Мне нравится с ним разговаривать. Каждый раз он открывается для меня с новой стороны. Раньше я думала о нем как о ветреном парне, чьи интересы заключаются только в том, чтобы найти девушку на ночь. Однако сейчас понимаю, что Богдан прячется за маской безразличия, как и я, боясь показать окружающим истинные чувства. Он с трепетом отзывается о сестре, несмотря на то что она выводит его из себя по щелчку пальцев. Он трудится не покладая рук, чтобы добиться всего. Я никак не ожидала услышать сегодня о том, что ради ребенка он был готов связать свою жизнь с женщиной, которую не любил. И я уверена, что Богдан стал бы прекрасным отцом.
Но мое отношение к нему… скачет от желания вместе смеяться до нестерпимого желания придушить. Порой последнее выигрывает. И то, что тело и разум одновременно предают меня в его присутствии, тоже совершенно ничего не значит.
– Я не могу быть влюблена в него.
Обхватываю голову руками в попытке собрать мысли в кучу, но они разбегаются и создают еще больший хаос. Одна все же задерживается. А если это правда? Что, если я действительно что-то чувствую к нему? Нет. Нет. Нет. Резко поворачиваюсь к Поле.
– Что за бред ты несешь? Опять пересмотрела свои сопливые фильмы?! – нервно восклицаю я.
Полина улыбается.
– Не можешь или не хочешь? – Она кладет ладонь на мою щеку и заставляет посмотреть на нее. – Твоя реакция говорит об обратном. Ты сбегаешь из дома, потому что тебе страшно.
Господи, у нее на все есть ответ.
– Не смотри на меня так. Это не может быть он. Разум постоянно говорит мне держаться от него подальше.
– А что насчет сердца? Подумай хоть раз в жизни сердцем.
Я делаю несколько судорожных вдохов, но легче не становится. Кто, черт возьми, просил ее это говорить?! Я не хочу прислушиваться к своему глупому сердцу. Оно в последнее время шалит, так что явно не лучший советчик.
Если я полюблю кого-то, то стану слабой. Эмоции разрушают меня. Я не могу себе этого позволить. Я не могу снова стать слабой.
– Мира, мы не выбираем, кого любить.
Я застываю на месте и смотрю на Полину. Она обнимает меня за плечи, подводит к стулу и усаживает.
– Но как, Полина? Как? Я так мало его знаю.
– А где-то написано, что мы влюбляемся за определенный срок? – спрашивает она.
– Да! Это огромными буквами должно быть написано в каком-нибудь чертовом пособии для таких романтиков, как ты!
Полина смеется.
– Что мне делать? Богдан уезжает. Я не готова дать шанс чему-то новому, заранее обреченному на провал. Вспомни мое прошлое. Я все испорчу.
– У тебя слишком много отговорок. Отпусти ситуацию и посмотри, что будет дальше, а я уверена, что все будет хорошо.
– Ты не помогаешь всем этим философствованием и психоанализом.
– Мира, все очень просто.
– Не сказала бы. Все сложно как никогда. Мы не подходим друг другу. Мы постоянно ругаемся.
– Не согласна. С ним ты смеешься. Ну и целуешься. Что для тебя определенно прогресс.
С губ срывается горький смех:
– Ты в курсе, что могла бы составить хорошую конкуренцию моему старому шарлатану? – Паника в груди отступает еще на несколько шагов.
– Возможно. – Она подмигивает мне. – В следующий раз выставлю тебе счет.
Полина встает и направляется к себе, обернувшись у входа в комнату, добавляет:
– Ты можешь остаться у меня, но не испорти все окончательно. Посмотри на нас с Максом: нам потребовалось много времени и куча ошибок, чтобы быть вместе. Вы можете всего этого избежать.
Она заходит в спальню, оставляя меня наедине со своими страхами и опасениями.
Глава 24
– Никаких подозрительных лиц вы в последнее время не замечали? Может, вспомните что-то странное? – Следователь стучит ручкой по блокноту, а я все больше съеживаюсь под его натиском.
– Нет, – тихо отвечаю я, сжимая деревянную ручку стула.
Он бросает недовольный взгляд на своего начальника, на что тот лишь пожимает плечами, а затем кивает ему в сторону выхода.
– Дима, не беспокойся, я дал своим бойцам задание держать это дело в приоритете. Как только что-нибудь прояснится, я обязательно тебе сообщу. Ты ведь еще в городе?
– Да, но буквально пару дней. Потом ненадолго уеду, чтобы все подготовить для переезда, и вернусь. – Папа крутит большие пальцы, искоса поглядывая на меня.
– Отлично. – Полковник, или кто он там, встает и протягивает отцу руку, задевая объемным животом документы на столе. – Рад, что ты наконец-то возвращаешься. Жаль, конечно, что при таких обстоятельствах, но все же. Мирослава, не беспокойтесь, мы найдем этого отморозка. С такой охраной вы в безопасности.
Я молча киваю и встаю со стула. Поскорее бы мы уже покинули это проклятое место и я обо всем забыла. Еще раз пожав старому другу руку, папа приобнимает меня за плечи и направляется к выходу из кабинета. Как назло, мы находимся на третьем этаже и нам приходится исследовать каждый коридор этого зловонного места.
Я безмолвно следую за папой, впиваясь пальцами в крепкое предплечье. Мы минуем коридор, и люди расходятся перед нами, на инстинктивном уровне ощущая опасность, исходящую от отца. Я и сама побаиваюсь его в таком состоянии. Я привыкла видеть его шутливым и веселым. За все время моего проживания вместе с родителями он никогда не повысил на меня голоса, даже когда я совершала не самые приятные поступки. Сейчас же папа всем своим видом показывает, что, если кто-то посмеет причинить вред его семье, он уничтожит любого.
Ради меня он поднял все свои связи, чтобы положить этому кошмару конец.
Мы выходим на улицу. Заметив мою дрожь, папа снимает пиджак и накидывает мне на плечи. Меня бьет озноб, хотя на улице двадцать пять градусов тепла.
– Ты как? – обеспокоенно спрашивает он.
– Наверное, хорошо. – Я отвожу взгляд.
Папа прижимает меня к себе и кладет подбородок на макушку. В теплых и надежных объятиях становится спокойнее, и я начинаю верить, что скоро все наладится. Он поглаживает меня по спине и целует в волосы.
– Я поменяю билеты, и мы останемся до окончания расследования.
– Нет. Тебе надо решить дела с магазином, чтобы ты не разрывался на два города. – Я поднимаю голову и смотрю на него.
– А как, по-твоему, я живу последние семь лет? – На его губах появляется грустная улыбка, а во взгляде столько заботы, что к моим глазам подступают слезы. – Поверь, мы оставались там только потому, что вам нужно было время. В особенности тебе. Но больше я не хочу ничего упускать.
В груди разрастается ком эмоций, готовый вот-вот вырваться громким всхлипом. Обхватываю папу за плечи и прижимаюсь щекой к крепкой груди. Его объятия – это все, что мне нужно в данный момент.
– Можно я сегодня останусь у вас? Знаю, гостиничный номер…
– Дочка, ты могла об этом даже не спрашивать. – Он еще раз целует меня в макушку. – Мама точно не даст тебе заскучать.
– Я не против. – Всхлипнув, вытираю нос тыльной стороной ладони.
– Пойдем купим твои любимые пирожные. – Он приобнимает меня за плечи, и мы молча идем вдоль тротуара.
Вот чего мне не хватало долгие годы. Родительского тепла, любви, внимания. Может, я бы выросла совсем другим человеком, будь у меня хоть что-то из этого. Я бы не отталкивала людей, не причиняла им боль и уж точно не бежала бы от любви, как от холеры, лишь бы не заразиться ею. Чувства – поразительная вещь. С кем-то ты можешь ощущать себя сильным, не бояться делиться самым сокровенным. Довериться и открыть израненное сердце. Полюбить, стать частью чьей-то жизни. Не искать отговорки, чтобы не быть вместе, и не нестись к подруге через весь город только потому, что что-то ощутила, когда сердце ускорило ритм. А порой чувства делают тебя слабым. Пробираются в мысли, в душу и выворачивают наизнанку. Медленно уничтожают, и вместо эйфории ты чувствуешь лишь дикую боль, которая пронзает до того самого сердца, поверившего во что-то светлое. Чувства придают уверенности, но также забирают то, что больше никогда не будет тебе принадлежать.
Однажды у меня уже забрали часть души, разорвали в клочья и выбросили на помойку, как ненужную вещь, о которую можно вытереть ноги. Больше я не готова так рисковать.