– Суши вполне хватит. – Я выдавливаю улыбку, пытаясь не показывать ему свое настроение.
К нам подходит официантка, и мы делаем заказ.
– Наконец-то у нас открыли что-то достойное. – Он устраивается поудобнее на стуле и приглаживает темные волосы.
Никита явно готовился к сегодняшнему вечеру. Его волосы аккуратно уложены, он то и дело касается их. Привычные потертые джинсы сменились черными брюками, а толстовка – рубашкой. Я чувствую себя еще более гадко.
Вытираю вспотевшие ладони о темно-синие брюки комбинезона, затем беру стакан воды и делаю несколько глотков, чтобы смочить пересохшее горло.
– Как считаешь, мы можем перенести наше выступление на другой день? Я понимаю, что мы группа, но у меня появился шанс заявить о себе.
– Почему нет? Думаю, ребята будут не против, а в клубе организуем какую-нибудь тематическую вечеринку или квиз. Сейчас это популярно, – автоматически отвечаю я.
Никита улыбается.
– Как Полина? – интересуется он после непродолжительного молчания.
– Отлично. Много работает, но в выходные она свободна, так что, скорее всего, мы отправимся по магазинам, чтобы она смогла отвести душу и свести меня с ума. А еще она бы сейчас точно на меня накричала, что я здесь без нее.
Мы собирались посетить это заведение с момента открытия, но, учитывая вечную занятость и тот факт, что в последнее время мы крайне редко видимся, перебиваемся доставкой еды.
Никита вновь улыбается, и между нами повисает неловкое молчание.
Я все больше убеждаюсь, что совершила огромную ошибку и могу нанести нашей дружбе непоправимый вред.
– А что между вами с Богданом? – вдруг спрашивает он.
Я вскидываю голову, оторвав взгляд от салфетки, которую сжимаю.
– В каком смысле?
– Ну, вы много времени проводите вместе. К тому же я не слепой и замечаю, как он смотрит на тебя. – Никита пожимает плечами.
Он кажется расслабленным, однако хмурый взгляд выдает его.
– Если бы я знала ответ, мне было бы гораздо легче, – признаюсь я. Я не отвожу глаза и решаю быть честной.
– То есть у меня нет шансов, – заключает Никита с горькой усмешкой.
– Прости, – шепчу я.
– Тогда почему ты согласилась пойти? – Его голос пропитан болью, и я ощущаю себя последней стервой.
– Я хотела понять, чувствую ли хоть что-то…
– Очевидно, что по отношению ко мне – нет. – Он грустно улыбается и качает головой.
Нам приносят заказ. Никита делает глоток безалкогольного коктейля и вытирает нижнюю губу большим пальцем.
– Прости меня. Я всегда относилась к тебе как к другу, и надо было давно об этом сказать.
– Забудь. Все в порядке. – Он ковыряет палочками лапшу и больше не заговаривает со мной.
Богдан прав. Лучше горькая правда, чем сладкая ложь.
Я слишком долго лгала самой себе.
– Я почти готова! – кричит сестра из гардеробной.
Сажусь в глубокое кресло в гостиной и, откинув голову, смотрю на стену с картинами.
– Вика, это всего лишь поход в кондитерскую за булочками.
– Если ты в чем угодно выглядишь как господь бог, это еще не значит, что я могу с такой же легкостью выйти на улицу в обычной майке и джинсах, – запыхавшись, возмущается она. – Проклятая Италия и паста.
Я громко смеюсь.
Самолет сестры приземлился сегодня в обед. Несмотря на все пересадки и задержки, едва она переступила порог своей квартиры, как потребовала, чтобы я приехал к ней. Около двери в ее комнату стоят два огромных чемодана. Я уверен, что они до отказа набиты всем, что Вика успела скупить в поездке, а часть наверняка оставила родителям.
Обвожу взглядом квартиру. Я был здесь последний раз года три назад, когда Вика нуждалась в поддержке. Все кардинально изменилось: стены украшают картины, нарисованные сестрой. Это пестрые и резкие мазки. Я не понимаю, что изображено на половине холстов, но держу мнение при себе, иначе Вика пустится в рассуждения об искусстве и технике, в которой она рисовала.
Одна из комнат квартиры выделена под гардеробную. Уверен, что в скором времени оттуда вывалится поток вещей, которые Вика даже еще не носила. Дверь открывается, и сестра появляется в проходе.
– Я готова, – объявляет она.
На ней коричневое облегающее платье, доходящее до колена, а в руках ботинки на высоком каблуке. Черные волосы распущены, на лице практически нет макияжа. По крайне мере, это я так думаю, но, зная сестру, она провела перед зеркалом как минимум час.
– Теперь ты не хочешь никуда идти и будешь сидеть как истукан? – Она бросает на меня скептический взгляд. – Поверь, в самолете была просто отвратительная еда и я жутко голодная.
– Ты же только что кричала, что набрала лишний вес.
Встаю и подхожу к Вике ближе. Сестра с прищуром смотрит на меня, придумывая очередную колкость, но на ее губах появляется та самая улыбка, из-за которой в детстве я прощал ей все проделки. Она бросает обувь на пол и, сократив между нами расстояние, крепко обнимает меня за шею.
Слышу ее облегченный вздох и чувствую, как ее руки сильнее сжимают меня в объятиях.
– Я скучала, – шепчет она. – Если бы ты не приехал в ближайшее время, это сделала бы я.
– Думаю, моя квартира не пережила бы еще одного твоего нашествия. – Я смеюсь.
Вика отстраняется и шлепает меня по плечу.
– И это вся благодарность за мой прерванный отпуск, – наигранно ворчит она.
Я сгребаю сестру в объятия и целую в висок. Вдыхаю аромат цветочных духов, понимая, что никакими словами не передать, как мне ее не хватало.
Я рассказываю Вике обо всем, что произошло за последнее время. Каждый раз, когда я делаю паузу, она вставляет едкие комментарии, а потом с широко распахнутыми глазами вновь слушает меня.
– Я знаю Миру заочно. За столько лет нам так и не удалось познакомиться, потому что она вечно занята. – Сестра собирает ложкой остатки десерта со стенок вазочки. – Я часто бываю у них в клубе, и каждый раз Макс без умолку о ней рассказывает. И, знаешь, он называет ее трудолюбивой, а ты – занозой в заднице. Он говорит о ней с нежностью, у тебя же глаза огнем полыхают. Правда, не знаю, от чего именно: либо от желания наорать, а оно мне хорошо известно, либо от того, что ты запал на нее.
Вика доедает десерт и принимается за булочку с корицей.
– Одно не исключает второго, – усмехаюсь я.
Кладу в травяной чай несколько кубиков сахара.
– Что ты собираешься делать? – Сестра пристально смотрит на меня.
– Для начала надо убедить ее перестать от меня убегать. Это сводит с ума. – Запрокинув голову, делаю медленный вдох. Я чертовски устал. – Каждый раз, когда мы остаемся вдвоем, она находит лазейку и уходит.
– И ты даешь ей такую возможность.
– А что прикажешь делать? – Перевожу взгляд на сестру. – Приковать ее наручниками к столу?
– Относительно неплохая идея. – Вика поигрывает бровями и хихикает.
– Ты невыносима, – фыркаю я. – Мне хватит того, что Мира перестанет убегать и ходить на свидания с другим, лишь бы доказать мне, что она ничего не чувствует.
Сегодня Мира уехала вместе с этим слюнтяем. Хотелось ли мне выйти на улицу и сказать, чтобы он собирал вещички и проваливал? Однозначно. Но раз она согласилась на это, пусть сама выкручивается.
Раздается звон посуды – Вика уронила ложку в чашку с чаем и забрызгала платье. Однако она не обращает внимания на это и смотрит на меня так, словно впервые видит.
– Что? У меня что-то с лицом? – Беру салфетку и вытираю губы.
– Подожди, – подозрительно тихо начинает она. – Мира ушла на свидание с другим, а ты ее отпустил?
– Она просто делает все, чтобы взбесить меня. – И пока что у нее это отлично получается.
– Господь Всемогущий! Да ты влюбился! – восклицает Вика и прикладывает ладонь к моему лбу. – Жара нет. Ты точно хорошо себя чувствуешь?
Отталкиваю ее руку и пересаживаюсь в кресло напротив. Она громко смеется, и на ее возглас оборачиваются другие посетители кофейни.
Я не могу дать определение тому, что чувствую к Мире. Никогда не был в этом силен. Но слова, сказанные сестрой, не вызывают во мне паники.
– Что она с тобой сделала? Подожди. – Вика успокаивается и, взяв салфетку, прикладывает ее к уголкам глаз, убирая чуть потекшую тушь. – Это точно ты? Может, какой-то клон, о существовании которого я не подозревала?
– Я уже жалею, что обо всем тебе рассказал.
– О нет, ты очень счастлив, что твой несносный близнец вернулся и дает тебе советы. – На ее губах играет самодовольная улыбка.
Вика перекидывает ногу на ногу и, откинувшись на спинку стула, постукивает пальцами по кружке с чаем.
– А теперь без шуток. Что собираешься делать? Ты же понимаешь, что Макс оторвет тебе голову, если ты возьмешь билет в один конец до Нью-Йорка? Он, конечно, с виду добряк, но что касается Миры, у него просто крышу сносит.
– Я еще не думал об этом.
– То есть мне уже надо готовить для тебя лед.
– Не утрируй. Я не сказал, что хочу отказаться от того, что происходит между нами с Мирой, но мне надо вернуться в Нью-Йорк, чтобы закончить дела. У меня есть обязательства.
В глазах сестры появляется маленькая искорка надежды.
– Значит, есть вариант, что ты вернешься домой? – с едва уловимой тоской в голосе интересуется она.
– А ты бы смогла бросить все, к чему так долго шла? – с вызовом спрашиваю я.
Она закусывает губу и переводит взгляд на чашку.
– Я понимаю, ты долго добивался всего, и по сравнению с Нью-Йорком тебе тут нечего делать, но здесь твой дом.
– Из которого меня благополучно выгнали. – Мой голос звучит резко.
– Богдан… – с сожалением шепчет Вика.
– Не хочу сейчас говорить об этом. Мне надо решить проблему с Мирой и уже от этого отталкиваться.
Сестра кивает и отводит глаза в сторону, прекрасно понимая, что со мной бесполезно разговаривать на эту тему.
Вика осталась дома вместе с родителями. Да, у нее были трудности, но мы прошли их вместе. Я люблю сестру и готов ради нее на все, однако отношение к детям в нашей семье слишком разное. Отец возлагал на меня слишком большие надежды с самого детства. Он распланировал мою жизнь: решил, что я буду работать в фирме и продолжу его дело, займу место руководителя, а затем подкреплю его браком с дочерью партнера. Но стоило мне заикнуться о том, чего я хочу на самом деле, как меня вышвырнули из родительского гнездышка.