По телу разливается приятная усталость после прошлой ночи. Мы практически не спали. С Богданом я заново познаю свое тело. Если мой образ жизни должен был привести меня к нему, то я ни о чем не жалею. Я даже не представляю, чтобы кто-то другой мог до меня дотронуться. Богдан управляет моим телом, моими чувствами. Кончиком пальца обвожу контур татуировки на его плече и улыбаюсь. Кто бы мог подумать, что парень, сводивший меня с ума десять лет назад и не вызывавший никаких положительных эмоций, спустя время пленит мое сердце.
Играю с его волосами и закрываю глаза, наслаждаясь. Легкий стук в дверь вырывает меня из дремоты. Посмотрев на часы на прикроватной тумбочке, вижу, что уже девять утра. Макс наверняка опять в спортзале, да и у него есть ключи, Полина точно к нам не придет, а никому другому я не собираюсь открывать. Закрыв глаза, кладу руку на плечо Богдана, но стук повторяется.
Аккуратно выскальзываю из кровати и, натянув футболку Богдана, направляюсь к двери. На ходу поправляю волосы.
Не посмотрев в глазок, открываю дверь и застываю.
– Здравствуй, Мирослава, – говорит она холодным тоном.
Чувствую, как земля уходит из-под ног, а пальцы впиваются в дверную ручку.
Спустя семь лет она все-таки нашла меня. Ни капли не изменилась. Тот же безэмоциональный и холодный взгляд, заставляющий меня съежиться. Светлое платье, подчеркивающее фигуру, туфли на высоком каблуке и пальто, накинутое на плечи. Крашеные светлые волосы аккуратно уложены. Черные стрелки подчеркивают темно-карие глаза, а матовая помада обрамляет губы.
Я не могу пошевелиться или выдавить хоть слово и в оцепенении смотрю на мать.
Видя мой ступор, она делает шаг и уверенно входит в квартиру. В мой мир. Она снова это делает. Словно в прострации, я следую за ней и застываю посреди гостиной. Все слова застревают в горле, в то время как страх рвется наружу.
Она осматривает комнату, подходит к стене с фотографиями и с легкой ухмылкой на губах касается пальцами снимков.
Она не имеет права на них смотреть. Она не должна была здесь появляться.
Таков наш договор.
– Что тебе нужно? – хрипло произношу я.
Не глядя на меня, она садится на диван, перекидывает ногу на ногу и, откинувшись на спинку, кладет руки на бедро. Ее губ едва касается улыбка. Если это так можно назвать. Сколько себя помню, она практически не улыбается.
– А как же сперва поздороваться с мамой? Мы не виделись долгих семь лет, – насмешливо произносит она. – Видимо, я тебя плохо воспитала.
– Ты ничего для меня не сделала! – огрызаюсь я. – Повторяю: что тебе нужно?
– Я хотела увидеть свою единственную дочь.
– У тебя не было этого желания семь лет.
Любой другой человек почувствовал бы укол вины или муки совести, но только не она. Она всегда права. Всегда говорит, как нужно жить, и указывает людям на их ошибки, особенно мне на мои. Она делала это всю мою сознательную жизнь.
«Мирослава, ты выглядишь ужасно, переоденься». – Мне девять, и мы собираемся на похороны отца.
«Мирослава, сделай уже что-нибудь со своими ужасными волосами. Ты до безобразия похожа на отца». – Я пытаюсь расчесать свои кудри после ванны.
«Мирослава, ничего другого я от тебя не ожидала». – Я подралась с девочкой, которая назвала меня сироткой.
«Мирослава, это отвратительно». – Мне тринадцать, и она запрещает мне играть на гитаре.
«Ты сама во всем виновата». – Мне шестнадцать, и я почти умерла.
Сейчас я снова вижу его. Тот взгляд, от которого пряталась в детстве: жестокий и циничный. С тех пор многое изменилось, а еще теперь у меня есть Богдан, и я ни в коем случае не хочу, чтобы она узнала о нем.
– Мы же договорились: я оплачиваю счета, ты забываешь о моем существовании, – говорю я, возвращая себе уверенность.
Она больше не имеет надо мной власти.
– Да. Мы договорились, что я живу в своей квартире и ты платишь по моим счетам. Но ты продаешь ее. – Она легко постукивает пальцем по коленке. – Об этом не было речи.
Неужели денег, что я давала на протяжении всех этих лет, не достаточно, чтобы отпустить меня?
– Квартира моя. И если бы не родители, сомневаюсь, что я когда-нибудь узнала бы об этом.
– То, что твой отец отдал квартиру тебе, не значит, что я была согласна с этим.
– Не говори о нем. У тебя нет никакого права вспоминать про отца! – кричу я.
Она не имеет права говорить о нем. Она не любила нас. И каждое ее действие тому подтверждение. Она выкинула все, что когда-то принадлежало папе, как только мы вернулись с похорон. Не прошло и суток, как из квартиры исчезло любое напоминание о нем. Кроме меня. Этого она так и не смогла добиться.
Грудь сдавливает спазм. У меня ничего от него не осталось.
Мать насмешливым и уничижительным взглядом осматривает меня с ног до головы. Заметив татуировки на руках, ее губы кривятся от отвращения.
– Что ты сделала? Посмотри на себя.
Она встает и медленно обходит меня. Стук ее каблуков надрывает затянувшуюся рану в истерзанной годами душе, и самые потаенные страхи рвутся наружу. Постепенно пробираются, сковывают тело, заставляя вновь превратиться в маленькую девочку, которая так отчаянно нуждалась в защите.
– Ты испортила свое тело. – Мать касается моей руки, и с моих губ срывается всхлип.
Я не должна ей верить. Не должна поддаваться. Я была ребенком. Я повторяю себе эти слова, но они не успокаивают.
– Я испортила? А может, мне не пришлось бы ничего из этого делать, если бы не он? – кричу я, когда мать снова смотрит на шрамы на ребрах.
Даже сквозь футболку я чувствую ее взгляд. На фениксе. На самом больном месте.
– Ты сама во всем виновата. Надо было меньше перед ним крутиться.
– Я не виновата. Я была ребенком!
Она продолжает насмешливо смотреть на меня, погружая в то состояние, из которого я выбиралась годами.
– Что происходит? – раздается позади меня голос Богдана.
Он оказывается рядом и притягивает меня к себе. Я чувствую спиной его твердую грудь. Плечи немного расслабляются под его теплыми ладонями. Но взгляд матери за секунду возвращает меня на землю.
Она увидела его. И теперь заберет.
Богдан возненавидит меня.
– Пошла вон, – хрипло выдавливаю я.
Мне едва удается сдерживать растущий внутри ком.
Она переводит взгляд на Богдана, а затем на его руку на моем плече. Загородив меня своей спиной, он сжимает мою ладонь в своей, переплетает наши пальцы. Тело пробирает дрожь. Я прислоняюсь к его спине лбом, из последних сил стараясь не потерять самообладание.
– А он знает? – спрашивает она, ухмыляясь.
Я ничего не могу ответить. Я молча стою и смотрю, как она рушит мою жизнь, а я снова позволяю ей это сделать.
– Вам лучше уйти. – Голос Богдана звучит угрожающе тихо.
Я крепче сжимаю его руку.
– Ты знаешь мой номер. Хорошенько подумай, прежде чем так поступать. Ведь я не шучу, – предупреждает она, и я понимаю, что так и есть.
Я слышу цокот каблуков и хлопок двери. Она ушла.
Делаю несколько шагов назад, разрывая контакт с Богданом.
– Мира, поговори со мной, – просит он.
Он обеспокоенно смотрит на меня, протягивает руку, но я продолжаю пятиться. Мне нужно убежать. Мне нужно сделать что-нибудь, чтобы спасти его и не потянуть за собой. Все было слишком хорошо, чтобы оказаться правдой.
– Мира, – тихо зовет Богдан.
Я машу головой, разворачиваюсь и забегаю в ванную. Открываю кран и плескаю в лицо ледяной водой.
Я уйду. Придумаю план, как оттолкнуть его. На этот раз у меня все получится. Я не должна была позволять всему этому случиться. С губ срывается всхлип. Как глупо было верить, что все может быть иначе. Это не так. Я не заслуживаю счастья. Хорошие сны рано или поздно заканчиваются, а кошмары длятся вечность, лишь иногда давая легкую передышку и ложную надежду на счастливый конец. Но они всегда выигрывают. Таков закон.
Мать в очередной раз доказала это. Она никогда меня не отпустит.
Выйдя из ванной, сразу замечаю Богдана. Он нервно меряет гостиную шагами.
– Сейчас приедет Макс.
Я игнорирую его, молча захожу в комнату и вытаскиваю из шкафа первую попавшуюся одежду. Мне нужно убраться отсюда, пока Макс не приехал.
Богдан направляется за мной, подходит ближе, но не касается.
– Куда ты собираешься? – Он следит за каждым моим движением.
Я обхожу его, но Богдан хватает меня за руку и притягивает к себе.
– Отпусти меня, – прошу я.
– Нет.
К горлу подступает ком. Я сглатываю, не давая ему вырваться наружу. Если этот ком выйдет, за ним последует тьма, которая уже почти поглотила меня. Я резко отталкиваю Богдана и, выбежав в коридор, обуваюсь.
– Я не отпущу тебя. – Богдан перехватывает ключи от моей машины.
– Отпусти! – Я не могу больше сдерживаться и кричу.
Богдан качает головой и с уверенностью смотрит на меня. Входная дверь распахивается, и в квартиру вбегает Макс.
Промокший до нитки, он с тревогой всматривается в мое лицо.
– Что она сказала? – прерывисто спрашивает он.
Я трясу головой и сжимаю кулак, сильно впиваясь ногтями в кожу. Так и должно быть. Только боль удержит меня на плаву.
– Я хочу уйти, – шепчу я.
Но они оба продолжают стоять на месте. От безысходности я кричу. Мне нужно уйти. Они насильно держат меня. Он тоже держал меня и не давал уйти, несмотря на мои мольбы. Он держал меня, пока я не перестала сопротивляться и он не смог взять свое.
Хватаю с полки рамку с фотографией и бросаю ее в стену:
– Отпустите меня!
Богдан смотрит на меня, широко раскрыв глаза. Сейчас он видит меня настоящую. Та девушка, которая смеялась и любила, – не я. Это обертка, которой я хотела казаться. На самом деле вот она я – слабая и испытывающая полное отвращение к себе.
Прислоняюсь спиной к стене и делаю судорожные вдохи. Макс подходит ближе. Я снова хочу закричать, но он протягивает мне ключи от своей машины.
Он понимает, что мне нужно уйти.