– Итак, ты можешь принять душ, и мы пойдем куда-нибудь перекусить, пока я не опьянела от количества алкогольных паров в этой комнате. Либо я останусь тут, и ты расскажешь мне все еще до того, как начнет действовать аспирин.
Убираю руку и смотрю на Вику. Она смахивает пушинку с коленки и с брезгливым видом изучает номер.
– Почему ты не приехал ко мне? – Изогнув бровь, она изучает картину, висящую на стене.
– И ты бы не завалила меня миллионом вопросов?
– Ну, твой вариант тоже не сработал. – Она поднимается с кровати и отряхивает темные свободные брюки. – А теперь вставай.
Вика кидает в меня подушкой, и я испускаю жалобный стон.
– И ты ушел, – с презрением фыркает Вика, когда я рассказываю о произошедшем.
– А что мне оставалось делать? Стоять и слушать, как она в подробностях будет делиться впечатлениями о замечательно проведенном времени?
Вика поджимает губы:
– Нет, но ты сдался.
– Ничего подобного. Просто нам обоим надо было остыть.
– В твоем случае – надраться с Максом. – Она цокает языком. – Ты же практически никогда не напиваешься.
– Учитывая способность Миры выводить меня из себя, удивительно, что я не сделал этого раньше.
Вика закатывает глаза и запахивает пиджак, съеживаясь под холодными порывами ветра. Обнимаю сестру и притягиваю к себе.
Мне было невыносимо сидеть в кафе: аромат еды только усиливал тошноту, поэтому мы взяли кофе и отправились на набережную, чтобы спокойно поговорить.
– Ты не думал, что она испугалась?
– Не делай из меня полного идиота. Я все прекрасно понимаю, но ты бы видела ее…
Клянусь, с появлением Миры в моей жизни я превратился в психа. Она спутала все мои мысли. Раньше я бы плюнул на все и уже сидел в салоне самолета, направляющегося в Нью-Йорк. Я бы не раздумывая все бросил и вернулся к прежнему беззаботному образу жизни, в котором единственная загвоздка – как не провести ночь одному. Я не знал, что значит волноваться и заботиться о ком-то, пока она не ворвалась в мою жизнь и не устроила такую встряску, что любой ураган не сравнится с этой мощью.
Но я люблю эту чертову девчонку и готов плюнуть на собственные принципы, чтобы быть с ней.
– Значит, ты все же остаешься?
– У меня есть выбор?
– Ты не думал, что просто боишься вступить в новые отношения?
– В каком смысле?
– Ты так быстро поверил в ложь Миры и отказался от нее. К тому же ты продолжаешь метаться между работой и чувствами. Я понимаю, ты однажды обжегся и теперь ждешь от всех подвоха, но если любишь кого-то, то даже не задумываешься о подобных вещах.
Вика останавливается и смотрит мне прямо в глаза:
– И раз уж мы заговорили начистоту, то я хочу, чтобы ты поехал со мной домой.
– Ты серьезно решила обсудить это сейчас? – Я отворачиваюсь, но сестра хватает меня за руку и останавливает.
– Родители вернулись вчера вечером. Ты бы знал об этом, если бы включил телефон.
Я сжимаю губы.
– Богдан, они твои родители, и им также тебя не хватает. Не хочешь ради отца приезжать, сделай это хотя бы ради мамы. Она не видела тебя больше года. – В ее голосе звучит тоска. – Я понимаю, у вас с Мирой сейчас непростой период, но мы одна семья. И это не обсуждается. Ты едешь со мной.
Очередная колкость на этот счет едва не слетает с языка, но я вовремя прикусываю его.
У нас совсем разные воспоминания о семье.
Вика сверлит меня пристальным взглядом, а ее ногти все сильнее впиваются в мое предплечье.
– Ты ведь все равно не отстанешь.
Сестра кивает, но по ее виду я понимаю, что потом меня ждет очередная лекция на тему моего паршивого отношения к родителям.
– Отлично. А сейчас давай вызовем такси и поедем прямо к ним. Мама сказала, что обед через час. Я уже жутко замерзла.
Я в изумлении таращусь на нее, но Вика невозмутимо достает телефон и заказывает в приложении машину.
Таксист останавливает машину около кованых ворот, и я протягиваю ему деньги. Вика со скоростью торнадо выскакивает на улицу и моментально оборачивается, не сводя пристального взгляда с водителя. Можно подумать, что сейчас он зажмет педаль газа и увезет меня подальше отсюда.
Закатываю глаза, выбираюсь из машины и становлюсь рядом с сестрой. Она достает из сумочки зеркальце и поправляет прическу и макияж.
– Такое ощущение, будто ты приехала на кастинг, а не домой, – с сарказмом замечаю я, за что получаю локтем в бок.
– Тебе бы тоже не помешало привести себя в порядок. – Ее недовольный взгляд ползет от моих черных ботинок до кожаной куртки.
– Если бы я знал, что сегодня мне предстоит вернуться в семейное гнездышко, то обязательно прихватил бы смокинг.
Вика фыркает, вешает тоненький ремешок сумки на плечо и уверенной походкой направляется к калитке.
Я задерживаюсь на пару мгновений, чтобы последний раз вдохнуть полной грудью, так как все во мне противится переступить эту грань и зайти в чужой для меня дом.
Это как сорвать пластырь: быстро и резко, без лишних движений и мыслей.
Вика оборачивается, когда замечает, что я все еще стою за забором. Нацепив на лицо легкомысленную ухмылку, подхожу к сестре и, приобняв ее за плечи, тяну в сторону дома.
Под ногами хрустит гравийная дорога, Вика сильнее впивается в мою руку пальцами и бормочет под нос ругательства, когда в очередной раз подворачивает ногу на десятисантиметровом каблуке.
Мы идем сквозь зеленый лабиринт из четко подстриженных кустарников разной формы. В воздухе витает аромат леса и свежести. Когда-то мы жили в маленькой однокомнатной квартире и едва там помещались, сейчас же родительский особняк расположен в одном из элитных поселков недалеко от города. Вокруг только лес, горы, маленькая речушка и несколько гектаров пустующей земли.
Я был здесь последний раз несколько лет назад, но каждая деталь отчетливо запомнилась. Возможно, на подсознательном уровне я хватался за любую возможность взять частичку чего-то родного с собой.
Большой белый двухэтажный дом расположен на возвышении и окружен уложенной по периметру плиткой. Замечаю, что на террасе на первом этаже уже установили стол и несколько стульев, а стеклянная оранжерея, присоединенная к правой стороне дома, открыта. Наверняка мама с утра пораньше уже успела срезать цветы, чтобы на столе стоял свежий букет. Гараж, расположенный в отдалении, открыт, и, к моему огромному удивлению, я замечаю, что машина отца на месте. В прошлый мой приезд он не потрудился остаться дома и, сославшись на работу, уехал до того, как я успел выйти из такси.
Мы поднимаемся по лестнице, и Вика распахивает входную дверь, перед этим бросив на меня предостерегающий взгляд.
– Мы дома! – кричит она. Ее голос эхом разносится по гостиной.
Вика снимает пиджак, перекидывает его через руку и направляется в столовую. Каждый ее шаг такой непринужденный по сравнению с моим. Я будто иду по неизвестной территории, сам не зная, куда наступить, чтобы не угодить в ловушку.
– Мам, ты здесь?
Мы заходим в столовую, и мое сердце пропускает удар.
Она стоит одна посреди комнаты и растерянным взглядом всматривается в мое лицо, будто не верит, что я действительно настоящий, а не плод ее воображения. Такая родная, теплая и чертовски необходимая мне.
Черные как смоль волосы собраны в аккуратный пучок на затылке, зеленые глаза наполнены тоской. За то время, что мы не виделись, мама совсем не изменилась: такая же хрупкая и женственная. Она одета в элегантное бежевое платье, доходящее до колен, на ногах – туфли на невысоком каблуке, из украшений только сережки и обручальное кольцо.
Мама впивается пальцами в фарфоровую вазу, заполненную пионами и другими цветами.
– Пожалуй, я это заберу. – Вика забирает из ее рук вазу и целует маму в щеку. – Отнесу на террасу.
Цокот ее каблуков разрезает тишину.
– Привет. – Я улыбаюсь той самой мальчишеской улыбкой, за которой в детстве скрывал все свои шалости.
– Богдан, – шепчет она.
Мама не успевает сделать и шага, как я сокращаю расстояние между нами и так крепко сжимаю ее в объятиях, что боюсь, как бы она не сломалась. Мама проводит ладонями по моей спине и прижимается щекой к груди:
– Я уже не надеялась, что ты приедешь.
Чувствую укол стыда за то, что еще десять минут назад стоял у входа в дом и заставлял себя сделать шаг ей навстречу.
Целую маму в висок и отстраняюсь:
– Семейный обед. Как такое пропустить?
Мы оба знаем, что я вру, и все же мама улыбается и треплет меня пальцами по щеке, словно мне десять лет.
– Не хочу нарушать вашу идиллию, но мне необходимо поесть. Если я останусь голодной, то этот день не покажется вам таким уж прекрасным! – доносится до нас недовольный крик Вики.
Мама смеется, берет меня под руку, и мы идем на террасу.
– Как у тебя дела? – спрашивает она, когда мы выходим на улицу.
– Ты же меня знаешь, лучше не бывает.
Большой дубовый стол накрыт на четверых: свежие фрукты, выпечка, чайник с кофе и чаем. Вика намазывает себе тост любимым малиновым вареньем и закусывает губу, глядя на тарелку с клубникой. Отодвигаю стул для мамы и сажусь рядом. Сестра закатывает глаза, но воздерживается от комментариев, так как ее рот уже занят едой.
Изогнув бровь, мама смотрит на меня с подозрением, а затем переводит взгляд на Вику.
– Что? – бормочет сестра с набитым ртом. – Я молчала как рыба.
Наливаю себе кофе.
– Сомневаюсь. Ты не знаешь, что значит хранить секреты.
Она отмахивается от меня и тянется к тарелке с фруктами. Вика никогда не умела держать язык за зубами и все выкладывала родителям. Особенно отцу. Так повелось, что это она его любимица, и, если что случалось, она всегда бежала к нему. Только почему-то не отец спас ее, когда Вика влипла в неприятности.
– Вы никогда не повзрослеете, – с улыбкой произносит мама, глядя на наши препирательства.
– Где отец?
Его стул во главе стола все еще пустует.
– Он в кабинете, но обещал скоро выйти.