– Господи, когда тебе пишет Полина, ты сияешь, как новогодняя елка.
– Я улыбаюсь, даже когда ты мне пишешь. Хотя в приказном «Тащи свою задницу на работу» нет ничего смешного.
Я закатываю глаза, беру из ведерка с попкорном несколько зерен и кидаю в друга.
– Убирать будешь сама. Кстати, я не знаю, что с ним, но, кажется, его стоит выкинуть. – Макс кивает на горшок с цветком на подоконнике.
Встаю с дивана и подхожу к окну. Даже в тусклом освещении комнаты замечаю, что верхние листья цветка стали безжизненного желтого цвета, а нижние опали и висят по краю горшка. Провожу пальцами по растению, и несколько листиков падает даже от легкого прикосновения.
– Пока тебя не было, я их поливал, но, сама понимаешь, я в этом не силен. Давай просто выкинем и заменим на новый.
Вспоминаю слова Анны Сергеевны «Зачем стараться, если можно заменить?» и ее рассказ о запущенном розарии.
Я отказалась уже от стольких вещей, заменила незначительным и пустила свою жизнь на самотек, упорно делая вид, что она до сих пор мне подчиняется. Если сделать шаг назад и посмотреть, что от нее осталось, можно найти глупый план держать всех на расстоянии.
Что ж, Мира, поздравляю, ты, как всегда, с треском провалилась.
И, если моя жизнь пошла под откос, я могу попытаться спасти хотя бы этот цветок.
Развернувшись, захожу к себе в комнату и открываю дверь на балкон. Сырой воздух обдает обнаженную кожу прохладой. Открываю небольшой пластмассовый ящик и достаю из него пакет с грунтом. Вернувшись в гостиную, расстилаю на полу пакет и высыпаю на него землю из горшка.
– Ты ведь в курсе, что уже полночь? – Голос Макса сочится скептицизмом.
Я ничего не отвечаю, сосредоточено осматривая корни растения и убирая подгнившие побеги. Пожелтевшая листва становится трухой и рассыпается по полу. Когда я добираюсь до едва зеленых стеблей, то замечаю два маленьких ростка. Обвожу их кончиками пальцев и аккуратно засыпаю корешки землей, чтобы ничего не повредить.
Всего лишь шаг назад и немного сменить направление – все, что требуется, перед тем как бессмысленно избавиться от чего-то важного в жизни.
Глава 49
Очередной рутинный вечер подходит к концу. Утром я заставила себя подняться с кровати с первыми лучами солнца и отправиться на пробежку и вместо привычного маршрута исследовала практически каждую улочку нашего небольшого города. Заглянула в кофейню и сделала привычный заказ. Когда же я добралась до дома, тело до такой степени изнывало от боли и усталости, что я едва не упала в ванной от бессилия. Я, как обычно, включила душ и сделала воду максимально холодной, позволяя телу вновь стать сильным, зажатым. Призывала душу закрыться от чувств и похоронить воспоминания о прошедших месяцах. Я не хотела от них отказываться и все же была не готова к тому, что, просыпаясь, меня сразу затягивало в водоворот противоречивых эмоций.
Макс уехал с утра вместе с папой, чтобы проверить помещение. Он всю ночь рассказывал свой план, а под конец разговора даже показал папку с дизайном, к которому приложила руку Вика. Слушая его рассказ, я вспомнила, как три года назад он открывал клуб и с содроганием думал о том, что мы можем прогореть. В этот же раз в его голосе звучала стальная уверенность, и от того двадцатидвухлетнего мальчишки ничего не осталось, кроме разве что беззаботной улыбки.
Сейчас, когда клуб уже закрывается, мое единственное желание – бросить машину и вновь отправиться на пробежку, чтобы не осталось ни капли энергии в теле.
– Привет, – раздается за спиной знакомый звонкий голос, и я резко оборачиваюсь. – Решила заглянуть к вам под закрытие, когда не так много народа.
Вика кладет маленькую сумочку на барную стойку.
– Можно мне коктейль или что-нибудь, что сделает этот день не таким отвратительным?
Ее голос звучит непринужденно, а глаза наигранно блестят искорками веселья, как и раньше, но мы обе прекрасно понимаем, что это маска. Мы не общались с Викой с того семейного ужина. Она писала мне пару раз с просьбой поговорить, но я ссылалась на занятость. Честно говоря, я даже удивлена, что она не заявилась ко мне домой на следующее утро и не стала задавать бесконечный поток вопросов, а он у нее имеется, в этом я уверена. Но я скучала по ней. Пусть подругами нас можно назвать с натяжкой, но Вика стала мне близка за столь короткое время.
К нам подходит бармен, но я показываю, что сама сделаю этот заказ. Он забирает из моих рук поднос с чистой посудой и уходит в другой конец бара.
– Что-нибудь покрепче? – Я бросаю взгляд на бутылки с алкоголем.
– Ты только что напомнила мне, почему этот день такой отстойный, – я на машине. – Вика обреченно стонет и закрывает глаза. – Клянусь, мой отец пользуется семейными связями, заставляя меня сидеть до полуночи, – ворчит она. – Мне молочный коктейль, самый приторно-сладкий и с большим количеством мороженого.
Я сдерживаю улыбку и поворачиваюсь к холодильнику, чтобы достать молоко.
– Почему так тихо? – Вика заинтересованным взглядом оглядывает пустующий танцпол и сцену.
– Если ты ищешь Никиту, то он уехал в другой город.
Она хмурится и безразлично пожимает плечами:
– Зачем он мне? Я не собираюсь бегать за тем, кто не удостаивает меня ответом на элементарное сообщение.
– А как же «мое должно оставаться моим»?
Кладу в шейкер несколько шариков мороженого и заливаю все молоком.
– Думаю, это было импульсивное решение. К тому же я вчера ходила на свидание.
Поставив коктейль взбиваться, подхожу к Вике, чтобы лучше ее слышать.
– Он был очень обходителен: заехал за мной на машине, подарил букет цветов и отвез в итальянский ресторанчик. И, представляешь, он знает, как пользоваться телефоном. – Ее голос наполнен сарказмом. – Это такой редкий навык в современном мире.
– Это определенно плюс.
– Я больше не собираюсь говорить об этом неудачнике, – фыркает Вика.
– Я молчала.
– Вокруг полно парней, которые готовы ради меня на многое, а не убегают после того, как я говорю им, что они горячие.
– И которые умеют пользоваться телефоном, – напоминаю я с усмешкой.
– Именно! – Она хмурится. – Где мой коктейль?
Отключаю блендер, переливаю молочную смесь в бокал и посыпаю пенку шоколадной крошкой.
– Ты лучшая.
Вика берет коктейль, обхватывает губами трубочку и делает большой глоток.
Я с улыбкой наблюдаю за ней, а в животе все скручивается в тугой узел. Богдан и Вика разные по характеру, но сейчас, смотря на нее, я отчетливо вижу любимые темные глаза, тот же темпераментный характер, усмешку, играющую на губах. Я не чувствовала зияющей дыры в груди на протяжении нескольких часов, но сейчас она разрослась до размеров лунного кратера. Видеть эти маленькие черты, так напоминающие того, кого я отчаянно пытаюсь забыть, – слишком больно.
Я отпускаю персонал, так как нет смысла их задерживать. Вика пришла поговорить со мной, и чем быстрее мы покончим с этим разговором, тем будет легче.
Отодвигаю высокий стул и сажусь рядом с ней. Перебираю в руках салфетку, желая скрыть нервозность и не показывать дрожь в пальцах.
– Богдан не останется с ней, – говорит она, помешивая остатки коктейля трубочкой.
– Это не имеет значения. Он вернется в Нью-Йорк и будет рядом с ребенком.
Вика бормочет под нос ругательства.
– Я постоянно говорила, что он губит свою жизнь, продолжая эти фальшивые отношения. Богдан настолько зациклился на том, чтобы доказать отцу, что чего-то стоит, и сам превратился в него. Но наши родители любят друг друга, пусть этого и не скажешь со стороны, а они с Таней всегда были чужими. – Она горько смеется и качает головой. – Она использует каждого человека в своей жизни, чтобы получить выгоду. В этом она пошла в мать. Таня не очень оригинальна и повторяет судьбу своих родителей. Чему могут научить люди, которые больше внимания уделяют удовлетворению собственных прихотей, а не ребенку?
– Именно поэтому Богдан должен быть со своим ребенком. Я не имею права просить его отказываться от этого.
– Да почему вы так зациклились на этом? – вскипает Вика, и я снова вижу в ней Богдана, когда он выходит из себя. – «Он должен». «Ты не имеешь права». Что за чушь? Единственное, на что вы имеете право и должны делать, – быть вместе.
Как будто это так просто. Не всегда можно получить то, чего хочешь. Очередной закон моей счастливой жизни.
– Вика…
– Нет, – резко перебивает она. – Мой брат вернулся домой и решил остаться только благодаря тебе. Мы наконец-то стали семьей. И даже это не самое главное. Богдан впервые стал самим собой.
Она поворачивается и впивается в меня твердым взглядом, разрывающим сердце.
– Ты думаешь, мне легко? Думаешь, я не хочу быть рядом с Богданом и помочь ему пройти через это? Если бы я была уверена в том, что признания этого малыша будет достаточно, я бы безоговорочно все бросила и полетела с Богданом в Нью-Йорк. Я бы поддерживала его в плохие дни и улыбалась в хорошие. Но мы обе понимаем, что Тане этого будет недостаточно. И меньше всего на свете я хочу, чтобы Богдану было больно оттого, что он не может находиться рядом со своим ребенком только потому, что любит меня.
Мой голос надламывается, и я с шумом втягиваю воздух, переводя дыхание. Вика плотно сжимает губы, а затем отводит взгляд и возвращается к перемешиванию молочной пенки в бокале.
Со стороны все выглядит так, будто я струсила, но зачастую самые правильные решения принимаются под действием страха. Не тогда, когда ты раскладываешь все за и против и препарируешь каждое свое слово и решение, а именно когда боишься. Если получше присмотреться, можно увидеть, что за страхом скрывается истина.
Когда мы выходим на улицу и я закрываю клуб, Вика вдруг обнимает меня так крепко, что перехватывает дыхание.
– Богдан – один из самых целеустремленных людей, которых я знаю. Он до последнего борется за тех, кого любит, – ше