– Ты больной. – Я качаю головой. – Ты ничего не знаешь о моей жизни.
– Да неужели? – Он садится передо мной на корточки и сжимает руками мои колени. – Мы меняем правила игры. Я все тебе расскажу, а потом ты признаешься в своей многолетней лжи.
Артем убирает руки с моих колен, уходит на кухню, а затем возвращается со стулом. Ставит его напротив меня, переворачивает и садится, уперев руки в спинку.
– Представь себе маленького мальчика, брошенного на произвол судьбы.
– Попахивает слезливой историей. – Не могу удержаться от сарказма.
– Не спеши делать выводы. – Он проводит большим пальцем по нижней губе. – Итак, маленький мальчик, всеми забытый. Его мать умерла при родах, и все детство им занималась старая бабка, едва сводившая концы с концами. Они жили в убогой лачуге, где летом стояла невыносимая жара, а зимой холод залетал изо всех щелей. У мальчика не было никого, кроме этой старой никчемной бабки, изо дня в день твердившей, что он должен стать хорошим человеком, не таким, как его подонок-отец. Каждый день она читала мальчику лекции, заставляла учиться, говорила, что он все больше становится похож на того, кому никогда не был нужен. Единственное, о чем мечтал этот мальчик, чтобы бабка умерла и он наконец был волен делать все, что ему захочется. А главное, он найдет того, кого любил всем сердцем на протяжении долгих лет.
– Я так понимаю, реальность разочаровала этого мальчика.
Остекленевший взгляд Артема становится задумчивым на пару мгновений, и я пользуюсь этим, пытаясь развязать проклятые веревки. Они так сильно впиваются в запястья, что кожу начинает жечь, и я даже чувствую, как тоненькая струйка крови стекает по ладони.
– Не так быстро. – Встрепенувшись, он приходит в себя. – Итак, представь, что мальчик находит этого человека. Он грезил об этой встрече на протяжении многих лет, представлял, как почувствует что-то родное – объятия, взгляд, взаимность. Он так долго лелеял эту мечту, что даже не подозревал, что при встрече его наивное сердце могут вырвать с корнем всего одной фразой: «Ты мне не нужен». Представь опустошенность этого мальчика, когда он увидел того самого человека рядом с той, кому этот человек никогда не был нужен.
Холодный взгляд впивается в мое лицо, и меня пронзает озарение.
– Ты его сын, – шепчу я.
– Так почему же, Мирослава, ты предала того, кто был готов стать для тебя всем и даже отказался от родного сына?
Мой рот бессознательно открывается и закрывается, а с губ не слетает ни слова. Артем – его сын. Как такое может быть?
Нервно сглотнув, я всматриваюсь в лицо Артема, теперь улавливая некоторое сходство. Та же кривая усмешка на губах, те же серые глаза, пронзающие своей холодностью. Меня пробирает озноб, и я съеживаюсь, когда он отодвигает стул и подходит ближе. Взяв меня за подбородок, он дергает мою голову вверх и проводит большим пальцем по моим губам.
– Чем ты лучше меня? – шепчет он, и в его голосе есть что-то пугающее.
– Ничем, – отвечаю я. – Если ты хотел получить его любовь, спешу тебя обрадовать – я спасла тебя от этой участи.
– Врешь! – Он резко вскидывает руку, и моя щека загорается пламенем от его удара. – Он любил тебя! Все эти годы я наблюдал за тобой! Я видел, как ты смеялась, как получала его любовь вместо меня, как ты становилась для него всем!
– Тогда повнимательнее посмотри на каждое его прикосновение, запечатленное на моем теле. – Я усмехаюсь и чувствую, как рот наполняется кровью.
Его взгляд медленно скользит по татуировкам на моих руках, опускается на феникса на ребрах. Уголок его губ дергается, и на лице появляется что-то похожее на улыбку. Артем поднимает руку и обводит пионы на предплечье, вызывая во мне ледяную дрожь. Я дергаюсь, и веревки еще сильнее впиваются в запястья. Закусываю губу, чтобы не заплакать и не показать страх, но он рвется наружу так сильно, что хочется кричать, невзирая на то, что это может быть последним, что я успею сделать в жизни.
– Может, если я попробую тебя, то пойму, что он нашел в тебе. – Он цепляет кончиком пальца ворот майки на моей груди и оттягивает его. – Что в тебе такого? Все сходят по тебе с ума, а ты только пользуешься.
Артем сжимает мое горло одной рукой, заставляя дыхание сбиться. Он смотрит на меня с лютой ненавистью, настолько осязаемой, что я чувствую ее на своем теле.
– Отпусти ее. – В ту же секунду, как знакомый голос долетает до моих ушей, всякая надежда и вера в человека рушится. – В наших планах этого не было.
Мать, цокая каблуками, входит в квартиру и, подарив мне неизменную холодную улыбку, складывает руки на груди.
– Здравствуй, Мирослава.
– Мама… – произношу я одними губами.
– Надо же, впервые за долгие годы я слышу, как ты назвала меня мамой.
– Почему?
Я пыталась держать эмоции под контролем. Пыталась не показывать страх. Но то, что сейчас женщина, которая меня родила, которая должна была стать для меня целым миром и защищать, невзирая на мои оплошности, стоит передо мной и совершенно равнодушным взглядом смотрит, как с губ ее дочери стекает кровь, становится последней каплей. Слезы бегут по щекам, и я даже не пытаюсь их остановить.
– Ты помогла ему?
Она садится на диван и закидывает ногу на ногу.
– Не могу сказать, что мне хотелось это делать, но если бы не ты, ничего этого не произошло бы.
Мои глаза широко распахиваются, и последняя потаенная надежда в глупом сердце раз и навсегда разлетается в прах. В глубине души я всегда хотела ее любви. В детстве, несмотря на все издевательства, я была готова сделать все, только чтобы заслужить ее улыбку. Но детство осталось далеко позади, а наивные мечты перешли во взрослую жизнь, хотя мне давно надо было принять, что я совершенно ничего для нее не значу.
– За что ты меня так ненавидишь?
Она отводит взгляд и смахивает с коленки невидимую пылинку.
– Мама! – выкрикиваю я.
Она морщится, будто это слово ей противно.
– Я никогда тебя не хотела. У меня был твой отец, мы были счастливы, а потом появилась ты и отобрала его у меня! Он не видел никого, кроме тебя. Ежедневные игры на гитаре, смех, совместные выходные – и все время только ты! – выплевывает она с отвращением.
– Потому что так поступают родители! Они выбирают своих детей! Ты хоть понимаешь, что ты несешь?
– О, я прекрасно понимаю! Он ушел и оставил мне тебя! Свою копию, на которую я должна была смотреть каждый божий день и вспоминать о том, что потеряла!
– Ты ненормальная. – Я качаю головой.
Мысли в моей голове сменяются одна за другой, и я пытаюсь ухватиться хотя бы за одну. Найти логическое объяснение этой ненависти. Но не могу. Она ненавидит меня просто потому, что я есть.
– Какая драма, – усмехается второй психопат в моей квартире.
– Что вам нужно? – обессиленно спрашиваю я.
– Деньги. Квартира, которую ты отобрала у меня. Каждые полгода ты переводишь мне определенную сумму, и я больше никогда тебя не побеспокою.
С моих губ слетает смешок, который перерастает в настоящую истерику. Я смеюсь до боли в ребрах и не обращаю внимания на то, как слезы застилают глаза.
Мать переглядывается со своим сообщником и хмурится.
– Ты серьезно думаешь, что все дело в деньгах? – Я не могу унять истерику. – Разве мое положение говорит о том, что все закончится, как только вы получите нужную сумму?
– Не драматизируй, Мирослава. Просто выполни наши требования, и на этом все закончится.
– Кажется, вы не все обсудили, так? Расскажешь ей, что ты собираешься сделать? – Вскидываю голову и смотрю на Артема.
– О чем она говорит? – встревает мать, но ей никто не успевает ответить, потому что в дверь стучат.
Я дергаюсь, и мерзавец тут же вытаскивает из-за спины пистолет и направляет на меня. Он прикладывает к губам палец. Мать на носочках подходит к двери, смотрит в глазок и машет головой.
– Мира, открой. Я знаю, что ты дома, – доносится голос Богдана.
– Уходи! – кричу я.
Ни за что на свете он не войдет в квартиру и не погрязнет в этом кошмаре. Артем снимает предохранитель и с силой вдавливает дуло в мой висок.
– Мне нужно поговорить с тобой. Дай мне две минуты, и я уйду.
– Нет! – Я отчаянно трясу головой.
Просто уходи отсюда. Забудь обо всем и уходи.
С губ срывается горький всхлип.
Но у судьбы другие планы. Артем подходит к двери и открывает ее. Мать прячется за ней, а этот псих, выставив руку с пистолетом вперед, приказывает Богдану зайти.
– Какого черта? – цедит Богдан сквозь зубы.
Когда он заходит в гостиную и видит меня, его глаза расширяются. Он делает шаг в мою сторону, но дуло пистолета, приставленное к его виску, заставляет замереть на месте. Богдан сжимает челюсти и с трудом сглатывает. Он поднимает руки, показывая, что больше не двигается.
– Ты…
– Я в порядке, – выдавливаю я из себя.
Его взгляд лихорадочно скользит по моему телу, выискивая травмы, и задерживается на лице: на разбитых губах и рассеченной скуле. Кулаки Богдана сжимаются, а грудь так тяжело вздымается, будто налилась свинцом.
– Твой телефон. – Артем протягивает руку.
Богдан вытаскивает из заднего кармана джинсов смартфон и протягивает ему.
– Все будет хорошо, – шепчет он, и я различаю дрожь в его голосе.
– Обязательно будет! Тем более когда у нас появилось больше зрителей. – Артем указывает Богдану на диван и подталкивает. – Так, ради ясности, нам ожидать кого-нибудь еще? Твою красавицу-сестру?
– Только попробуй тронуть хоть одну из них, – угрожающе рычит Богдан.
– Нам надо уходить, – нервно произносит мать, озираясь по сторонам. – Мирослава, где деньги? Только не говори, что их здесь нет.
Конечно же, она обо всем знает. Этот гаденыш проработал у нас слишком долго.
– В комнате Макса. – Я киваю в нужном направлении.
Мать скрывается в комнате друга.
– Мира, – тихо зовет Богдан. – Мы выберемся, хорошо? Просто доверься мне.