— Завтра свадьба, — его руки уже стягивались с меня футболку, и я пробубнила эти слова глухо, прямо в ткань.
— Бог с ней, станцуем.
А дальше стало все равно. Станцуем, спляшем, на голове постоим. Я чувствовала себя всемогущей. Непобедимой. Греховно-сладкой. Могущественной. Словно я просто могла взять и утопить Руслана в своей страсти, я словно ощущала, насколько он от меня зависим, насколько жадно припадает ко мне губами, телом, как глубоко в меня входит, словно заполняет до упора, так, как никто раньше. И от каждого его движения я улетала все дальше, туда, где мне было все равно то, что я зависима от него нисколько не меньше, чем он от меня.
Будильник зазвонил, как всегда, внезапно. Я распахнула глаза, мгновенно понимая, где я, с кем я, и то, что я загоняю себя в ещё большее болото. Такое, в котором вязнут с головой. Но Руслан спал рядом, его грудь вздымалась так размеренно, словно шум будильника мне лишь приснился, галлюцинация, чтоб её. Но галлюцинация была настолько упорна, что мне пришлось потянуться через тёплое Руслана тело и выключить уже звонящий будильник.
Руслан был таким тёплым, таким сонным, что хотелось приникнуть к нему, и гори оно все синим пламенем. Но вместе с пробуждением наваливались и воспоминания. Свадьба!!! Свадьба сегодня!!!
— Сегодня свадьба, — шепнула я прямо в его ухо. Не удержалась и легонько прикусила его мочку.
Руслан чуть потянулся, всем телом, прямо подо мной, я почувствовала, как перекатываются его мышцы, обхватил меня руками, прошелся по моим нагим ногам. Впрочем, я вся была голой и непорочной, как новорожденный младенчик, несознательный и одновременно уверенный в своей исключительности и неотразимости.
— А может, ну её?
Я заставила себя оторваться от него, от его тепла, окунуться в реальность. И сразу озаботилась. А сколько времени? Успею ли нанести макияж? Развесить миллион шариков? Разбудить Аньку, если эта мадам ещё спит?
— Ах, эта свадьба, свадьба, свадьба пела и плясала, — фальшиво протянула я. Руслан засмеялся и дёрнул меня на себя.
А тремя часами позже, когда мы толпились в комнате невесты, говорливо и весело что-то обсуждая в ожидании прибытия жениха со свитой, когда частушки на ступенях уже не казались мне карой небесной, когда был выпит первый бокал шампанского и нанесен макияж, Маринка отозвала меня в сторонку.
— Свет, — торжественно и немного заговорщически начала она, такая невероятно красивая в своем белом платье, такая красивая, что сердце заходилось, на неё глядя. — Я не хочу быть единственной счастливой девицей на этом празднике.
— И? — спокойно переспросила я, ожидая особенно гладкого подвоха от кого угодно, только не от Марины, она вообще на пакости не способна.
Она прижала ладони к щекам, тонкие пальцы, кружево перчаток. У неё буквально горели глаза, даже кожа пошла краснотой от волнения. Вот тут-то заволновалась и я.
— Я позвонила Антону. Номер у меня оставался ещё с нашей первой совместной встречи, просто был мне не нужен. И пригласила его на свадьбу. Тебе в пару. Вы ведь взрослые люди, хватит любиться по углам, прятать засосы стыдливо. Надо просто решиться и простить сразу, целиком и полностью, ты уже встала на путь прощения, зачем тянуть?
И улыбнулась, гордясь собой, своим поступком, плавающая в своём несокрушимом счастье, защищенная им, как броней.
Четырнадцатая глава
Я почувствовала, как кровь приливает к щекам и делает меня в такой же румяной от волнения, как Марина, стоящая напротив.
— Все хорошо? — вдруг решила поинтересоваться она.
— Да, конечно, — лихорадочно отозвалась я. — Я сейчас, минутку.
Обошла пышную белую юбку платья подруги, протиснулась в коридор мимо гудящих девчонок, мимо позевывающей, пришедшей с опозданием Аньки и закрылась в ванной. Звонить, надо срочно звонить, пусть Антон возвращается в Москву, пока не поздно. Только сейчас я поняла, насколько не хочу его видеть, насколько он не к месту, прочь ненужную ностальгию, былого не воротишь. Или вернёшь, но былым оно уже не будет, переступить через себя я уже не смогу… Лениво текли гудки, Антон трубку не брал. Я позвонила четыре раза подряд и застонала от своего бессилия. Написала шесть СМС, оставила два голосовых сообщения. И только потом поняла, что моё упорство только разогреет его. Приедет, мне назло приедет, не надо было показывать, насколько это мне важно.
— Ты там умерла? — раздался Аньки голос и стук в дверь. — Нас тут пятнадцать баб, а ванная одна.
Я вышла, не сказав ей ни слова, не до того было. Попыталась было просочиться мимо Маринки, но не тут-то было.
— Точно все в порядке?
Мне хотелось теребить её, узнать, когда она говорила с Антоном, что он сказал конкретно, но я понимала, что только вселю в неё тревогу. А она беременна, у неё праздник. Первая и, надеюсь, последняя свадьба в жизни.
— Прекрасно, — улыбнулась я.
Девичья толпа загудела, раздалась, пропуская Маринкину маму. Та клюнула меня в щеку, здороваясь, и устремилась к дочери, вытирая на ходу слёзы и потекший макияж. Я снова почувствовала себя лишней.
— Едут, едут! — крикнул кто-то. — Сваты едут!
Девчонки засмеялись и бросились к дверям, создав небольшой затор, полный запахов духов и шуршания нарядных платьев. Я подождала, пока выйдут все, и пошла следом. Спустилась по лестнице, мимо оклеенных шарами и плакатами стен, тихо радуясь, что этаж у Марины не девятый и не пришлось украшать все лестничные пролеты. Все уже собрались у подъезда и вытягивали шеи, стремясь разглядеть кортеж празднично украшенных автомобилей. Услышали их еще с проспекта, вереница машин сигналила во всю мощь своих клаксонов. Подтянулись зеваки, толпа заулюлюкала, стоило только первому автомобилю остановиться у подъезда.
Вышел Сергей, за ним — Руслан. Я отвела взгляд, стараясь не пялиться, не привлекать к себе внимания, но, чёрт, он был так хорош в своём костюме! На мгновение я даже умудрилась забыть, что этот мужчина, в принципе, не мой, а из столичного города ко мне едет муж. Бывший, но, блин, муж. Но только на мгновение. Я вскинула взгляд и поняла, что он тоже на меня смотрит, почувствовав, как вновь краснота заливает горящее лицо. Чёрт, чёрт. Все не слава богу, и я в вечернем платье так неуместна на этом сером асфальте возле украшенного шариками подъезда.
Я приподняла складки платья и шагнула вперёд — мой выход. От волнения едва не наступила на свой же подол. На этом платье настояла Марина. Нежный, в струящихся складках подол и форменное безобразие сверху. Я чувствовала себя почти голой, голой и обольстительной. И боялась, что лоскуты скользкой ткани, что спускались с плеч и едва прикрывали мою грудь, просто съедут в сторону, и вуаля, совсем голенькая Мышка.
Взгляд пришлось поднять. И понять, что Руслан на меня не смотрит. Шепчет что-то на ухо сияющему от счастья Сергею, улыбается. Анька, ещё более голая, чем я, в своём насыщенно красном платье, протолкалась локтями вперёд, словно забыв, что начинаю я. Я решилась, чуть кашлянула, привлекая к себе внимание, чувствуя, как прохладный ветерок хозяйничает под тканью платья, и начала.
Ветер по двору гуляет
И гостей к нам созывает.
«Ой, вы гости, господа
С чем приехали сюда?
Кто влечет вас в это место?
Отвечайте же!»
— Невеста! — громко крикнули разряженные, все как на выданье парни.
И пошло, поехало. Я оттарабанила свою часть, уступила Аньке, молоденьким кузинам Марины, которые сияли, как начищенные монеты, и были уверены, что все, все мужские взгляды без исключения прикованы к ним. Когда-то давно и я была такой. А сейчас мне интересен один лишь только взгляд, который равнодушно скользит по другим лицам, почти меня не касаясь.
Завибрировал телефон в моей мгновенно вспотевшей ладони. Я спряталась за чужие спины и посмотрела на экран. Проклятье, это не Антон. Но где он, где же его черти носят?
Толпа поднималась по ступеням наверх. Шумно, весело. Девочки активно торговались за каждый дюйм, так, словно мелочь, которую сыпали нам парни, могла спасти человечество от голода, как минимум. Иногда вперёд выталкивали меня, я краснела и мялась, думала только о телефоне, сжатом в моей ладони. Мы двинулись по очередному пролету лестницы, я споткнулась и почувствовала обжигающие ладони на своей талии. Даже оборачиваться не нужно, чтобы увидеть кто это.
— Осторожнее, — тихо сказал он. От его шепота побежали мурашки, которые он наверняка видел, слишком много обнаженной кожи. И вдруг добавил: — Прекрасно выглядишь.
И прошелся большим пальцем вдоль моей голой спины. Нечестный приём, душу и тело наизнанку выворачивающий! И такой правильный именно сейчас, когда мне нужна поддержка, хоть какая-нибудь, чтобы понять, что я стою на правильном пути.
— Спасибо. Ты тоже…ничего.
Он рассмеялся, отодвинулся от меня. Мне показалось, что я поймала подозрительный Анькин взгляд, хотя, может, паранойя. И снова наверх по ступеням, к терему, в котором томится девица в пушистом белом платье и, какая досада, до сих пор без обручального колечка на пальце.
В моих руках был телефон, который, зараза, все не звонил и не звонил! Гора мелочи, которую мне насыпали парни из группы поддержки жениха и которую я не знала куда деть. Наконец мы снова столпились в дверях квартиры, из неё доносилась музыка, чей-то смех, дробная поступь танца. Я вытянула шею, стремясь увидеть, кто же пляшет, но так и не смогла разглядеть этого за чужими спинами. Люди начали передавать одноразовые стаканчики с шампанским, я взяла свой и отошла в сторону. Оторвала от стены один из плакатов, постелила его на ступени, уселась сверху, отпила. Надо больше, больше пить. И не думать. Не думать о том, что я опять чужая, опять не к месту.
Прошелестел шелк, рядом со мной села Аня. Её духи были удушающе-сладкими, хотелось чихнуть, отодвинуться. Боже, как её терпел столько лет Руслан, ему медаль надо дать.
Анькина грудь вываливалась двумя аппетитными полушариями, дав ответ на мой невысказанный вопрос. Подумалось, а не тыкнуть ли в неё наманикюренным пальцем, а вдруг сдуется? Анька повернулась ко мне, повесила на мою шею ленту с надписью «свидетельница», достала сигарету, закурила.