Алексей Патрашов: Есть ли смысл местами переписывать уже опубликованное, если ты пишешь продолжение?
Да, есть. Мало ли какое продолжение вам придет в голову. Я совершенно не против того, чтобы возвращаться к уже написанному и если у вас образуется новое целое, то у вас меняется и часть.
Алена Чеботарева: Как сохранять вдохновение для написание книги с перерывами?
Я не знаю, как сохранять вдохновение. Здесь нет никакой техники. Вообще, если вы делаете перерыв в работе, вы теряете дыхание — вам нужно каждый раз начинать как будто с начала ее писать. Это очень трудно написать книгу с перерывами. Лучше писать без перерывов.
Виктор Рогуленко: Что дает мастерство, если есть вдохновение, а если нет вдохновения?
Мастерство, если есть вдохновение, позволяет создать гармонию текста. Это очень сложная тема на самом деле. Что такое гармония? Что такое гармония в тексте? Что такое золотое сечение текста? Что такое соразмерность частей? Что такое ритмика? Это очень сложно, но человек, обладающий мастерством, умеет очень хорошо вычеркивать, убирать лишнее. Текст как дерево растет в разные стороны, и если вы хотите придать форму, то крону надо стричь. Это искусство подстригания кроны и есть мастерство, и есть то, о чем вы спрашиваете. Если нет вдохновения, лучше не писать.
Наталья Сотникова: Как учитывать мнение читателей, если они совершенно противоположные? Стоит ли учитывать их или нужно делать то, что тебе нравится?
Мне кажется, что мнение читателей не нужно учитывать, но его надо очень внимательно слушать. Читатель очень часто говорит не правильными словами, читатель же не обязан быть златоустом. Читатель иногда очень коряво формулирует свое недоверие, но это недоверие надо услышать, надо понять чему они в твоем тексте не верят, в какой момент они перестали за тобой идти, в какой момент ушло внимание. Ведь, что значит, что ушло внимание — это значит, что читатель перестал проживать ваш текст, он перестал чувствовать, что вы пишете. Может быть, читатель и не объяснит, в какой момент он перестал чувствовать, но для вас это будет знаком.
Констатнин Шабалдин: Что почитать из нынешних?
Анну Матвееву, Анну Козлову, Романа Сенчина. Мне очень нравится «Лавр» Водолазкина, но меньше нравится «Авиатор». В школе у нас есть замечательные молодые поэты. Мне кажется, что более точный вопрос — на что ориентироваться, как выбрать книжки, которые читать. У нас довольно мало критиков и надо найти своего критика, надо найти кого-то, кто совпадает с вами, кто порекомендовал вам одну, вторую, третью книжку и они вам понравились — тогда можно слушать дальнейшие рекомендации.
Анна Самойлова: Зачем учить писать? Если человек не умеет писать, может быть ему заняться чем-то другим?
Вы знаете, так получилось, мы живем в такой культуре… Это такая особенность русской культуры в том, что для нас писать, говорить о прочитанном и обсуждать тексты свои и чужие — это какая-то, я бы сказала, форма высшей нервной деятельности. Для нас это намного больше, чем просто писать и просто говорить. Вокруг слова в нашей стране, так уж получилось, довольно долго концентрировалась гуща интеллектуально-духовной жизни людей, поколений. И поэтому учить писать, учить читать, учить понимать — это намного больше, чем учить читать и учить писать. Это в каком-то смысле учить быть другим, это подтолкнуть человека к тому, чтобы он изменился, чтобы в нем произошли перемены, чтобы он стал по-другому чувствовать, понимать и говорить. Знаете, большинство людей, которые приходят в школу «Хороший текст» сидят один на один со своими текстами и не знают кому показать, кому дать почитать. Они читают писателей, но у них нет способа с ними встретиться, поговорить, обсудить свои тексты. Это очень важно для многих найти учителя. Это вообще в жизни ужасно важно найти своего учителя. Вот учить писать тупо никакого смысла нет, а создать питательную среду, создать бульон, которым будут питаться молодые талантливые люди, мне кажется, это очень важно.
Игорь Дерябин: Не слишком ли много ремесленников и мало мастеров?
Не знаю, в чем считать. Знаете, процитирую известный мультфильм «В попугаях я значительно длиннее». Смотря в чем считать. Много, мало. Не знаю.
Юлия Терехова: Что вы думаете о привлечении бета-ридеров?
Если вы можете найти такого человека, который будет читать ваш текст до публикации, то я — за. Мне кажется, что это хорошая вещь.
Алена Туманова: Может ли стихотворец сам оценить качество лирического произведения, ведь обычно пишут то, что ярко переживают?
Может, когда остынет и перестанет ярко переживать. Через неделю.
Алексей Ефремов: Работая над текстом, становишься энциклопедией. Как быть, если пишешь о том, чего хочешь знать кожей, но знаешь лишь прочитав, посмотрев?
Вы задали прекрасный вопрос. Становишься энциклопедией. «Становишься» вы написали, не присоединяешь к себе энциклопедию, а становишься. Это значит, что вы это прочувствовали, вы это сделали частью себя, поэтому если так, то все получился, вы все правильно делаете.
Саша Книжный: Вы считаете себя хорошим писателем? Получают ли плохие писатели, с вашей точки зрения, большие гонорары?
Я не знаю, какой я писатель. Мне трудно об этом судить. Я ничего по этому поводу не чувствую. Я только знаю, что время от времени я впадаю в замысел и живу в нем, забыв обо всем остальном. Получают ли плохие писатели высокие гонорары? Я не плачу никому гонорары и не знаю.
Алена Чеботарева: Как воспринимать критику и похвалу в адрес своей книги?
Пытаться не воспринимать это как критику и похвалу, а попытаться вытащить важную для себя информацию.
Иван Тимофеев: Можете объяснить понятие «видеть свой текст»?
Конечно, вот вы читаете свой текст и понимаете, что здесь вы сбились с ритма, здесь вы очень монотонно использовали синтаксические конструкции и они утомляют ухо. Кстати, я советую вам читать свой текст вслух, чтобы вы могли его услышать. Посмотрите, может быть у вас где-то затянуто описание, может, у вас слишком короткий или длинный диалог, посмотрите на него как на архитектуру, умейте отстраниться и увидеть его как фрагмент написанной реальности. Я не знаю понятно ли я объясняю, понятно ли я выражаюсь, но видеть свой текст — это видеть его глазами человека, который понимает в узелках. Представьте себе, что швея, которая прекрасно вышивает, смотрит на вышивку другой мастерицы, переворачивает и смотрит, какие сделаны узелки. Надо уметь увидеть узелки в своем тексте — все ли хорошо, все ли гладко.
Виктор Тоньшин: На форуме «Эксмо» есть тема, где даются полезные советы как писать динамические сцены, экшн…
Извините, я не дочитываю ваш вопрос потому, что есть еще масса книжек, особенно в Америке, как написать бестселлер, как написать гениальный роман. Если бы кто-нибудь по этим книгам мог написать бестселлер, гениальный роман! Если бы прочитав, как написать экшн, кто-нибудь мог написать экшн — это было бы бесценно. Но почему-то… Это как книжки о том, как стать миллионером, знаете? Получилось у кого-то стать миллионером, прочитав книжку?
Ольга Савельев: Что вы скажете о творчестве в соавторстве?
Это великий дар мочь работать в соавторстве. Я считаю, что это прекрасно. Знаете, найти себе соавтора — это как найти себе родственную душу, близнеца, я не знаю. Я мечтала бы найти такого человека, но это, к сожалению, очень сложно.
Елена Баукина: Чем отличается графоман от писателя?
Всем. Графоман не перетаскивает читателя в свой мир. Графоман не в состоянии написать текста, который читатель будет переживать как собственный опыт. Читатель будет скользить глазами по фразам и довольно скоро начнет грызть ногти и зевать. Графоман интересен сам себе в первую очередь, он любуется собой в тексте.
Родион Рахимов: «…Хочешь быть мастером, макай свое перо в правду. Ничем другим больше не удивишь», — писал Василий Шукшин. Надо ли писать всю правду, или можно что-то утаить, чтобы не обидеть читателя или оглушить!?
Я не знаю, как коротко на этот вопрос ответить. Нельзя врать, потому что читатель чувствует ложь, и он от вас отвернется — тратить время, чтобы еще какую-то ложь читать. Мне кажется, обидеть или оглушить — не важно, про это можно совершенно не думать. Есть такая точка зрения, что литература — это о том, что нельзя, это постоянное тестирование этической границы, я, честно говоря, так не думаю. Я не думаю, что тестирование этической границы — это задача искусства, но я в то же самое время не думаю, что нужно думать о том, чтобы не обидеть читателя. Есть о чем подумать писателю — не обязательно об этом.
Марина Пилюгина: Я всегда писала дневник, пишу и сейчас. Начала книгу — получается жизнь свою переписываю. Стоит продолжать?
Да, стоит.
Света Котина: Что вы думаете о феномене дневников, документальной прозы?
Я больше всего на свете люблю читать дневники и документальную прозу. Мой любимый дневник, опубликованный издательством «НЛО», это книга Любови Шапориной. Всем рекомендую прочесть эти два тома, это просто потрясающее чтение.
Сергей Брусов: Реально ли в современной России зарабатывать писательством?
Не знаю. Мне кажется, да. Мне кажется, реально, но, понимаете, все зависит от того, к какому типу писателей вы принадлежите. Бывают писатели, которые пишут очень мало, им не надо писать много для того, чтобы быть писателем. Для того чтобы быть писателем, настоящим, крупным — достаточно написать одну книгу, не надо двести. Если вы писатель такого типа, который может написать одну книгу — честь вам и хвала, вы войдете в историю этой одной книгой, но жить на это не сможете. Если вы сумасшедше продуктивный писатель, и вы нашли свою творческую вибрацию и можете писать много — я думаю, что все идет к тому, что жить на это можно. Сейчас очень много каких-то новшеств в книгоиздательском деле, есть много сервисов, в частности, RIdero, который позволяет самостоятельно издать свою книгу. Вообще, это очень важно, что издательство как институт, который определяет судьбу книги и писателя начинает размываться, это очень важно, что появляется достаточное количество инструментов для прямого контакта с чита