– И моя крыша… Но он столько берет за свои услуги, что ну его на фиг. Надо самим как-то все провернуть.
– Теперь понятно, почему в тебя стреляли. Я не хочу иметь с тобой никаких дел. Лучше с Прясниковым.
– Так он же моему покупателю будет впаривать эти бочки, понимаешь? Обидно как-то. Я и без него могу это сделать.
– Ага, я видела, как ты можешь. Не смеши. Мы с майором договорились.
– За сколько?
– За полцены.
– С какой стати? Девчонки, зачем нам половина, если мы можем получить все? Вот я подумал тут… Короче, их надо стравить между собой.
– Кого?
– Прясникова, покупателя и продавца.
Я вспомнила усатого добродушного Шалву и отчего-то пожалела его.
– Несчастного винодела стравить с этой стаей?
– Да при чем здесь винодел? Он потом появился. Сначала я предложил селитру одному своему школьному приятелю. Но приятель решил меня оставить ни с чем, я тогда обратился к одним людям… Короче, винодел получит удобрение, а Прясникову с этим моим приятелем мы всучим какие-нибудь другие бочки, это я еще не продумал до конца. Понятно? Приятель решит, что его кинул Прясников, Прясников будет подозревать моего приятеля. Пока они будут гоняться друг за другом, им будет не до нас, и мы спокойно отвезем удобрение в порт.
– Никифоров, – осторожно напомнила я, – а ты не забыл, что, во-первых, Прясников твой родственник, а во-вторых, он майор ФСБ?
– Он-то об этом забыл, почему я должен помнить? – урезонил меня Гоша.
И мы устроили круглый стол по теме «Как сделать Прясникова».
Нам хватило пятнадцати минут, чтобы свалить на Никифорова основную часть работы, оставив за собой финансовый контроль.
Гоша считал, что доставить селитру в порт и погрузить на судно – это самое простое действие в задаче, и брал его на себя.
По нашим расчетам, через сутки мы становились богатыми и свободными, потому что грузинский винодел обещал заплатить сразу, как только удобрение окажется на судне. Нам с Элей, по сути, и напрягаться было не надо.
Когда совещание подошло к концу, Никифоров открыл меню телефона, поискал номер и нажал соединение.
– Здравствуй, – вежливо начал он, замолчал и закрыл трубку.
– Что? – дружно спросили мы с Элей.
– Сказал, что перезвонит. Шифруется, конспиратор, – хмыкнул Гошка.
Звонок раздался через минуту.
Никифоров сообщил майору, что мы принимаем его условия и все сделаем, как он скажет. Майор предложил встретиться через час в каком-то кафе. Город мы с Элей не знали, и Никифоров вызвался нас проводить.
Кафе было дешевым и не очень чистым, поэтому переговоры не затянулись.
Мы согласились встретить на станции КамАЗ и кран, погрузить бочки и отвезти на склад, где их будет встречать майор. Здесь наступал самый щекотливый момент.
– А деньги когда мы получим?
– Приедете с бочками на склад и получите бабки.
– Нет, мы хотим получить деньги сразу после погрузки, на станции, – заявила я. – На этом мы с вами прощаемся, ваше общество меня тяготит.
Прясников понюхал воздух, покрутил головой и пообещал подумать.
– Думайте быстрее, нам домой уезжать пора, – напомнила я майору на прощание.
Устав от мозгового штурма, мы с удовольствием занялись бытовым проблемами, съездили в универмаг и купили надувные матрасы.
Каждый сам выбирал себе место в домике, в результате оказалось, что Никифоров положил свой матрас возле матраса Элеоноры. Подруга вышла из душа и велела:
– Убирай мебель.
Гоша тяжело вздохнул, обнял матрас и удалился с ним в кухню.
Думал Прясников весь следующий день. Я уже решила, что мы теряем время зря, но он позвонил Гошке и сказал, что согласен на наши условия. И мы еще раз встретились, чтобы обсудить все в деталях.
Распределял обязанности майор. Мне он поручил отвечать за погрузку и доставку товара. На Элеонору возлагалась почетная обязанность отвлекать грузинского винодела, который возле вагона разбил лагерь. Майор считал, что отвлекать грузина нужно вином. То есть, по мнению Прясникова, надо пригласить винодела в ресторан и напоить.
– Почему я? – уперлась подруга, не соглашаясь принести себя в жертву общему делу.
– Хорошо, скажи, что ты будешь делать?
Я подмигивала ей, но она не понимала моих знаков и сердилась на меня:
– Что угодно, только не это. О чем я буду с ним разговаривать? Я не умею отвлекать. Я умею стричь. Еще умею стрелять.
– Подожди, дойдет и до этого, – ляпнула я, испугалась и трижды сплюнула через плечо.
Никифоров все это время сидел задумчивый и безучастный. Майор обратил на это внимание и заинтересовался:
– А ты, Георгий, что сидишь как посторонний, или ты денег не хочешь?
– Хочу. Но за мной следят, может, мне лучше не соваться в это, чтобы не привести хвост?
– Кто следит? – насторожился Прясников.
– Откуда же я знаю кто? Может, бывшая подруга, может, кто-нибудь из вашего ведомства.
– Выясним.
– Валяйте, – лениво разрешил Никифоров.
В целом переговоры прошли гладко, даже было странно, что майор держал нас за таких лохов. Но я не обиделась, скорее наоборот.
Когда мы остались одни в нашем пустом домике, мы еще раз обсудили все подробности операции. Все было почти так же, как в плане Прясникова. Гошка осуществлял техническую его часть, я – организационную. Если с селитрой все было более-менее ясно, то на вопрос, чем ее заменить, Гошка ответа не дал. Это вносило в операцию некоторую нервозность, в результате я уже не видела причин, по которым мы ввязались в эту аферу.
Только для Элеоноры ничего не менялось: гость с Северного Кавказа оставался на ее попечении.
На следующий день Никифоров развил сумасшедшую деятельность, нанял технику, выгрузил из вагона бочки с селитрой и нашел им замену – десять совершенно других бочек, от которых за версту несло нефтепродуктами.
Я принюхалась и сказала, что он недооценивает противника, за что мы все можем поплатиться.
Никифоров отогнал машину с нефтяными бочками на мойку, их вымыли, запах перестал валить с ног, и Гоша загрузил эту липу в вагон.
С документами у Гошки все было в ажуре, не подкопаешься, в них значилось, что в бочках селитра.
Я записала номер вагона и хорошенько изучила место стоянки, проверив все возможные отходы к станционному тупику.
– Георгий, – спросила я нашего бригадира перед отправкой в Новороссийск, – а сколько это – пять лимонов?
– Не понял? – Никифоров уставился на меня.
– Во что они помещаются, – объяснила я, изображая руками объем.
– А, ты вот о чем. Смотря, какими купюрами. Если десятирублевыми, то полтонны, если пятитысячными, то всего килограмм.
– Ты уже поинтересовался?
– Да чего там интересоваться, и так знаю.
– Ну ты и крендель.
Вечером мы проводили Никифорова с удобрением в порт, и как только он уехал, мне стало страшно.
Я представила, что будет, когда Прясников поймет, что его провели. Очень хотелось на этот случай себя обезопасить. «Нужно снять на видео всю возню с бочками, погрузкой и майором ФСБ, – решила я, – сделать это может только один человек – Миша». И я тут же набрала его номер.
– Здравствуйте, – удивился моему звонку Михаил, – я думал, вы давно уже дома.
– Дела не отпускают нас из вашего города. Вы нам с Элей очень нужны.
И я пригласила Михаила поужинать с нами в кафе.
Элеонора кинулась в ванную, долго жужжала феном и вышла настоящей красавицей.
В течение ужина участия в разговоре она не принимала, не к месту улыбалась и вообще вела себя странно.
Мне это здорово действовало на нервы, но с задачей я справилась и толково объяснила милиции, что мы собираемся испортить игру майору ФСБ, украсть у террористов десять бочек аммиачной селитры, чтобы продать ее виноделу из Грузии. Миша обалдело уставился на меня. Прошло не меньше минуты, прежде чем он заговорил:
– А Егоров в курсе, чем вы тут занимаетесь? Или он все еще считает, что вы разыскиваете неплательщика алиментов?
– Какая разница, что считает Егоров? – пожала плечами я.
– Он мой друг, – искренне возмутился Белый, – я жив благодаря ему и обязан поставить его в известность.
– Стоп, стоп, стоп, – я даже постучала по столу ладонью, – это никакого отношения не имеет к вашей дружбе. Я даже не жена Егорову.
– Любимая женщина, – проникновенно сообщил Михаил, а Эля глубоко вздохнула.
– Это он вам так сказал? – не поверила я.
– Да, он меня предупредил, чтобы я глаз с вас не спускал и берег как зеницу ока, потому что ему без вас жизнь не в радость.
Для меня это было новостью, мне Пашка ничего подобного ни разу не удосужился сказать, даже не намекал. Скорее всего, Егоров бесится из-за Никифорова.
Я заерзала:
– Михаил, вы женаты?
– Разведен.
– А любимая у вас есть?
– Нет. Пока что нет.
Оставалось последнее средство.
– Миша, а как же долг перед родиной? Или вы, как майор Прясников, хотите, чтобы и волки были целы, и овцы сыты и чтобы за это вам деньги платили?
– Нет, я не как майор, – отверг подозрение Белый.
Он бросил быстрый взгляд на Элеонору, от которого она покачнулась.
– Ну нет, так нет, извините, что побеспокоили вас.
При этих словах я посмотрела на него с нескрываемым разочарованием. Миша колебался. Элеонора слизнула с губы несуществующую крошку, он проследил за движением ее язычка и покраснел. Но если Эля заливалась краской как-то художественно, то Миша стал пунцовым. Покраснели шея и уши, на красном лице смешно торчали пшеничного цвета брови.
Я поднялась со стула и взялась за сумочку.
– Присядьте, – попросил Михаил.
Я быстро села на место:
– Миша, я не хочу, чтобы аммиачная селитра попала в руки террористов. Лучше помочь грузинам растить виноград. Вы согласны?
– Лучше, – кивнул он.
Элеонора боялась поднять на Михаила глаза, а ему необходимо было ее одобрение, и поэтому он спросил:
– А вы, Элеонора, как считаете?