– Девушка, вы отключите сигнализацию сначала, а потом попробуйте замки.
– Нет, так ничего не получится, надо одновременно открывать замок и щелкать пультом.
– Что-то заклинило в электронике.
– Дождь влияет, точно.
На глазах у меня выступили слезы. «Ока» подвывала теперь с перерывами. Тут кто-то за спиной сказал:
– Я знаю человека, который откроет.
Я обернулась на голос. Позади меня стоял тощий парень лет четырнадцати в толстовке и дрожал как лист на ветру.
– Кто откроет?
– А сколько дашь?
– Сотни хватит?
– Давай.
Я вытащила сотню. Парень потянулся к ней, но я проявила бдительность:
– Нет, сначала скажи, кто откроет машину.
– На рынке токарь ключи делает, он бывший домушник. Он все умеет открывать.
Я обрадовалась, будто мне дали адрес бесхозной нефтяной скважины.
Мужичок за токарным станком был очень живописным. В бандане, с наколками на всех пальцах. У него были убеждения, и это бросалось в глаза. Чужие убеждения я привыкла уважать, поэтому вежливо поздоровалась, а потом изложила суть проблемы. Мужичок улыбнулся:
– Это можно, почему ж не помочь красивой молодой женщине. Замужем? – зачем-то поинтересовался он.
– Конечно, – с достоинством ответила я.
– Недавно, что ли, выскочила?
– Да, недавно, а как вы догадались? – поразилась я его проницательности.
– Гладкая еще, не общипанная курица.
Я рассмеялась. Мужичок положил в карман какую-то проволоку, и мы отправились выручать мою окульку, которая продолжала завывать и подмигивать габаритными огнями, как от нервного тика.
Подойдя к машине, мой спаситель вставил в замок проволочку, покрутил ее там, и окулька затихла, распахнув перед криминальным авторитетом дверь. Я неодобрительно покачала головой, отдала деньги и, сраженная мастерством, поинтересовалась:
– А инструмент вы мне не оставите?
– Добавь еще столько же, и он твой, – весело ответил мужичок.
Я повертела в руках ничем не примечательную проволоку и спрятала ее в сумку. Сев в машину, включила дворники и посмотрела на часы, они показывали три.
«Ну и что? Может, я с клиентом», – сказала я себе, повернула ключ зажигания и вывернула руль, чтобы выехать с парковки в другую сторону, к дому.
Телефон требовательно зазвонил.
– Слушаю, – строго предупредила я трубку.
– Катерина, – произнес шеф недовольным голосом, – ты где?
– Еду на смотрины, Леонид Николаевич, – бодро соврала я.
– Что показываешь?
– Сама еще не знаю, не была в квартире.
– Ну вот, сколько вас учить можно, – напустился на меня шеф, – какой ты после этого риелтор, если сама не знаешь, что продаешь?
– Вот сейчас и исправлюсь, – пообещала я.
– Тогда уже не возвращайся, – разрешил мне шеф.
– Спасибо, Леонид Николаевич, – очень сексуально ответила я.
– Ну, Катерина… – задохнулся шеф и отключился.
Подъезжая к дому, я старалась не смотреть на свой окончательно заросший сорняками палисадник, твердо решив, что весной засею его газонной травой. Каждую свободную минуту я теперь проводила не в саду с тяпкой, а в постели с Егоровым.
Открыв дверь на веранду, я услышала жалобное тявканье.
– Головастый ты мой. – Подняв щенка на руки, я пыталась его поцеловать между ушей. Голова вертелась, и я все время натыкалась на маленький быстрый язычок.
Ближе к вечеру я позвонила Элеоноре. Голос у нее был грустный, мне даже показалось, что она плакала.
– Эля, у вас все в порядке? – спросила я.
– Да, все в порядке, – заверила она меня, и я пересказала ей все, что успела сделать за день для продажи ее квартиры.
Егоров пришел со службы усталым, но после ужина стал смотреть на меня сквозь хитрый прищур.
– Паш, – решила я сбить его с толку, – у меня клиентка появилась, выставила квартиру на продажу, говорит, срочно. У вас там никто не ищет квартиру? Совсем недорого. Место отличное, квартира хорошая, уютная, чистая. Хозяйка продает ее с мебелью. Ты поспрашивай у людей, а?
– Поспрашиваю, – пообещал Пашка, поймал меня за руку и потянул на себя. Я споткнулась о его ногу и рухнула Пашке на колени. Он заглянул мне в вырез и восхитился:
– Ясное море!
– Дурак, – обиделась я.
– Пойдем. – Не выпуская мою руку, Пашка поднялся со стула. Сбить с толку Егорова было невозможно. Хороший он был мент.
Дня через два начались звонки по моим объявлениям, появились желающие осмотреть квартиру, и я начала возить к Элеоноре соискателей.
Элеонора нервничала, вмешивалась в процесс, говорила лишнее и была не очень корректна с покупателями. Мне приходилось успокаивать ее всякий раз, когда люди, осмотрев квартиру, просто уходили и не возвращались.
Эля начала метаться, обзвонила другие агентства, но продажа не шла. Я водила по несколько клиентов почти каждый день, но покупатели на квартиру никак не отыскивались.
После очередного показа я стала понимать, почему Элеонора нервничает.
Я еще была в квартире, когда ей позвонил любимый мужчина.
– Да, Гошенька, – отозвалась Эля.
Он, по-видимому, спросил, как дела, она посмотрела в мою сторону и вышла в другую комнату. Совершенно не стесняясь, я стала подслушивать.
Эля оправдывалась, объясняла, что быстро не получается, что мы уже снизили цену до минимума, дальше просто опасно, но на другом конце провода ее, кажется, не понимали.
Элеонора говорила чистую правду. Я втолковывала ей всю неделю, что, если мы сбросим цену, она не сможет ничего и нигде купить, потому что таких цен не существует в природе. Может быть, на мысе Шмидта, но не на юге России, куда звал ее будущий муж. Однако любимый уговаривал ее ничего не бояться, уверял, что он добавит сколько будет нужно, лишь бы она продала поскорее.
– Я поговорю с ней, – обещала Эля, имея в виду, скорее всего, меня.
Когда она вернулась в комнату, ее трясло как в лихорадке.
– Валерьянка есть в доме? – поинтересовалась я.
Она отрицательно покачала головой. Я сбегала на кухню, налила в стакан воды и принесла ей. Зубы стучали о стакан, но Элеонора немного успокоилась.
– Он меня бросит, если я не приеду к нему, а я беременная. И все повторится сначала, – как в бреду повторяла женщина.
Я ничего не понимала:
– Не бросит. За это не бросают.
– Это других не бросают, а меня бросит. Если я не могу даже квартиру продать быстро, что с меня можно взять? Катя, давай сбросим цену до полутора миллионов, – перейдя на «ты», предложила она.
– Эля, – я все еще пыталась образумить ее, – ты хочешь остаться на улице? Нельзя продавать по такой цене квартиру!
– Он добавит, – мертвыми губами шептала женщина.
– Он дал задаток?
– Да, он нашел деньги, дал задаток, а я его подвожу. – Слезы полились из ее глаз таким потоком, что на футболке моментально образовались два пятна. Я наблюдала, как они, увеличиваясь в размерах, сливались между собой.
– Эля, у меня на завтра три показа, давай надеяться.
– Хорошо, – согласилась она, провожая меня до двери.
Выйдя на улицу, я поняла, что умру, если не наберу Егорова – мне нужны были положительные эмоции, как глоток воздуха.
Егоров ответил шепотом, что он занят и перезвонит. Я тронула с места машину, выехала из микрорайона и почувствовала себя гораздо лучше. Внутренний голос говорил мне, что с Элей, с ее жильем и ее мужчиной что-то не так. Не было никаких объяснений тому, что отличная квартира в отличном месте и по такой смешной цене не продавалась, хоть лопни.
«Может, Элеонору ангел-хранитель бережет?» – решила я.
Через неделю ситуация не изменилась.
Чем дольше все это тянулось, чем больше паниковала Элеонора, тем спокойнее становилась я, веря, что все к лучшему.
Еще через несколько дней я предложила Эле снять квартиру с продажи.
Но она об этом даже слышать не хотела. Я ясно видела, что моя клиентка совершает большую ошибку, видела, но сделать ничего не могла.
И когда наконец Егоров подогнал мне покупателя, я испытала чувство, похожее на освобождение. Мы оформили задаток и назначили время сделки.
Жизнь потекла дальше: я показывала, предлагала, продавала, оценивала недвижимость, а заодно и людей.
Дождь и ветер совсем обтрепали сад, и мы с Егоровым все чаще сидели у камина.
Как-то, глядя на огонь, Егоров предложил построить один большой дом в середине двух наших участков, я пообещала, что подумаю.
– Ясное море, чего тут думать, Кать? – тут же возмутился Пашка. – У тебя сколько соток?
– Столько же, сколько у тебя. Здесь все наделы одинаковые.
– Значит, десять. А если объединить, будет двадцать. Представляешь, какой это участок? Усадьба! Поставить в центре домину и начать плодиться и размножаться. Как ты к этому относишься?
К тому, чтобы начать плодиться и размножаться, я уже давно относилась положительно, если не сказать больше, но Пашке знать об этом пока не полагалось. Он еще не прошел испытательный срок, чтобы я делилась с ним сокровенным. Светка, проведя очередной сеанс психотерапии, выдала прогноз: если сосед через полгода не уйдет назад, к себе, то останется надолго. Надолго меня тоже не устраивало, мне нельзя было тратить время на транзитного пассажира. Я так Пашке и сказала:
– Посмотрим на твое поведение.
– На что ты собираешься смотреть? – переспросил он.
Во взгляде его появилась угроза, но я не придала этому значение:
– Вдруг передумаешь. Я помню, у тебя была какая-то итальянка, которую ты от бандитов спас. Твой дед говорил, что вы собирались венчаться в католическом храме. И где теперь эта итальянка? Solo parlare, ma stesso non amare![1] Chiacchierone!
Егоров сдвинул брови:
– Чего-чего?
– Того. Трепло ты, Паш, верить тебе нельзя. Может, ты, конечно, боевой офицер, может, друга из боя вытащил на себе, но в качестве спутника жизни ты мне вряд ли подходишь. Вот что я думаю. Поэтому и говорю: время покажет.