Егоров неожиданно вытащил себя из нагретого кресла перед камином и без объяснений вышел из моего дома. Я подбежала к окну и проследила, как он пересек сад и пролез между досками на свою территорию. Чисто кот Степан. Я поморгала глазами и взяла Бильбо на руки.
– Обиделся, – пожаловалась я собаке.
Незаметно подошло время Элиной сделки, покупатель с ней рассчитался, и мы отнесли документы на регистрацию. У Матюшиной была неделя на сбор вещей, после чего она должна была передать новым хозяевам ключи от квартиры и выселиться. Я пожелала ей удачи на новом месте и счастья в личной жизни.
Домой я теперь не рвалась, или рвалась, но не так сильно. Бильбо вел себя прилично, привыкал, подрастал, и мы с ним отлично ладили.
Осень подступала со всех сторон, местами превращалась в раннюю зиму, я топила камин, но сидеть перед ним в одиночестве не хотелось. Главным моим развлечением стало наблюдение за домом Егорова.
Для этого я слазила на чердак, нашла дедовский бинокль, настроила его, и, когда у Пашки зажигались окна, я в темноте устраивалась на веранде с биноклем и доводила себя до отчаяния, рассматривая его голую спину или грудь.
Пришлось опять звонить за консультацией к Светке.
– И что ты ему такого сказала, почему он ушел? – взялась выяснять Светка.
– Он предложил объединить участки и построить общий большой дом, чтобы начать плодиться, – вспомнила я и зашмыгала носом.
– Ну а ты что? – растягивая слова в своей манере, допытывалась Светка.
– А я сказала, что он уже собирался однажды жениться на итальянке, и где она теперь? Что ему верить нельзя – вот что я ему сказала. И все. А он встал и ушел.
– Может, эта итальянка его бросила, а ты ему напомнила о ней?
– Может. Значит, он ее любит до сих пор? А что тогда со мной у него было?
Я высморкалась.
– Не реви, – попросила Кузнецова, – надо чтобы ты кого-нибудь пригласила к себе в гости.
– Приходи, – позвала я ее.
– Бестолочь, да не меня же, а мужчину.
– Это кого, например?
– Неужели все так плохо? – не поверила она.
– Хуже некуда. Если только шефа, но он останется жить, а нам этого не надо. Или надо?
– Это уж ты сама решай, что тебе надо, – дистанцировалась Светка, почувствовав, что я могу наломать дров.
То, что мне было надо, находилось на соседнем участке, в доме напротив. Кто ж знал, что мент может оказаться таким обидчивым? Неужели придется просить прощения? «Не дождешься», – заявила я соседу, глядя в бинокль на его окна.
Пашка появился в окне спальни, задернул шторы, я приготовилась зареветь, но тут раздался телефонный звонок.
Я отложила бинокль и в три прыжка оказалась у трубки, в надежде, что это звонит Егоров.
– Слушаю, – произнесла я и насторожилась.
Из трубки доносились всхлипы. Кому-то было хуже, чем мне.
– Але, слушаю, – повторила я.
– Катя, – позвал меня голос, который я не сразу узнала, – ты не могла бы ко мне приехать?
– Эля? Ты?
– Да, я. Пожалуйста, приезжай.
– Да, конечно, я приеду, скажи, что случилось?
Но Элеонора дала отбой. Я забегала по дому, собираясь на другой конец города. Оделась, забрала с собой Бильбо, рассудив, что одного его лучше не оставлять, села в машину и повернула ключ в замке. Ничего. Моя окулька не отзывалась.
– Приехали, – поняла я и пошла к соседу официально, через калитку.
Позвонила, подождала, опять позвонила. Дверь открылась, Пашка, выйдя на крыльцо, крикнул:
– Кто там?
– Соседи, – ответила я, делая независимое лицо.
Следом за Пашкой на крыльцо выскочила какая-то девица и отвратительно капризным голосом позвала:
– Паша, ты куда?
«Ах вот ты как, мент поганый!» Кровь бросилась мне в голову, и, когда Егоров открыл калитку, я сделала шаг назад и выставила вперед ладонь:
– Извини, что отвлекла.
– Кать, – Егоров схватил меня за руку, – это друг со своей женой у меня в гостях. А ты что подумала?
– Ничего я не подумала, иди к гостям. – Я тянула руку, Пашка не отпускал. По руке пошли электрические токи высокого напряжения.
– Кать! – Егоров тянул все сильнее.
– Пусти, – напряглась я и сделала попытку освободиться.
– Ну все, с меня хватит. – Пашка обхватил меня за шею так, что вырваться не было ни малейшего шанса.
– Паш, – заныла я, красная от напряжения, – мне ехать надо, а у меня окулька не заводится. Я думала, может, ты посмотришь, что там, а у тебя гости.
– Это не гости, это дружбан зашел на минутку, а тебе прямо срочно?
– Да, там что-то стряслось у моей клиентки, ну, той, чью квартиру я недавно продала, она должна была уже быть в Краснодаре, а сегодня звонит, плачет и просит, чтобы я приехала.
Пашка быстро врубился в ситуацию и без лишних слов выгнал машину из гаража.
Когда Эля открыла дверь, я не узнала ее. Из симпатичной ухоженной женщины с нежным румянцем на щеках и живыми глазами она превратилась в старушку. Под глазами набрякли мешки, как бывает только от многодневного рева, нос покраснел и припух. В глазах застыла такая тоска, что смотреть в них не было сил.
– Эля, что случилось?
– Он пропал.
– Кто пропал? – задал вопрос Павел.
– Гоша пропал.
Пашка хмыкнул:
– Как в кино, ясное море.
– Нет! – жалобно вскрикнула Элеонора. – С ним что-то случилось, правда!
– Гоша – это любимый мужчина Элеоноры, – объяснила я Егорову. – Они собираются пожениться. Эля продала квартиру, чтобы переехать к нему в Краснодар.
– Все по порядку, – велел Егоров.
Я коротко пересказала Пашке все, что знала:
– Гоша уговорил Элеонору переехать к нему в Краснодар. Эля выставила квартиру на продажу. Гоша уехал, чтобы поискать подходящее жилье в своем родном городе. Нашел отличный недорогой вариант, нужно было дать задаток, чтобы не упустить квартиру. Гоша нервничал, звонил Элеоноре, она тоже нервничала, в общем, я чуть не поседела, пока продавала ее квартиру.
Эля слушала, кивала, и, когда я замолчала, она продолжила.
Из ее сбивчивого рассказа получалось, что последний раз они говорили с Гошей, то есть с Георгием Никифоровым, шесть дней назад, на другой день после того, как мы продали наконец ее жилье. Любимый попросил не отправлять деньги на его домашний адрес, а передать со знакомым водителем автобуса. Это, объяснил Гоша, чтобы не платить проценты банку или почте за перевод. Элеонора все сделала, как просил любимый. Она съездила на автобусную станцию, нашла водителя и отдала ему деньги. Водитель был в курсе, взял сверток и обещал доставить его Гоше. После этого Гоша на связь не вышел. Уже шесть дней он молчит.
– Мне съезжать надо, квартира уже не моя, завтра я должна отдать ключи, а у него телефон вне зоны действия. – И Эля зарыдала.
– А где ваша дочь? – коротко спросил Егоров.
– У соседей наверху, – сквозь рыдания разобрала я.
Пашка встал, прошелся по комнате, выглянул в прихожую, заставленную вещами, и спросил:
– Адрес Никифорова у вас есть?
– Не-е-ет, – еще сильнее зарыдала Эля. – Его уби-и-ли!
– Проверим. Что еще вы о нем знаете?
– Он воевал в Приднестровье. Ранение есть.
– Очень хорошо. Что еще? Родные, жена?
– Нет никого. Не знаю, – простонала Эля.
– Как звали водителя, через которого вы передавали деньги?
– Не помню, кажется, Степанович, да, точно, Степаныч.
– Эля, вам с дочерью надо снять квартиру, – высказала я свое мнение.
– У меня денег нет, я все передала Гоше, – прошептала Эля и тоненько завыла, обхватив голову руками.
Егоров произнес что-то непечатное и закурил.
– Паш, здесь ребенок маленький живет, – сделала я ему замечание и только усугубила горе Элеоноры.
– Уже нет, не живет, – отозвалась она.
– Ну все, поехали, будем искать вашего Никифорова. – Хлопнув себя по коленям, Пашка поднялся.
– Прямо сейчас?
– Прямо сейчас.
– А мне что делать? – потерянно спросила Эля.
– Заканчивать это мокрое дело и одеваться, – объяснил Егоров.
Пока мы ждали Элю, Егоров прижал меня к себе и прошептал:
– Я соскучился по тебе.
– Тише, Паш, не надо. Она расстроится, если увидит нас.
Надо отдать должное Элеоноре, она собралась, пришла в себя.
Мы загрузились в Пашкину «девятку», и он повез нас куда-то, как оказалось, в районный отдел милиции.
Там Егоров предъявил удостоверение, нас провели в кабинет дежурного следователя, Элеоноре дали ручку, бумагу и предложили написать все, что произошло.
Она писала, роняла на лист слезы, размазывала их и переписывала заново. На всю процедуру ушел примерно час. Потом Элеонора составляла словесный портрет Никифорова, а я пошла в машину к Бильбо.
Была уже глубокая ночь, когда мы отвезли Элю домой.
– Как ты думаешь, с этим Никифоровым все в порядке? Или его правда убили?
– По-моему, это брачный аферист, и только такая дурочка, как Элеонора, может думать, что он ждал ее с дочкой.
– Паш, – я зажмурилась и потрясла головой, – как брачный аферист? Это же не день и не два продолжалось, она беременна от него.
– А как ты думала? Ему пришлось напрячься, у нее же ничего нет, кроме квартиры. Представляешь, как надо постараться, чтобы она ее продала?
– Вот квартира и не продавалась поэтому, – поразилась я своей догадке, – это точно, ангел-хранитель пытался ее уберечь!
– Куда ангелу-хранителю против такого беса, – мрачно бросил Егоров.
– Или психа.
– Одно другому не мешает.
– Может, его все-таки убили? – с надеждой спросила я.
– Добрая девочка.
– Мне кажется, хоронить иллюзии страшней, чем человека.
– Вот ты, значит, как? То есть ты скорее меня похоронишь, чем свои иллюзии?
– Именно.
Егоров бросил руль, наклонился ко мне и поцеловал. Я рассыпалась на мелкие части, а он уже смотрел на дорогу и скалился во весь рот.
– Паш, надо найти водителя автобуса, вдруг он знаком с Никифоровым и знает, где его искать. А если Никифоров убит, то ниточки опять-таки могут тянуться к водителю автобуса. Ведь больше никто не знал, что он везет деньги.