Я не знал, что и думать. Ноги подкашивались от волнения, мокрые от испарины руки сами собой потянулись к брошюре, но так же самопроизвольно опустились.
Я не верил в существование другой цивилизации. Теперь же доказательство ее существования было передо мной, но мне все не верилось…
С постановкой задачи я давно справился, но медлил с ее решением. Оно требовало недопустимой алогичности, а я уважал, может, даже чересчур, установившийся за тысячелетия образ мышления. В большей или меньшей мере это знакомо каждому — странное сопротивление, которое, унаследованная от сотен поколений родовая память оказывает осенившей тебя счастливой догадке и хотя бы на первых порах ухитряется бросить на нее тень. Эволюция сумела вооружить жизнь на нашей планете хорошо отмеренной дозой консерватизма, достаточной для сохранения достигнутого и в то же время дающей возможность пробиться самым ярким искоркам нового. И когда оно, это новое, завтра осуществится, его будет охранять все тот же консерватизм. И так далее… Да-да, и так далее, и каждый из нас в свое время ежедневно сталкивается с этим хитроумным изобретением эволюции — каждый из нас, принявший эстафету поколений, оказывается в рамках своей жизни на переднем крае фронта, волны цивилизации, распространяющейся во времени и пространстве…
С птичьего полета принципиальной постановки вопроса — вот с каких позиций пытался я совершенно сознательно рассмотреть свое столкновение с экстраординарным, выходящим из ряда вон экспериментом № 103, — хотя бы для того, чтобы найти оправдание своему помешательству.
Вообще-то я хорошо понимал, что задача чрезвычайно важна (черт возьми, до чего же бледные слова!) и что намеченный мною путь решения более чем оригинален. Но… все откладывал и откладывал. И вряд ли тут повинен какой-то консерватизм или раболепие перед раз и навсегда установленными нормами мышления. Просто хотелось несколько повременить с отрицательным результатом, дать немного жизни затаенной мысли „а что, если…“. А консерватизм и какие-то там нормы мышления были только шелухой, под которой скрывалась боязнь нежелательного результата. И так как всегда найдется более спешное дело, которое нужно сделать за счет чего-то другого (сложная вещь эта чистая наука!), то я все откладывал и откладывал, и так тянулось месяцами.
До сегодняшнего дня.
Проблема была настолько интересна (и не только для меня!), а я так жаждал найти ее решение наперекор всему, что готов был поплатиться уважением к самому себе. И потому, положившись на свою бесшабашность и окрестив ее дерзостью, я отказался от общепринятой логики, стал искать выход вне ее. А для оправдания в собственных глазах сдобрил все это лошадиной дозой юмора.
Я начисто отверг все каноны логики.
Почему я пошел на такой шаг? Трудный вопрос. Может, потому, что уже много поколений землян ломали себе головы — логично мыслящие головы! — и никак не могли прошибить толстую неподатливую стену, которую представлял для них вопрос: „Существует ли другой разум во Вселенной и как установить с ним контакт?“, но только оставляли за собой усеянный костьми след. Один этот факт заставляет если не отказаться от проблемы, то по крайней мере искать к ней другой подход, подступ или трамплин, даже если он начисто абсурден! Особенно, если ты уже знаешь, что абсурдность или неабсурдность чего-либо зависит от точки зрения: разве не абсурдно держаться за свою вчерашнюю относительную истину? Не говоря уже о том, что абсурд тоже имеет свои степени сравнения!
Подобного рода соображения, пусть даже откровенно фривольные, порой и в самом деле помогают, особенно в сложных случаях вроде моего.
А начал я, как говорится, шутя. Написал, что „эр от икс“ равно интегралу функции „эф от икс“ на „дэ икс“ (в знаменателе!). Из уважения к людям компетентным, удивленно пожимающим плечами, я поясню.
Под „икс“, по которому я интегрировал, я понимал ЧЕЛОВЕКА, обобщенного человека, ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ в земной цивилизации — вот такой ясный и в то же время трудный для облечения в слова смысл я вложил в переменную „икс“.
Под функцией „эр от икс“ я понимал все то, что разумно по отношению к человеку (в современной, пусть даже пока слишком антропоморфной трактовке этого понятия).
В функцию „эф от икс“ я вложил основные характеристики человеческого разума.
А как же с „дэ иксом“? Ну, да, глупо, или, мягко говоря, необычно, поскольку „дэ икс“ всегда стоит в числителе, а я поставил его в знаменатель. Я имел в виду интегрирование по тем показателям, которые имеют хоть какое-нибудь качественное отношение к переменной икс (то есть к человеку), но отнюдь не „икс“ во всех возможных его значениях. Тем самым при поисках иного разума я застраховывал себя от возможности попасть на какого-нибудь конкретного земного человека.
Надеюсь, что я не очень досаждаю своими выкладками.
Сам я смотрел на это дело как на шутку. В шутку продолжал, в шутку развивал парадоксальные методы интегрирования, нашел соответствующие алгорифмы (уже не в шутку, а чтобы освежить студенческие знания) и ввел программу в компьютер. С энтузиазмом ждал результата — хорош энтузиазм! Он спрятал голову под крыло и сидел смирнехонько, делая вид, что его вообще нет, хотя нет-нет да и выглянет из-под перышек! Да, никаким энтузиазмом и не пахло, я попросту ждал, чем все это кончится. Сама заявка на вид решения тоже была необычной и неточной. Я запросил его в форме модулирующих параметров гравитационных волн стандартного спектра. Я даже не просмотрел уравнения этих решений, настолько все это представлялось мне шуткой. Просто включил ленту гравитрона и… шутки побоку! На индикаторе засветился положительный результат, и соответствующие устройства дали сигнал к записи.
Я ожидал чего угодно, только не этого. От неожиданности я позабыл, что, в сущности, было искомым. Смешно, не правда ли? Смешно, да не совсем! Я бы сказал, страшно!
Я в самом деле испугался. Один, в мертвецкой тишине ночи, на тридцать пятом этаже пирамиды из стекла и металла я осмыслил случившееся: Я НАШЕЛ, ДА-ДА, НАШЕЛ ДРУГОЙ, НЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ РАЗУМ.
Уму непостижимо! Другой разум… Ведь это всегда была благодатнейшая тема для дебатов, и ничего больше! Если хотите, я сам прочел десятки лекций „за“ и еще столько, если не больше, „против“ возможности существования другого разума, с одинаковым успехом. Потому что и научных аргументов „за“ и „против“ примерно поровну, с некоторым креном в сторону „против“. И вдруг… Невероятно!
По традиции другой разум всегда искали где-то в глубинах Вселенной. Я же искал его повсюду. Существенная разница, не правда ли? В моей формуле был заложен призыв к любому разуму, отличному от человеческого, разумному человеческому и находящемуся где угодно. В качестве носителя я использовал всепроникающее гравитационное поле. И вот записывающие устройства справа от меня зарегистрировали ответ!..
Засмотревшись на узкий, вытянутый по всей вертикали принтера блок памяти (в последнее время мы явно перебарщиваем с дизайном!), я с каким-то странно приятным чувством вспомнил, как примерно месяц назад однажды ночью принтер целых два часа выдавал только нули, израсходовав на это больше двухсот килограммов бумаги! Коллега велел ему, покончив со всем остальным, распечатать один из участков собственной памяти, но что-то недодумал и наутро обнаружил сотни тысяч нулей и, разумеется, счет на весьма солидный штраф… И сейчас, в полной растерянности, где-то на грани сна и бодрствования, я вдруг поймал себя на нелепой мысли: хорошо бы и на этот раз оказалось неладно с принтером, а исписанные листы были, в сущности, пустыми… Или пусть бы что-нибудь случилось с расшифровкой… или чтобы сквозняком выдуло в окно брошюрку… Но и расшифровка, как назло, оказалась элементарной, компьютер справился сам, и принтер выдал текст совсем по-людски, даже сшил в брошюрку, и сквозняка не чувствовалось. Мне оставалось только взять шапку в охапку и идти куда глаза глядят. Но я и этого не мог сделать — ноги подкашивались от волнения.
Я постарался взять себя в руки и сосредоточиться. Оправившись от неожиданного шока, я начал читать.
„Читающий это послание, знай: наши намерения дружелюбны! Цивилизация у нас стабильная, хорошо организованная, и нам есть чем поделиться. Наше послание подготовлено давно. Периодически, по истечении нескольких микровременных циклов оно обновляется. Передача ведется постоянно, она будет излучаться и после возможной гибели нашей цивилизации. Когда ты будешь это читать, мы, быть может, уже перестанем существовать. Всему есть конец. Но пусть и тогда ты почерпнешь от нас пользу — и это будет доказательством наших добрых намерений…“
Я почувствовал, что мне необходимо хоть как-нибудь убедиться в том, что происходящее не сон, а чистая истина. Давным-давно сам Бертран Рассел утверждал, что когда он пишет, то вовсе не думает, что спит и все ему только снится, но никоим логическим образом не мог это доказать! А что мог сказать я, держа в руках такое послание? Сон ли это, галлюцинация, в своем ли я уме или все в мире стоит на своих местах?..
„Во-первых, как мы выглядим?
Все мы индивидуализированы. Живем ограниченное время, реализуемся в непрерывном физическом движении, оно же служит основным фактором формирования мышления у нас.
Каждый из нас представляет собой СТРУКТУРНУЮ ЕДИНИЦУ, происходит из РОДОВОГО ЦЕНТРА, а сыграв свою роль, умирает.
Конечное число структурных единиц образует ФУНКЦИОНАЛЬНУЮ ЕДИНИЦУ.
Конечное число функциональных единиц образует ЦИВИЛИЗАЦИЮ.
У нас нет локализованного центра управления. Каждая структурная единица, то есть каждый из нас, является представителем всех и всего…“
РОДОВОЙ ЦЕНТР.
СТРУКТУРНАЯ ЕДИНИЦА.
ФУНКЦИОНАЛЬНАЯ ЕДИНИЦА.
ЦИВИЛИЗАЦИЯ…
Четкие, твердые понятия и представления, которые были у меня до вчерашнего дня, расплывались, деформировались, обретая новое содержание и формы. Пол подо мной тоже как-то размяк, передавая миллиметровые колебания отливов и приливов земной поверхности, стены легонько качались от вращения Земли вокруг своей оси, я почувствовал мягкий, но властный толчок планеты, летящей по своей орбите вокруг Солнца, и гораздо менее сильное, но все же четко ощутимое движение всей Солнечной системы к далекой точке созвездия Стрельца… Ошеломленный всем этим, я не понимал, как еще ухитряюсь сохранить равновесие. Двухсантиметровая амплитуда колебания самого здания института, практически несуществующая, незаметная для человека, теперь давала о себе знать, я чувствовал, как гигантский маятник незримо раскачивается из стороны в сторону, властно отсчитывая свое бесконечное „тик-так“, рельефно и зримо, более реально, чем что бы то ни было, как пульс, внезапно забившийся в висках. Упираясь обеими руками в пульт компьютера, спиной — в ставшее необычно твердым кресло, а ногами — в какое-то эргономическое приспособление, придуманное явно для другой цели, я вглядывался в звездную черноту за окном, утыканную алмазными булавками, и в самом деле с трудом удерживал равновесие…