Тогда у Вас была меньшая пространственная сущность, то есть Вы были ребенком, и однажды, внезапно остановившись там, откуда начинается отклонение-рукав, Вы подумали, что если свернете в него, то пройдете такой же путь, но за большее время, а если пойдете прямо, то придете к цели гораздо быстрее; тут все было ясно — Вы выигрывали в пространстве за счет времени, но предлагала ли какой-либо выигрыш вторая возможность, и если да, то какой именно?
В эту минуту, можно сказать, из этих Ваших колебаний родился я; тогда же я осознал свое возникновение; один из нас сделал выбор и пошел прямо, а другой свернул в рукав, мы вышли из одной точки и встретились в одной точке — прошли разный путь, но одинаковое расстояние (помните, в земной геометрии описывается такая фигура, построение такое, — вы его называете „лист Мёбиуса“?).
Вот и все. Теперь мы оба знаем: за счет пространства Вы выиграли бы время. Ах, да… Время! Какая жалость, что двоичное восприятие и мышление человека все еще не дают ему подступиться к подлинному значению понятия, обозначенного этим великолепно кратким ожерельем звуков. Даже в состоянии чистейшей абстракции от собственных ощущений — мышления — вы неизменно и необъяснимо упускаете то, что я назвал бы „третьим слагаемым“. Для вас существуют только „да“ и „нет“ или самое большее — „да“ и „нет“ одновременно. Вы и не предполагаете, что может существовать некое переливание обеих этих возможностей в нечто другое, качественно отличное от первых двух! Конечно, на то есть серьезная причина… она, по-видимому, закодирована в самой биологической оболочке вашей сущности — вам или больно или нет, или же вам больно, когда ничего не болит (в клинических случаях, служащих объектом психиатрии); но все это в конце концов, поймите меня правильно, — движение, ограниченное поверхностью одной и той же сферы! А сердцевина, — вам это известно не хуже меня, — всегда чем-то отличается от оболочки.
Неужели вы никогда не задавались вопросом о том, почему столь многие мудрецы в качестве первоосновы всего сущего называли воду? Не потому ли, что именно вода — самое доступное и наглядное доказательство „троичности“, порожденной разницей плотности: вода-твердь, вода — жидкость, вода — облако… Постойте, меня истощило перенапряжение, я утратил концентрацию, потерял направление… сейчас… уже проходит… ну вот, я снова могу продолжать; продолжаем…
Помните притчу о рыбе, которая много лет плавала по морским глубинам в полной уверенности, что кроме них ничего не существует, что там, наверху, откуда просачивается неясный свет, мир кончается? А когда однажды ей случилось попасть на поверхность, она с изумлением увидела, что конец ее мира, в сущности, — начало другого? И с тех самых пор все рыбы смотрят удивленно? Вы хотите походить на них или попытаетесь пойти чуть дальше рыбы? Слушайте же:
Если окружающая вас красота обладает такой властью, что заставляет вас думать о существовании явлений еще более прекрасных, то каково же могущество красоты, о которой вы и не помышляете в самых дерзких своих видениях!
Если богатство чувств и разума, которым вы свидетель, внушают вам уважение и восхищение перед умом человека, то можете ли вы хотя бы на миг представить себе глубину чувств и мудрости, перед которыми ваше воображение бессильно!
Если видимые вам силы наполняют вас трепетом надежды на существование несравнимо более совершенных форм их проявления, то понимаете ли вы, насколько могущественны должны быть силы, о которых вы пока и понятия не имеете?
Слушайте, — не рассуждайте, а просто слушайте, забудьте о себе: во всем, что я сказал, слышно эхо моего собственного сигнала, попытайтесь запомнить его, только его, мысли придут позднее, не беспокойтесь! Поймите, у меня нет иного способа приобщить Вас к миру, в котором я живу, кроме как сравнить его с чем-то уже известным Вам; большинство людей устроено так, что вообще не умеет представлять себе неизвестное. А что может быть печальнее! В каких подробностях и красках мог бы я описать свое жилище, будь у Вас мой простор, а у меня — Ваши глаза! Свидетелем какой красоты, силы и мудрости я мог бы сделать Вас!
Водопад!
Приходилось ли Вам стоять перед водопадом? И если приходилось, замечали ли Вы, что там, внутри, вода течет не ровно, а будто кусками, у каждого из которых — свое движение и своя скорость? Замечали ли Вы, что даже отдельная струя, каждая капля чем-то отличается ото всех остальных? И при всем том, как это ни странно, целое ни на миг не изменяет своей сущности; увлекаемое общим движением, оно само с грохотом увлекает его в одном направлении!
Если позволите, я сравнил бы то, что Вы могли бы увидеть на моем месте, именно с такой картиной. Миры рождаются и исчезают, немеркнущая жизнь вспыхивает тут и там, — в бесчисленном множестве мест одновременно, как солнечные лучи одновременно освещают сотни и тысячи капель в каменной бездне. Большое и малое, миг и вечность, свет и тьма возникают не одно за другим и даже не одно из другого, а — лучше всего сказать — одно в другом, точно так же, как каждая капля рождается всем водопадом, а весь он — каждой своей каплей.
Но картина моего мира еще более удивительна для вас: струи этого водопада не падают вниз, не бьют вверх, не отклоняются ни направо, ни налево, но проникают всюду, прикасаются ко всему, их движение трудно постичь человеческим умом, ибо его причина — не толчок и не собственная тяжесть, оно не вызвано взаимодействием элементов или притяжением и отталкиванием полей, наоборот: оно само порождает и то, и другое, и первое, и последнее… ведь если Вы встанете достаточно близко к водопаду, то ощутите какую-то одну часть его стремительного бега кожей, другую — посредством слуха, третью — благодаря способности различать запахи, а четвертую, в виде жемчужно-прозрачной пыли, увидите глазами; но Вы не сможете сказать, какая именно из них — первопричина Вашего восторга перед всей этой прекрасной устремленностью, и какая — его следствие.
Простите мне, если я ошибаюсь; у меня нет ни кожи, ни глаз, ни какого-либо проводника к вашему миру; только высочайшая концентрации энергии все еще позволяет мне создавать послания, но контакт может прерваться в любую минуту… И потому тороплюсь сказать: человече, выйди под небо и встреть самого себя в точке пересечения двух твоих лучей; постигни собственную сущность в единстве всего сущего, всех тел и полей, всего круговорота вечности; ты заблудился на поверхности Мёбиуса — тебе и одолевать ее!
Человече…
ММПП 4-12-20-28
Душа изношена, губы искусаны, мозг пульсирует как огромный нарыв и готов лопнуть от боли… И я бы сделал это, — о, да, и все было бы уже кончено, если бы не твое письмо!
Твое письмо, несчастный! Заклятый мой друг! Как ты узнал? Как ухитрился подсунуть его в почтовый ящик именно сегодня, в этот вечер? Ведь я уже и таблетки купил… сколько можно было ждать! Считай: да, я ждал одиннадцать лет, семь месяцев и три дня… Числа-то все как на подбор, везучие, как говорят игроки… люди, играющие в игры азартные, как моя жизнь… — Яждалтебя… Небыло дня, чтобы я не заглянул в почтовый ящик, чтобы не искал в куче телеграмм, анонимок, приглашений, угроз, жалкого слюнтяйства и ничего не значащих обломков былой дружбы, судебных повесток, извещений о разделе имущества и алиментах, счетов, квитанций и прочего мусора… чтобы не проверял, не попадется ли необыкновенно тонкий, бесплотно прозрачный листок? Один-единственный, больше мне и не надо… А его все не было и не было — одиннадцать лет, семь месяцев и три дня… все не было… Поверь, дружить с тобой невыносимо трудно, от твоих темпов можно свихнуться…
Сегодня я проснулся с привкусом снотворного на губах; и не потому, что пил таблетки вчера, а потому, что хотел выпить сегодня. Сильно, адски сильно хотел! Много, адски много снотворного… чтобы выспаться раз навсегда… Купил девять пузырьков, в девяти аптеках по девяти рецептам… весь день угробил на эту операцию… Девяти мне бы хватило, но девять, — это для твоего сведения, — тоже везучее число.
Почему я это решил? Почему, почему… А почему бы и нет, скажи?
И вдруг получаю… не листок, а целых пять! Пять листков! Нелегкая тебя возьми, что мне теперь делать с девятью пузырьками снотворного?
Значит, все это время, пока я сходил с ума, ты писал? Какое там писал — творил, создавал свои пять страничек из ничего? Из пустоты, что окружает тебя? Пустоты, твое имя для которой — Время? Невероятно! И я не поверил бы тебе, если бы не откопал в разжиженном отчаянием и спиртом мозгу тот самый случай. Я его вспомнил так ясно, будто это было несколько часов, а не полвека назад… впрочем, тебе наши меры ничего не говорят! Но и ты можешь ошибаться: я расскажу, как все было на самом деле.
Тогда мы с Генчо, моим первым другом — и последним, ибо он тоже, уже не помню когда, перекинулся к бесхребетным, — шли по улице. Дело было летом, где-то около полудня, без пяти двенадцать или в пять минут первого. Мы остановились на перекрестке, и я действительно испытал странное желание пойти кружным путем (мы собирались в кондитерскую пить лимонад) и даже, кажется, предложил ему этот вариант.
— Давай пройдем переулком, — сказал я.
— Зачем? — спросил он.
Я не знал, чем объяснить свое желание; мне просто казалось интересно, что пока мы будем идти кривым переулком, чтобы попасть на ту же улицу, на ней успеет произойти куда больше событий, чем за время, которое нужно, чтобы попасть в кондитерскую прямым путем.
— Посмотрим, что получится, — сказал я. Или что-то в этом роде.
— Ничего не получится, — отрезал он. — Разве что кондитерскую закроют на обед.
Я заупрямился. Он тоже.
— Я хочу переулком!
— А я не хочу! И незачем.
— Тогда подожди меня.
— Как бы не так!
Тем временем Генчо, показывая, что не намерен уступать, уже перешел улицу, и было ясно, что еще минута — и он повернется ко мне спиной. И тогда, чтобы не ссориться, я уступил. Пошел за приятелем, как добродушная бездомная собачонка, что жила в нашем дворе, ее звали Джильда. Вот и все.